Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

Бежала она.

На следующую же ночь и бежала. Всё, как договаривались – исполнили. Провёл он её до самого тайного хода. Попрощались, да и разошлись в разные стороны. Она в дальний путь. А он на кухню дворцовую, ватрушки творожные королю на завтрак готовить.

Так он и утро встретил.

И обед спокойно прошёл.

Да только кабы люди знали, на чём их нелёгкая поймает, то до сих пор бы в раю жили, с Господом своим в мире да согласии. Лакей Тишка из нового пополнения, непутёвый да манерам необученный, не устоял, подлец, перед запахом: сунул палец в паштет печёночный. Да только в покоях царёвых глаз побольше, чем на площади рыночной. И минуты не прошло, как он оплеуху получил, форму лакейскую сдал, да в одних портках на скамье оказался, своей порции розог да назначения в солдаты дожидаться.

Только ведь что виновного наказали, то полдела сделали. А как царь на ужин паштета требует, то и нести надобно. Вот и зашёл против заведенных год назад кухаркой правил на кухню мажордом, да и обомлел: вместо стряпухи – у плиты стряпчий оказался. Ивану бы не растеряться, гостя незваного скрутить, да спрятать, а самому без шума и суеты из дворца выбраться. Оплошал он. Уж слишком со своей ролью сжился.

Как других обманешь, ежели сам в брехню не веришь?

Вот и вышло, что выскочил мажордом из кухни, как ошпаренный. Поднял тревогу во дворце. Солдаты набежали. Мельнику руки-ноги вяжут, да и к царю волокут.

Смотрит царь, а от злости лицо посинело.

– Кто ты такой? – хрипит. – Что на моей кухне делаешь? Куда мою кухарку подевал?

Связан мельник, да стоит ровно, хоть перед смертью о своей любви хочет вслух всему миру поведать, сердце своё перед лютыми муками правдой потешить.

– Мельник я, – говорит. – Целый день кушанья тебе готовлю. А о том, где кухарка твоя, да любовь моя, тебе не скажу. Потому как условились мы, что ждёт она меня до утра. Ежели не приду, она сама дальше отправится свою судьбу искать, на счастье надеяться.

А царь уже и не фиолетовый – чёрный лицом стал.

– Ты что же это, подлец, о себе думаешь? – шипит, слюною брызжет. – Да я же тебя до утра на мелкие кусочки шинковать буду. А ежели не выдашь, где она прячется, как солнце взойдёт, пожалеешь, что ночью смерть не принял…

Знает всё это мельник. Знает. Стоит себе, улыбается.

– Почему? – стонет царь. Он бы и завыл, да воздуху ему мало. Задыхается. Только ногами сучит, топнуть пытается. – Чему улыбаешься? Пытки лютые, смерть страшная…

– А тому я улыбаюсь, – весело ему Иван молвит. – Что вижу я счастье милой своей.

Уже следующим летом замуж выйдет, кучу детей народит, да все милые, здоровые, матушку свою уважить во всём готовые. И жить ей в этом счастье пятьдесят лет вот с этого самого вечера. Что мой черпак мучений рядом с её колосником счастья?..

Хотел ещё что-то мельник добавить, да только встал царь, руку скрюченную поднял, к пленнику подойти хотел. Едва полшага сделал, как подкосились ноги его, подогнулись. Упал замертво, да так и остался лежать.

Подскочил к нему люд дворцовый. С пола каменного подняли, в почивальню отнесли, лекарей кликнули. Куда там! Кто же перед душой ворота к свободе закроет, да в темницу обратно вернёт?

Умер царь.

Сердце разорвалось, собственной злости не выдержало…

***

Я чувствую, как дрожат руки, прячу их под стол и поднимаю глаза. Калима смотрит на меня напряжённо, скулы будто судорогой сведены. Виктор с Германом склонили головы, тихо сидят, к столу приникшие, будто спят. Все замерли, не шелохнутся, даже двое официантов за столиком в углу окаменели в своей неподвижности. Только у Светки плечи подрагивают. Плачет.

– Ты не тяни, – будто металлом режет тишину спокойный голос Калимы. – На меня твой гипноз не действует. Что дальше было?

Я с шумом втягиваю через нос воздух. Мука, сажа, да сладковатый запах свежей выпечки.

– Как обычно, король умер, да здравствует король, – вижу, как завозились, приходя в себя, окружающие. Один из стюардов поднялся и зажёг свет.

– Это понятно, – настаивает Калима. – С мельником что было?

– Ну, не отпускать же меня, – я пожимаю плечами. – В порядке благодарности наследник мучить, конечно, не стал. Но башку оттяпали тем же утром. Только на солнце и дали посмотреть…

– Ты же сказал, что он крепким был, – не унимается Калима. – Что же? Вот так запросто и связали?

– Запросто, – мне непонятна её настойчивость, женщины обычно другим интересуются.

