Илья Носырев - Карта мира

• Название: Карта мира
• Автор: Илья Носырев
• Издательство: ФОРУМ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-91134-018-6

Что за время на дворе? Законы физики отменены, вместо них на Земле действуют законы волшебства. Только заглянув в календарь, можно понять: век на дворе-то уже тридцатый… Мужичье жжет ведьм, засиживающихся до поздней ночи в Интернете. Поэты сравнивают свои душевные терзания с ошибками на жестком диске. Эстет-маркиз, большой поклонник де Сада, по ночам превращается в анатомически отвратительное чудовище и опустошает собственную деревню. Ожившие мертвецы ведут классовую борьбу, а правительство призывает относиться к нежити по возможности политкорректно!

Рыцарь Рональд и монах Иегуда, прозванный Слепцом за дар теплового зрения, должны продраться сквозь фэнтезийный абсурд, который на поверку оказывается… абсурдом современной жизни. «Нам не понять этих людей: они мыслили ограниченными категориями своего жестокого XXI века», — вздыхает монах.

«Алиса в стране чудес», написанная историком, — страшная… и страшно комичная.

---

— А жертвы? — воскликнул Рональд. — они же теперь поубивают восставших!

— Восставших я предупредил через Мишеля, они ушли в леса, кроме тех несчастных, которые были захвачены во время осады замка. А основная масса крестьян вернется домой. Пыткам их, конечно, подвергнут, а кое-кого, возможно, и повесят — но не думаю, что слишком многих. Вся сложность в том, что класс-паразит, к коему мы с тобой имеем честь относиться, зависим от эксплуатируемого класса. Потому-то и невыгодно убивать крестьян — так, попугать для острастки, а дальше все будет развиваться, как Господь решит в премудрости своей. Мертвецы же получат шесть футов земли, крест и заупокойную молитву.

Рональд развел руками — но ничего не сказал. Трудно было что-то утверждать или опровергать в столь запутанных ситуациях, где взаимодействуют сотни факторов, около половины из которых еще даже на сцену не являлись.

— А ты и правда думал, что атака на замок произошла из-за смерти леди Роксаны? Полифем давно его готовил, а маркиз давно о ней знал. Чистой воды совпадение… и лучше бы его не было. — Иегуд а вздохнул. — Сэр Альфонс, дурень, согласился на появление римских войск и даже подпись свою поставил на совместном письме к Арьесу. Имбецил… Я, правда, тоже хорош: из упрямства и веры в мощь своей идиотской дедукции не хотел верить в то, что о нем рассказывают… Словом, дурак отомстил дураку. Ничего, с маркизом мы еще поквитаемся, я против него инквизицию восстановил, а от нее он едва ли уйдет.

— Мишель обещал мне показать, где Муравейник… — словно механический соловей, повторил Рональд. Весь мир и даже его собственное тело — все вдруг стало таким чужим, словно во сне.

— Только где он теперь, этот Мишель? — скорбно протянул Иегуда, и в этот самый момент на плечо ему легла легкая рука.

Иегуда отпрянул в сторону, всматриваясь в воздух вокруг себя. Рональд увидел черный клобук монаха, а под ним — сухие, точно сделанные из пожелтевшей старой бумаги, губы.

— Обещание остается в силе, — сказал Мишель. — Следуйте за мной и не подавайте виду, что я — это я.

Они вскочили на коней, миновали лужайку перед замком, на которой крестьяне разбирали деревянные трибуны, и углубились в тот самый лес, где Рональд некогда разговаривал с человеко-птицами. Проскакали почти целую милю и остановились. Мишель пронзительно свистнул — и из-под коряги появился Полифем.

— Дело было, конечно, нечисто, — сурово и безрадостно произнес он. — И плеть тяперя по твоей спине плачет, безглазый… Но противу обыкновения, убивать никого не буду. Причины — объясню позже…

И криво усмехнулся. Иегуда, чью недавнюю фразу только что процитировали, промолчал.

