Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

• Название: Чаша ярости: Мой престол - Небо
• Автор: Артем Абрамов
• Жанр: Научная Фантастика

Он жил - и тогда его называли по-разному. Иногда - Сын Человеческий, иногда - Царь Иудейский, а иногда - и просто Учитель!

Он умер - и две тысячи лет Его именовали уже только - Спаситель.

Он вернулся - и что теперь?

Он вернулся. Вернулся в мир, где все, чему учил Он когда-то, обратилось в прямую противоположность самого себя. Вернулся в мир, где Слово Его переврано, а имя Его - оболгано.

Он вернулся. Вернулся, чтобы хотя бы попытаться исправить то, что - Именем Его - сотворили с миром люди. Вернулся - не на новое ли распятие?..

Об этом - роман "Чаша ярости", продолжение романа "Место покоя Моего".

---

Молчание повисло ощутимо. В таких случаях обычно вспоминают ангела, который куда-то тихо пролетел.

Впрочем, реакция на ангела была разной.

Падре Педро - действительно, специально не придумаешь! - мучительно покраснел, глаза его выразили неподдельное и огромное чувство вины, замешенное на чувстве стыда и чувстве негодования. Этакая гремучая смесь, не взрывающаяся, впрочем.

Крис укоризненно посмотрел на Учителя: ну да, ну, все правда, но зачем же рубить с размаху? Зачем же говорить вору, чти он вор, если тебе от него что-то нужно? Ведь выгонят сейчас, и никаких ответов никто не получит...

Мари просто улыбалась: ей-то как раз нравилась бесхитростная на вид прямота Учителя. Хотя тот, кто внутри, вел себя нервно: что-то чувствовал, что-то подозревал, но пока не понимал - что именно...

А Гонсалес ничем не показал, что гость совершил, как утверждают французы, faux pas, то есть бестактность. Он мельком глянул на падре, потом на Мари, тоже улыбнулся - еле-еле, краешками губ, - и сказал мягко, почти интимно:

– Вряд ли я могу быть вам полезен, Мессия. Боюсь, что падре кое-что недопонял... И, кстати, зачем вам эта информация, тем более - в общих чертах? В таком виде она имеется в любой книге про наркобизнес, которых за последние два столетия появилось прорва. Даже в моей библиотеке можно какие-то найти... Приказать?

– Не надо, - ответил Иешуа. - Я все же уверен, что именно вы поможете мне. Не стоит лукавить. Я знаю, кто вы, и не падре рассказал мне о том. Он просто добрый человек и считает вас тоже добрым и благородным. Он всех считает добрыми и благородными. Его право. Но мне это право не подходит. Поверьте, сеньор Гонсалес, в моих силах - усадить вас на кресло, зафиксировать на минутку и насильно считать всю нужную мне информацию. И ненужную тоже - вообще всю, которую вы накопили за жизнь! И ваши воины не сумеют мне помешать: они полежат тихонько в ваших красивых кустах в парке и в вашем красивом лесу, пока я не покину поместье. Но я не хочу насильно. Я пришел не с войной, но с миром. Я даже готов выпить с вами вина, если оно найдется в доме, - хотя Чили неподалеку, а там, я знаю, делают хорошие вина, - и поднять тост за упокой вашего отца, - он кивнул в сторону портрета, - и за здравие вашей прелестной семьи. Соглашайтесь, сеньор Гонсалес. Хотя... Я не стану лгать, утверждая, что вы совсем ничем не рискуете. Все может статься. Жизнь покажет. Но обещаю: о моих возможных действиях вы узнаете первым. Информация в обмен на информацию. Справедливо?..

Гонсалес молчал. Вышеуказанный тихий ангел летал туда-сюда, благо холл в доме хозяина был достаточен и для полетов ангелов.

– Вы смелый человек, Мессия, - сказал наконец Гонсалес. Мягкое, плюшевое, улыбчивое лицо его стало жестким и каменным, Хотя улыбка не исчезла, все еще жила на губах, но какой-то подчиненной жизнью, словно ее нищенкой, из милости пустили на этот красно-коричневый, как колумбийские Кордильеры, камень лица.

– Отнюдь нет, - не согласился Иешуа. Вот у него улыбка прямо-таки хозяйничала на лице. - Я не смелый, вы употребили неверный и обидный термин. Одобрение смелости подразумевает возможное наличие трусости, а я лишен и того и другого. Что вы можете сделать мне? Убить? Вряд ли получится: мне не страшны людские средства уничтожения себе подобных. Пытать? Во-первых, это глупо: я умею не чувствовать боли. А во-вторых, вам меня не взять. Я уйду, когда захочу, и пройду сквозь любые препоны. И сумею защитить моих друзей - это, к слову, о возможном шантаже...

– Однажды вы все-таки позволили себя убить, - сказал Гонсалес.

Они стояли друг против друга: один большой и сильный, a другой маленький, немолодой и внешне совсем не страшный. И разговор шел спокойно, на полутонах. Идиллия...

– Было, - засмеялся Иешуа. - Но вы правы: именно позволил. Для того чтобы воскреснуть и вознестись и, к сожалению, породить весь тот бардак, который вы называете Святой Церковью. Хотелось бы попытаться исправить слом в Истории. Поможете?