– Охнуть не успел – связали.

– Максим, – это Герман проснулся, хороший он парень. – Как жить, чтобы быть не "одним из", а "тем самым"?

– "Держись прощения, побуждай к добру и отстранись от невежд".

– А Варвара и в самом деле на следующий год вышла замуж? – вот это по-женски, это Светлана моя спрашивает.

Я вижу, как они шевелятся, стряхивая с себя остатки наваждения, но сам никак не могу выйти из транса:

– По её словам – нет. Но мне-то почём знать? Как голову отсекли, совсем другая жизнь началась…

– Так это ты там был? – не может справиться с голосом Виктор, хочет сказать насмешливо, а получается плаксиво.

– А когда она тебе сказала? – кажется, опять Герман спрашивает, сметливый он у нас. Но неудачливый, никак в большие люди выбиться не может, потому и вопросы не простые.

– Лет двадцать назад…

– Ты верующий? – вступает Калима.

– Нет, я – думающий.

На мгновение повисает тишина.

– И что это значит?

– Термин "вера" неприменим к тому, кто знает. Я знаю, что Бог есть, поэтому мне нет необходимости в него "верить", но я о нём думаю…

– Ты цитируешь и Коран, и Библию. Это совместимо?

– Конечно. Ветхий Завет составлялся под руководством Господа в течение всего срока его опеки подрастающего человечества. Евангелие – это весть о рождении Сына Человеческого, и Господь счёл свои труды завершёнными. Коран – одна из попыток бессмертного коллективного разума – Господа нашего времени – объясниться со своим царством смертных…

– Это очень туманно, нельзя ли попроще?

– Нельзя, – безмятежно отвечаю спрашивающему. Кажется, кто-то из официантов храбрости набрался. – Слово – ложь. Истина прячется за пеленой слов. Она как стыдливая девственница: чем больше её домогаешься, тем больше на ней оказывается одежды. Расслабься и замолчи, умерь гордыню, ищи ответ внутри, открой душу и ты увидишь Истину во всей её наготе, и будет она твоей…

– Но кто такой Бог? Или кто такой Аллах?

– На этот вопрос каждый сам себе отвечальщик. Не можешь думать – верь. Не можешь верить – бойся.

– А если я думать не хочу, не верю и не боюсь?

– "В безопасности от хитрости Аллаха только люди, потерпевшие убыток".

– Что ещё за убыток?

– Разум, конечно. Если Аллах отнял у тебя разум, то его наказания тебе уже нечего бояться.

– Почему?

– Потому что ты уже наказан…

– А что ты можешь обо мне сказать? – решительно вмешивается Калима.

– Что ты родилась мужчиной, и очень страдаешь оттого, что все видят твою женскую оболочку.

Я физически ощущаю растущее в воздухе напряжение. На её лице не дрогнул ни один мускул, только что-то вспыхнуло в омутах её чёрных, мрачных глаз и заколебалось призрачным языком пламени. Она подняла руку, и все замерли.

– Что нас ждёт?

– Смерть.

– Что там, подо льдом? – уточняет Калима.

– Жизнь.

– Расскажи.

– Это не водоросли. Это другое. Как кораллы. Твёрдые. Только сверху вниз.

Цепляются за трещины во льду. Микроскопические поры. Живут за счёт разности температур. Как термопара. Над ними – лёд, а под ними тепло. И свет…

– Почему свет?

– Излишек энергии выделяется в виде света. – Я смеюсь и начинаю раскачиваться в такт колебаниям неверного пламени в её глазах. – Удивительно: наши растения поглощают свет, вырабатывают энергию, а излишек отражают. А подлёдные – впитывают энергию, а её излишек испускают в виде света… забавно. Только это не растения, и он твёрдый…

– Почему излишек?

– Фотосинтез, это когда свет с постоянной энергией попадающего на хлорофилл фотона даёт растениям жизнь. Хемосинтез на основе разности температур – менее устойчив. Разность температур – величина непостоянная. Если принять, что для жизни организму нужно приспособиться к минимальной разности температур, спрашивается: что делать с излишком энергии, когда сверху, на поверхности Антарктиды, температура упадёт до минус пятидесяти, а здесь, подо льдом будет выше ноля?

– И что же?

– Флуоресценция. По всему своду – яркие люстры. Смены дня и ночи нет. Есть периоды затемнения, когда наверху – потепление, и полной яркости, когда там – лютая стужа. Господи, как же он велик! И стар…

В голове начинает звенеть колокол, она вдруг разбухает, как воздушный шар. Я всё сильнее раскачиваюсь.

– Кто велик?

Это – главный вопрос, но уже нет сил отвечать.

– Оставьте его!

Кто-то кричит. Кому-то не нравятся размеры моей новой головы. Это даже смешно: огромная тыква вместо головы у лилипута. Зачем этот шум? Это Светлана. Моя женщина.