Семен Бронин - История моей матери

• Название: История моей матери
• Автор: Семен Бронин
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Знаю. Только этим и занимаюсь.

- За счет других! Революционер чертов! Коммунист проклятый!

- Я не коммунист. Ты меня не обижай.

- А кто ж ты есть?

- Я сам по себе. Маркса, правда, иной раз почитываю.- Он повернулся к дочери, посчитав разговор с женой законченным.- Что верно - так это то, что не нужно нашему брату обременять себя семьею. Не выходи замуж, Рене. Пока впритык не припрет. У меня, например, это не получилось. Сколько ни пробовал, все боком выходит.- Это была запоздалая месть Люсетте.

- И кто виноват в этом? - спросила жена.

- Кто? Я, конечно,- отвечал по обязанности тот, совсем в этом не уверенный. Люсетта поглядела на него, будто в первый раз увидела.

- Вот поэтому тебя в семье твоей и видеть не хотят! - выругалась она.-Не знают, чего от тебя ждать. Того гляди, приведешь в дом какого-нибудь головореза!..

Семья Робера, действительно, не то что бы окончательно порвала отношения с ним, но не звала к себе и комнату его, пока что бы временно, отдала няньке, нанятой для сына Андре и Сюзанны. Робер приходил туда лишь на празднование дня рождения матери: святой день для всего семейства. Он был как отрезанный ломоть - с этим смирились и с Робером мысленно простились. Французы суше и решительнее русских: они долго и упорно помогают попавшему в беду родственнику - но только до тех пор, пока не выяснится, что он сам ничего предпринимать не хочет, напротив, упорствует в своем бедственном, на их взгляд, положении и чувствует себя в нем как рыба в воде. Тогда о нем забывают и вычеркивают его из памяти: даже мать Робера, которой, по российским представлениям, следовало печься о сыне до гробовой доски, вела себя так же. Вслед за Робером забыли и о Рене. Яблоко от яблони недалеко падает, и грехи отцов ложатся на детей - что бы по этому поводу ни говорили и ни думали все либералы и гуманисты мира.

Робер обиделся. Дом до сих пор был его слабым местом.

- С чего ты взяла?

- Как - с чего?! Твоя дочь родная - а ты ее черт знает куда толкаешь! Не ходи, Рене, в этот гадюшник! Я туда ни ногой - там какие-то сомнительные личности околачиваются!..- И не находя слов, чтоб излить чувства, ругнулась несколько раз подряд, будто одного было недостаточно: - Merde! Merde! Merde!

Именно в разгар этой брани и пришли гости - те, что договаривались с отцом о встрече: высокий в рабочем комбинезоне парень лет тридцати, на вид деловитый и сосредоточенный, и другой, помоложе: невысокий крепыш лет двадцати пяти, живой как ртуть, бойкий и улыбчивый - хотя внешность, говорят, обманчива. Одеты они были самым обыденным и непритязательным образом, а вели себя так, будто пришли не из-за Рене, а к отцу по своим делам: не заговаривали с ней, а лишь незаметно к ней присматривались.

- Мы не опоздали? - Крепыш сверился с часами: несмотря на кажущуюся беспечность, он отличался пунктуальностью и жил по часам.

- Нет,- успокоил его Робер.- Рене пришла по-родственному, раньше времени.

- Пойдем в бюро? - Гость покосился на Люсетту, чью ругань слышал еще с лестницы: сейчас она насторожилась и глядела во все глаза, будто в дом вошли как раз те головорезы, появление которых она предсказывала.

- Пойдем, конечно. Дела в бюро делаются, а не дома.- И Люсетта только головой мотнула, не зная, как еще выразить свое негодование: несмотря на все опасения, ей хотелось послушать, о чем будет говориться.

Крепыш, угадав причину семейного скандала (что нетрудно, поскольку она почти везде одна и та же), стал втолковывать Роберу, не упуская из виду Рене:

- Слушай, надо бы тебе какие-нибудь деньги у нас брать. Без денег капитализм не работает. Мы у тебя время отнимаем.

- Да мне все равно делать нечего,- снисходительно возразил тот, после чего Люсетта разве что на стену не полезла от обуявшей ее злости.- Не старайтесь, ребята. Для меня это вопрос принципа. Я не хочу ни от кого зависеть.

- Но мы-то от тебя зависим! Кто платит за эту хату? Я слышал, ваши перестали?

- Вроде так,- признал Робер.

- Значит, ты хозяин заведения. Частное профсоюзное бюро. Бывают же частные детективы? А ты частный профсоюзный работник. Бери гонорары. Поэтому тебя и не считают у нас своим - раз денег не берешь. Работаешь - и все даром,- и посмотрел на Люсетту, призывая ее в союзницы, но она не клюнула на эту удочку - только вспылила еще больше, негодуя и на Робера, и на его лицемеров-подельников.

- Я на вас и не работаю,- сказал Робер.

- А что ты делаешь? Бери деньги, говорят.

