Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

• Название: Генерал Корнилов
• Автор: Николай Кузьмин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-203-01798-0

На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.

Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.

---

Следовало, не теряя времени, пользоваться добрым, ровным настроением и выкладывать причины, побудившие нарушить угрюмое затворничество строгого скрипача.

– Сико… – раздельно произнес он и помолчал, словно дегу стируя на слух странное имя. – Сико… Если мне не изменяет память, этого человечка называют еще и более определенно: «Подлец Сико». Он кто? Напомните мне, пожалуйста.

Речь шла о представителе фирмы Рено в России. Сико, торгуя автомобилями, показал себя ловким и удачливым дельцом. Во всей России лишь царская семья пользовалась авто марки «Дело-не-Бельвиль», все остальные, особенно в столицах, ездили на машинах фабрики Рено. При сделках Подлец Сико самым бессовестным образом не забывал и о собственном кармане.

Гость сообщил:

– Недавно Сико перехватил старинную коллекцию эмали у самого Горького!

– М-м… – значительно промычал хозяин, отдавая должное пронырливости агента фирмы Рено. – Но знаете, что я вам ска жу? Слушайте, слушайте. Я даю вашему Сико год-полтора такой роскошной жизни. Вы удивляетесь? Дело в том, что он замечен на ипподроме. Этот Подлец Сико ставит исключительно в двой ном ординаре! Таких расходов, мой драгоценный, не выдержит даже Ротшильд. Ваш Подлец Сико стрижет доверчивых русских баранов, он хорошо наживается на войне. Однако иссякает даже океан! Вы со мной согласны? Так что передайте вашему Горько му: пусть не расстраивается, эмаль к нему вернется. Сам же Подлец Сико и принесет… Но почему вы вдруг рассказываете мне об этом марвихере? У вас что, нет больше ничего? Вы только с этим и пришли?

Тон хозяина не предвещал ничего хорошего. Морщины на его лице обозначились жестко, властно. Веки набрякли, и голова надменно задралась. Гость принялся объяснять, что заставило его назвать фамилию автомобильного маклера. До последних дней Подлец Сико не осмеливался пренебрегать советами умных людей и проворачивал свои аферы, не мешая общему ходу дел. С ним можно было иметь дело, и с ним дела имели. Внезапно Сикословно подменили. Да вот вам… Артиллерийское ведомство, как всем известно, рвет на себе волосы по поводу хронической нехватки железнодорожных вагонов – не на чем подвозить на фронт снаряды. Что же придумал этот Подлец Сико? Сунул где надо взятку и заполучил несколько вагонов. Но что же он повез на фронт? Нет, не снаряды и даже не патроны. Представьте себе, он загрузил свои вагоны апельсинами!

Рассказчик осторожно фыркнул и подождал реакции. Хозяин невозмутимо и с утомленным видом жевал губами.

Смешавшись, гость заметил, что в русско-японскую войну царь гнал на фронт вагоны иконок. Это известно всем. Так теперь Подлец Сико вместо снарядов гонит апельсины! Неожиданно хозяин фыркнул и скосил на гостя маслянистый глаз:

– А вы уж и расстроились? Пускай себе солдатик покушает апельсинчик. Снаряд же не укусишь!

В полнейшей растерянности гость замолк. Снова невпопад! Он никак не мог привыкнуть к внезапным зигзагам мысли хозяина.

Вид гостя, застывшего в напряжении, стал раздражать хозяина. Бестолковых людей он не жаловал.

– Арончик, хотите знать, для чего солдату голова? Нет-нет, насчет носить фуражку старовато. Лучше послушайте. Солдата спрашивают: «Зачем тебе, служивый, голова?» Он руки по швам и рявкает: «А я ей ем!»

Смеха не последовало. Гость продолжал сидеть как истукан. Хозяин процедил сквозь зубы:

– Голова, мой драгоценный, дается человеку, чтобы думать. Прошу вас, не забывайте об этом.

Лицо Симановича вспыхнуло: оскорбительный намек дошел. Хозяину было привычно плевать на любые его чувства, он их никогда не замечал.

– Так… Что там у вас еще? – сварливо произнес он, обратив внимание, что гость ерзает, но уходить не собирается. – Давайте, давайте уж… Я же вижу, от вас никуда не денешься.

От его недавней словоохотливости не осталось и следа. Он снова становился желчным, грубым, нетерпеливым. Гость мысленно отсекал все незначительное (хотя уже и приготовленное для доклада) и оставлял самое важное, не терпящее отлагательства. Здесь могли быть публикации в газетах, депутатские выступления в Государственной думе и всякий раз свежие сообщения о Распутине, когда тот еще был жив. Как правило, распутинские новости гость оставлял напоследок. Он в общем-то и обязан был сюда являться, чтобы регулярно отчитываться о бесшабашной жизни этого сибирского хлыста и конокрада. Распутин, столь ловко внедренный в царскую семью, интересовал грубияна скрипача самым чрезвычайным образом. Он требовал от гостя ничего не упускать, ни о чем не умалчивать – в отношении «святогостарца» ему представлялась важной любая мелочь, пусть даже самая скабрезная. В этом он напоминал дотошного врача, старающегося не ошибиться в трудном диагнозе.