Он употребил термин своего учителя и Апостола - Петра, термин его Службы Времени, целью существования которой и было единственно исправление в Истории сломав. Представьте, что бросок во времени показал страшное: отец и мать... кого?.. ну, например, великого Леонардо не встретились и великий не родился. Как это изменит Историю? Трудно просчитать, легче исправить этот слом в ней, легче послать в прошлое одного из пятнадцати Мастеров Службы и сделать так, чтобы родители встретились, а Леонардо родился. Очень конкретный и точный термин - слом, а Иешуа употребил его не по отношению к факту, а вообще - к Истории в целом и к истории Церкви в частности. Он имел в виду, что она, хрупкая История, просто сломалась, когда он, Иисус Христос, вознесся и покинул землю, а неумные, неопытные, недобросовестные, наконец, ученики, начали корежить задуманное и заложенное в фундамент Христом и все городить по-своему.

Но кто бы возражал против такого употребления профессионального термина? Петра - чтобы возмутиться и поправить - рядом с Иешуа не случилось.

И Гонсалес так же понял. Сказал, усаживаясь в кожаное кресло перед камином и приглашая остальных - кресел и диванов вокруг хватало:

– Вам виднее, Мессия, но я-то, грешный, не вижу, что сломано в нашей Церкви. Она для меня нерушима и свята. В чем я смогу вам помочь? Вы хотите знать все про наркобизнес, как его называют журналисты? Но зачем вам эти знания? Чем они помогут вам?.. Ну, хорошо, я действительно имею отношение к этому бизнесу, я знаю его подробности. Но боюсь, что мы по-разному смотрим на его суть. Для вас он - преступление против людей. Для меня - просто бизнес, во-первых, и посильная помощь людям, во-вторых... Погодите, не перебивайте, я знаю, что вы хотите возразить... Да-да, помощь людям! Не всем. Всем наркотики не требуются. Они нужны слабым, боящимся, страдающим, больным. Они - мир для них. Пусть иллюзорный, пусть в итоге конечный, но до конца - счастливый и бестревожный... Вы бывали в Диснейленде?.. Не бывали... Там полно сумасшедших аттракционов, и цель едва ли не всех - напугать человека, вызвать бешеный приток адреналина в кровь, создать иллюзию того, что он, человек аттракционе, находится на грани аварии, на краю гибели. Но это всего лишь иллюзия, поскольку у каждого есть просчитанная страховка: то ли ремень безопасности, то ли решетка, закрывающая кабинку, то ли еще что-то. Бывает, конечно, что ремень рвется, а решетка откидывается на лету. Что ж, даже на аттракционах живет риск - минимальный, а все же!.. А что такое жизнь на земле? Тот же аттракцион, только страховок - никаких, и не для тела страховок - для души, и риск огромен, тем более что аттракцион под названием "Жизнь" очень стар и изношен. Сколько он существует? По Библии - шесть тысячелетий. А по Дарвину - и того больше...

– И наркотики, по-вашему, это страховка? - спросила Мари.

– Ни в коем случае! Никакой страховки нет и быть не может. Разве что деньги, но и они не спасают душу... Наркотики - это возможность для человека забыть, что он крутится на "чертовом колесе", и получить покой и тишину. В Диснейленде все просто: не хочешь крутиться - не покупай билет, сиди на лавочке, лижи мороженое. А в жизни с колеса не слезешь. И только наркотики дают человеку спасительную иллюзию покоя. Тому, естественно, дают, кто в ней нуждается...

И опять Мари вмешалась, потому что Иешуа слушал и молчал, не пытался прервать монолог хозяина.

– А то вы не вербуете все новых и новых нуждающихся...

И опять хозяин знал ответ:

– Вербуем? Ох, никого я не вербую, я слишком далек от этого, не мое это, не мое... Но кто-то там далеко от меня - да, вербует. Но ведь вас он не завербовал, а, девушка? И вот юного чернокожего сеньора - тоже. И еще миллионы и миллионы незавербованных - почему? Да потому что завербовать, как вы выражаетесь, можно только тех, кто этого хочет сам. Иначе - кто нуждается в иллюзии, как бы он того ни скрывал от себя...

– А почему дамы стоят? - вдруг спросил Иешуа. - И почему нет вина? Или его вообще нет?

– Ох, простите меня, простите, - заволновался Гонсалес. Хлопнул в ладоши. Тут же в дверях появился человек в белых штанах и просторной рубахе (форма здесь, что ли, такая?). - Мигуэль! Вино, фрукты, сок гостям - быстро... И что там у тебя с обедом?

– Все в порядке, патрон, все будет вовремя.

– Выполняй... - И к дамам, как назвал их Иешуа: - Можете присесть вместе с нами. Позвольте представить: моя жена Инее, моя дочь Соледад, а сын... - Сына давно не было. Сбежал с мороженым на свободу. - Сын еще мал, чтобы понять, кто почтил визитом наш дом, простите ему бегство...

И жена Инее, и дочь Соледад последовательно, прежде чем сесть на краешки кресел, припали губами сначала к руке Иешуа, потом - к руке Педро. Иешуа чуть заметно поморщился, Педро принял поцелуй как должное.

– Рад встретить в сердце тропического леса столь милых дам, - сказал Иешуа, и Мари с удивлением на него посмотрела: откуда он выудил такой великосветский оборот? А Иешуа уже к хозяину обратился - с похожим недоумением: - Вы не производите впечатления полуграмотного крестьянина, сменившего когда-то мотыгу на кольт. А ведь так оно и было, верно?.. Откуда способность к элоквенции, сеньор Гонсалес?