Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

– Это как?

– В том смысле, что кроме тебя никто жрать не приготовит. А так как делать "как все" не приучен, пришлось овладеть поварским делом, как искусством.

– Но кто-то же тебя учил, – не унимается Калима. – Кто-то же был рядом? Не по книжкам же ты учился…

– Конечно, конечно, – я утвердительно киваю головой, вытирая салфеткой уголки рта. – Была одна женщина…

– Вау! – вопит Герман. – Женщина! Даёшь про женщину!

– Калима, – гудит Виктор. – Он у нас не просто повар, он и рифмоплёт и ушедав.

Стихи пишет с лёту…

– Точно, – кричит Герман. – Светка у нас танцует, а Максим – поёт, сладкая парочка…

После того, как все вопросы были обсуждены, тарелки побиты, а соглашения подписаны, жёсткость и нервозность в отношениях пропали без остатка. Теперь в нашей кампании царили смех, шутки и взаимопонимание. Вот только Светлана упрямо избегает даже взгляда в мою сторону. Да Калима продолжает удивлять своей загадочностью.

Не понимаю её, не чувствую…

– "Ушедав"? – недоумевает Калима. – Прошу простить мой русский. Что значит "ушедав"?

– В том смысле, что катком по ушам, как начнёт истории рассказывать…

– А ты не перебивай, – неожиданно обрывает его Светлана. – А то не начнёт.

После такой поддержки, конечно же, уклониться от рассказа было никак нельзя.

– Это длинная и грустная история, дамы и господа, – осторожными покашливаниями я вежливо прочищаю горло. – Боюсь вас утомить…

– А ты не бойся, – успокаивает меня Калима. – Мы выносливые. Да и времени у нас: ещё двое суток перехода…

– Давай, давай, – подбадривает меня Герман.

– Когда это у тебя весёлые истории были? – посмеивается Виктор.

Светлана ничего не говорит. Но она смотрит на меня, и я вижу, как у неё блестят глаза, и ничего другого мне уже не нужно. Да и нет меня уже здесь. Весь – там…

***

Царёвой кухаркой была молодая красивая женщина. Звали её Варварой, и никакими другими талантами, кроме гладкой нежной кожи, кротостью и умением вкусно готовить, она не отличалась. Только для этой истории другие таланты без надобности.

Сейчас, когда поварское искусство, как и любое другое, поставлено на фабричную основу, трудно представить привилегированное положение человека, которому доверен желудок, а значит и здоровье первого лица в государстве. Тут тебе и отдельное помещение, и ход отдельный, чтоб значит, ошибки никакой не вышло. Это для прочих огромная кухня с целой бригадой поваров и подсобников. А для царя-батюшки одна Варвара в сторонке от всех готовила.

Конечно, царством-государством эту долину, затерянную среди высоких гор и непроходимых лесов, назвать можно было лишь с очень большой натяжкой. Тем не менее, на полях трудилось тысяч десять крестьянских душ, перевалы от гостей непрошеных охраняла сотня бойцов пограничной дружины. Да покой мещан-обывателей стерегли две сотни солдат. Они же лишали голов несчастных, кому эти самые головы не по чину высоко заносило.

И головы, что очень важно, рубили взаправду, несмотря на игрушечность державы.

Царь-батюшка, не самый умный, не самый глупый, не злой и не добрый, словом, царь как царь, – что вы, царей не видели? – был ещё не стар, но в летах, любил свою страну, любил жизнь, любил и попить, и покушать… Кухарку свою он тоже любил.

Отчего же не любить того, кто тебя вкусно кормит? Да и она не упрямилась: во-первых, власть, она и в глуши, среди гор, властью остаётся. А на красоту да молодость всякий позарится: нет у человека выше мнения о себе, чем своё собственное. Вот всяк и норовил хозяином себя показать, да мнения Варькиного не спрашивать. Но как слушок прошёл, что сам царь… ну, вы понимаете… Тут, конечно, народишко и отвалил. Служивые-то вот они, прямо на дворцовой площади топоры острят да колья густо жиром натирают. Ежели под топор не повезёт, то уж на колу покорячишься. Не до молодки будет…

И всё бы так и текло своим чередом, если бы однажды мельник не заболел. Муку пшеничную да ржаную, через серебряные сита царёвые сеяную, только он ко дворцу отвозил, да из рук в руки Варе и сдавал. А тут скрутило старика, – все мы из одного теста: с годами моложе не становимся, – срок подходит, а везти муку во дворец нет никакой возможности. Вот он и отправил сына своего старшего. Езжай, мол, Иван, ко дворцу к заднему крыльцу. Да смотри, муку кухарке из рук в руки передай. Не забудь, зовут Варей… не дай Господь злодей какой на дороге станет, да муку нашу белую из зерна отборного подменит…

– Да понял я, батя, – отмахнулся молодец, стеганул коней да и подался во дворец судьбе своей чёрной навстречу.