Загулы Распутина становились все безобразней и требовали немалых средств. Хозяин язвил над скупостью гостя и приказывал денег не жалеть. Казалось, возрастающие суммы трат доставляли ему истинное наслаждение.

Нет, предугадать внезапные извивы его мыслей гость давно отчаялся!

Напоследок обыкновенно следовали строгие наказы. Гость выслушивал их стоя. Он, столь развязный, ловкий, остроумный в обыкновенной жизни, здесь цепенел и старался не пропустить, не позабыть ни одного наказа. Он знал, каким безжалостным бывает гнев хозяина. Многие уже успели поплатиться жизнью. Достаточно бывало оттопыренной губы, морщин, налившихся багровой кровью, приспущенных надменных век – и человек исчезал. Всей техники расправ с неугодившими никто не знал. Пропавших вылавливали подо льдом Екатерингофского канала или Мойки, подбирали в изуродованном виде на пустынном Голодае. Всякий раз столичная полиция принималась деятельно суетиться, однако никогда и ничего не находила. Симанович, когда бывал совсем один и его одолевали мысли, допускал крамольнейшую догадку: уж не самой ли полиции это рук дело? Иначе хоть одно загадочное исчезновение да следовало бы раскрыть! Нет, ни одного… Своими опасными мыслями Симанович не делился ни с одной живой душой. Потому и оставался жить и энергично, словно заведенный, бегать по столице. Сколько времени ему еще отпущено? Когда вот этот раздражительный, болезненно рыхлый старик с огромным животом вдруг посчитает, что Симанович успел обременить себя излишними секретами и стал опасен? Это еще счатье, если его попросту «сдадут» в тюрьму, под арест, как поступили с Митькой Рубинштейном и с Манасевичем-Мануйловым. А если вдруг… на Голодай?!

Знать много вредно, очень вредно. Впрочем, разве не сказано в Книге книг: «Знания умножают скорбь»? Симанович очень опасался своих знаний. Он их не добывал, не добивался, они обременяли его сами. Нельзя же жить с вечно закрытыми глазами. И не такой уж он тупой и непонятливый. Напрасно так оскорбительно язвит хозяин. Голова у него вовсе не для еды, как у того солдата. Он, например, узнал такое, о чем боялся думать даже в полном одиночестве: тут уж безжалостной расправы не избежать. Он вызнал, вычислил, а затем и убедился, кто был тот человек, что несколько раз украдкой пробирался в этот вертеп с черного хода через зловонный темный двор.

Больше всего на свете Симанович страшился именно этого своего открытия. Угораздило же его! Порой он представлял, какэтот человек крался поздней ночью через захламленный двор «Виллы Родэ» и содрогался, будто, вдруг обернувшись, узнавал, что его страшное инкогнито раскрыто. Риск этих внезапных посещений бывал огромен. Однако приходилось рисковать – подпирало само развитие событий. Как правило, каждое такое посещение вызывало резкий поворот во всем происходившем. В первый раз слетел со своего поста Верховного главнокомандующего великий князь Николай Николаевич, затем вдруг исчез и был отыскан подо льдом Распутин, а совсем недавно, во время февральской конференции союзников, пришлось рискнуть из-за приезда лорда Мильнера. Итог? Немедленно произошли события 26 февраля, а всего через два дня Николай II, загнанный в Псков и там попавший в руки генерала Рузского, безропотно подписал отречение от трона.

Неожиданное убийство Распутина и столь же неожиданное отречение царя подали Симановичу надежду на избавление от своей опасной службы, а следовательно, и от постоянных страхов за собственную жизнь. Наоборот! Начиная с февраля… нет, даже раньше, с тех пор как стало известно о приезде лорда Мильнера, обязанностей у Симановича стало гораздо больше. Если прежде он главным образом обслуживал Распутина, то ныне от постоянно возрастающих забот в пору было потерять рассудок. И никакого роздыха в делах не виделось. Самое невыносимое заключалось в том, что требовалась постоянная готовность действовать, а на любой шаг необходимо было разрешение, – отсюда вот эти участившиеся посещения «Виллы Родэ», невыносимо унизительные, горькие. Все невпопад… Не знаешь, как и угодить. Кошмар какой-то… Скорей бы уж… Невмоготу!

В день царского отречения ресторан «Виллы Родэ» был переполнен с того часа, когда вышли утренние газеты. Огромный город словно сошел с ума от радости. Свершилось! Сдвигались столики. Люди совершенно незнакомые обнимались и по старинному, крест-накрест, целовались. Пальба пробок в потолок напоминала неукротимый праздничный салют.