- Подумаю,- сказал тот: чтоб он отвязался.- Познакомься лучше с моей дочкой. Ее Рене звать. В лицее учится. А это Андре и Шая.- Шая был тот ловкач, что всучивал отцу деньги, зная наперед, что он не возьмет их.

- Она у тебя в лицее учится, а ты денег не берешь? С такой дочкой? Бери, Рене, в свои руки предприятие. Отец твой прогорит в два счета при таком ведении дела... Значит, это и есть твоя дочь, Робер?

- Она и есть,- сказал отец.- Не только в лицее учится, но еще и секретарь комсомола девятого района.- Шая уставился на Рене с любопытством.-А недавно листовки на колониальной выставке разбросала.- Он явно хвастался геройствами дочери.

- Не я одна,- возразила Рене, движимая чувством справедливости.

Шая еще раз присмотрелся к ней.

- Эту историю я слышал. Как разбросали?

- Через крышу.

- И это в газетах было. Потом кто-то по вашим следам прошел. Но наверх-то как попали?

- Тоже по крышам.

- Это понятно. Не на дирижабле же. На крышах половина дел в Париже делается. Прыгали с одной на другую?

- Там доски были заранее заготовлены.

- Досточки! Моя мечта! У меня такого комфорта никогда не было. А как на первую крышу прошли? Там же консьержка обычно сидит? Надо зубы заговаривать: труба, мол, наверху засорилась или еще что...

- Дом не был заселен. На ремонте.

- Тогда я пас. Это ловко. Заранее все обошли. Мои поздравления. Покажешь мне потом этот дом - может, пригодится...

- Листовки разбрасывать?

- Нет, что похуже! - Шая засмеялся, Рене подумала вдруг, что он домушник, но поглядев на него, отвергла это предположение. Тот повернулся к товарищу: - Нам, Андре, надо переговорить. Об этой последней почте,- и махнул конвертом, который вытащил, как фокусник, из кармана. - Я с Жаком говорил, он ничего про это не знает. Надо ехать,- и исподтишка глянул на Рене.- При ней можно? - спросил он отца.

- Думаю, можно.

- В общем, поезжай,- сказал он Андре.- Я тебе сейчас гроши выдам.

- Все вдвое,- сказал тот.- На два билета.

- А это зачем?

- Пусть Рене посмотрит, как это делается. И мне хорошо - для прикрытия.

Рене опешила, оглянулась на отца, но тот нарочно глядел в сторону. Впрочем, Рене была не против путешествия. Она любила ездить по стране, но это редко ей удавалось. Она спросила, куда они собрались.

- В Бретань.- Шая помешкал, разыгрывая нерешительность.- О ней, Андре, разговору не было. Надо Жака спросить. Я понимаю, тебе не терпится,- не без зависти и не без яду в голосе заметил он.- Но без Жака пока отставим.

- Значит, поездка откладывается,- объявил Рене будущий попутчик и улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.- Но думаю, ненадолго...

В Бретань поехали через пару дней. Стоял по-летнему теплый солнечный день. Поезд шел до Сен-Бриека. Они приехали туда в послеобеденное время. Андре решил задержаться в городе, прежде чем ехать к месту назначения.

- Лучше здесь обождать,- объяснил он,- чем торчать там у всех на виду. Чем меньше место, тем в нем больше любопытных.

Они сели в привокзальном кафе. Андре заказал пиво с креветками.

- У меня с деньгами туго,- честно предупредила она его.

Он широко улыбнулся.

- Еще чего? "Юманите" платит. Поэтому, наверно, и прогорели.

- А при чем здесь "Юманите"?

- Мы же с тобой по письму рабкора едем. Не знаешь, кто такие рабкоры?..- Рене не знала.- Что ж ты знаешь тогда? Плохо газеты читаешь.

Ее не в первый раз упрекали в этом. Все, кто так или иначе был связан с партией, считал своим долгом, неукоснительной обязанностью и едва не удовольствием читать ежедневный орган Компартии - ей же он казался пресным и похожим на церковные книги: прочтешь строку и знаешь, что будет дальше. Но она, конечно, никому об этом не говорила. Принесли пиво.

- Любишь? - спросил Андре, сдувая пену.- Я обожаю. Шая только не хочет его в счет включать. Хороший парень, но этого я в нем не понимаю. Вина еще, говорит, закажи. Чтоб во Франции жить и вина в обед не пить!

- А почему его зовут так странно?

- Шая? Потому что еврей. Исайя по-нашему. А он настаивает, чтоб его Шаей звали. Знаешь, кто такие евреи?

- Знаю, в Библии были.

- Почему только в Библии? До сих пор живут и здравствуют. У них способность к языкам обалденная. Ты по-иностранному можешь?

- Могу. По-немецки прилично говорю и по-испански.

- Откуда?! - изумился он.

- В школе учили. Надо было уроки делать.

- То-то я не знаю ни шиша. Уроков никогда не делал... А я уж решил, ты иностранка. Шая из Польши, кажется. Или Галиции. Где Галиция - не знаешь?