Что говорить? Встретились, снравились, слюбились. Да и как им не полюбить друг друга? Варвара-то во дворце кого видела, кроме старых генералов, шёлковыми платочками слюни вытирающих, да солдат, службой ушибленных. А тут молодец, косая сажень в плечах, высокий, улыбчивый, ржаным духом пропахший! А рожь золотая, она же сколько солнца до покоса в себя впитывает? Кто же перед солнцем устоит?

А у молодца что? Не так, что-ли? Он же всё больше под трёхпудовыми мешками пот собственный глотал, да пьяных возчиков материл, что вечно заторы у ворот мельницы устраивали. Где же ему красу девичью видеть? Работа каторжная, потому и доход, и почёт труду мельника немалый. Да только за день так умаешься, что вечером на девичьи посиделки в соседнее село в часе ходьбы – крепко подумаешь, прежде чем идти.

Пришла к ним любовь. Не спрашивая, пришла.

Будто аркан накинула…

Поначалу прятали свои чувства от себя, потом друг от друга. Вот только Варвара теперь всё чаще пекла, а Иван всё чаще во дворец наведывался. Пришло время, и открылись у них глаза, и была любовь, и небо в алмазах, и поняли они, что пропали. Не простит им царь этой любви. Ни ему, ни ей. Оба-то уже не дети малые.

Ясно им, что рано или поздно всё откроется. Хорошо, как поздно, а если рано?

Что делать?

Влюблённые они такие: всегда к этому вопросу приходят. Не может любовь непрошенная ни к чему другому привести, и ответ у всех одинаковый: бежать. Вот только, как?

Куда бежать – дело известное. Через перевал с купцами, а там по реке со сплавщиками. Глядишь, неделя-две, и жизнь новую, счастливую начать можно будет.

Кручинится Иван: как же любовь его из дворца-то выйдет? Но про то, как раз, Варвара утешила. Знала она ход тайный, под дворцовую стену червоточиной ползущий.

Радуется Иван, как ладно у них всё сходится: с вечера, после царёва ужина, ходом тайным Варвара из дворца выберется. За ночь до гор они доберутся. А там ещё полдня – и перевал…

Плачет Варвара, лица на ней нет: "Как же, Иванушка? Едва солнце встанет, завтрак царю положен: ватрушки с творогом. А как ватрушек не будет, то и меня хватятся.

Флажным семафором в момент по перевалам дружинникам весть эту передадут. И как подойдём мы к ним, тут нас сразу и повяжут"…

Кривится Иван. Не по душе ему это. Плаха – вот она, посреди площади. Да и кол вроде бы свободен. Только вчера горемыку сняли, двое суток бедолага маялся, умереть не мог, по доносу мытаря за трёхмесячную недоимку смерть лютую принял.

Что мытари – звери, то даже во дворце известно, но как же Ивану с Варварой со своей бедой справиться?

И решился молодец на дело неслыханное.

"Научи, – говорит он Варваре, – ремеслу своему кухарскому. Пока я во дворце царю готовить буду, ты на ту сторону гор выберешься. А я день за тебя отработаю, и за тобой вдогонку. Если запас продуктов сделаешь, чтоб из поставщиков никто не нагрянул, да челядь приучишь, чтоб посуду с едой в коридоре на столе принимали, на кухню не заглядывали, думаю, день продержусь, никто не заподозрит, что это я вместо тебя у плиты хлопочу"…

Смешным поначалу это предложение ей показалось. Виданное ли дело: мельника кухарским заморочкам обучать?

Да только брели дни за днями, всё горше ей становилось под царём стонать, о своём любимом слёзы лить. Да и молодец с лица сошёл. Не ест, не пьёт: кусок в горло не лезет, стакан мимо рта проносит.

И решилась она на его задумку.

Так у них жизнь с того дня и пошла: днём оба работают как проклятые (кухаркиной работе ведь тоже не позавидуешь: это сейчас холодильники, да электроплиты с мясорубками. Поди, попробуй царю угоди, когда кроме плиты с открытым огнём ничего у тебя нету!). А по ночам Иван ходом тайным к Варваре крался, сноровке поварской учился. Да и на любовь время выкраивали.

Год они так ото всех прятались. Год любили, учились, надеялись. И вот как-то весной, сказал ей Иван: "Пора. Нет нужды больше откладывать". И до того ей страшно стало, что сказать ему, чтоб ещё подождал, не смогла. Так горло сдавило.

А молодец, даром, что сын мельника, сила льва в нём жила: грудь колесом, лицо раскраснелось, жадно воздух глотает; дышит, надышаться не может. "Пора! – повторяет. – Не забудь сказать царю о месячных, чтоб поостыл малость. И ежели завтра начнём, даст Бог, через неделю уже мужем и женой будем. От людей прятаться перестанем. Теперь-то с нашим умением свою харчевню откроем, заживём да обживёмся, детьми обзаведёмся. А ежели кто сунется"… Стиснул он свои кулаки крепкие… ох, силён был молодец и телом и духом!