— Пойдете с нами, — рассудил Полифем. — Муравейник мы вам покажем, не боитесь. Эх, едрен корень, была б моя воля, я б тебя, слепня, посадил бы на другой муравейник, настоящий, голою задницей — чтоб ты знал, как люди давеча на пытках терзались…

Иегуда зевнул, прикрывая рот рукой. Полифем яростно блеснул глазом — и гаркнул:

— Вылазьте! Ща в путь пустимся!

Из- под той же самой коряги, откуда он явился минуту назад, стали выходить люди — черными, грязными и рваными привидениями: матери с детьми на руках, мужчины с саблями на боку, старики, передвигавшиеся почти на четвереньках.

— Землянки нас не укроют, — буркнул Полифем. — Монахи и сюда доберутся, будьте уверены. Надо уходить к Муравейнику. Там наших много. Переждем месяцок, с силами соберемся — и назад.

— А как же предков гробы? — заохал старичок со слезящимися глазами.

— Кончай ваньку валять! — плюнул Полифем. — Гробы предков! Да предки твои в Муравейнике опять — их как спалили вчера — так они обратно и вернулись…

— Тогда, батюшка, пожалуй что и впрямь в путь пора, — вздохнул старик. — Времена нонче такие, что мертвяки по белу свету шастают, а живым негде спрятаться.

— Вот и правильно, — одобрил Полифем. — Ну, орлы, лететь время пришло.

Крестьяне были готовы к дальней дороге — тем более что из вещей у них были лишь лохмотья да оружие, новенькое, блестящее, странно дисгармонирующее с их внешним видом. Они потянулись гуськом, двигаясь спешно, шумно вздыхая и жалуясь вполголоса на судьбу. Это была вся деревня: Новые Убиты искали новую родину.

Пекло солнце. Рональд и Иегуда, верхом на неторопливых конях, замыкали скорбную процессию.

И день прошел в треске сучьев в дремучем лесу; и второй — в крике ворон над чернотой верхушек крон; и третий — в поисках верных троп; и четвертый — в огненной жаре, спящей в траве лугов.

Крестьяне не жаловались: видимо, ко всему были привычны. Полифем, по обыкновению, сквернословил и ехидно комментировал движение своего отряда:

— Иноходью, ребята, иноходью шагаете!

Рональд отмечал, что чувствует себя не совсем обычно. К горлу подступала тошнота, а потом он вдруг начинал слышать какую-то музыку. Это было так странно, так недобро. То он вдруг вглядывался в кусты со звериным любопытством и звериным же страхом. Тревога растекалась по его телу, словно яд — иногда ему казалось, что он тоже выворачивается наизнанку, как давеча маркиз, но не телесно, а духовно — заглядывает внутрь себя и видит там чудовище.

То ему вдруг делалось стыдно и неловко, точно он был голым: хотелось спрятаться, укрыться от взора людей, его окружавших. Что с ним творилось, Рональд объяснить не мог. Должно быть, это было следствие усталости, возможно, отголосок того странного превращения, случившегося с миром в его глазах, тогда, пять дней назад, во время поединка с маркизом… Он наклонял голову и пытался не сойти с ума.

— Что с тобой такое? — недоумевал Иегуда, видя усталость, безобразившую лицо его друга. — Потерпи немного, до Муравейника совсем немного. Полифем говорит, еще дня три пути, не больше.

Рональд кивал и натужно улыбался. Музыка звенела в его ушах серебряными скрипками.

Это случилось вечером пятого дня. Рональд отправился на разведку вместе с дюжиной крестьян. Поблизости должен был быть ориентир — старый охотничий домик маркизов Бракксгаузентруппов. Они увидели его еще издали — серое здание, словно втянувшее плечи, чтобы казаться менее заметным среди росших окрест деревьев.

С близкого расстояния оно выглядело симпатичнее: веселая вычурность, кружева розеток.

Крестьяне разбрелись по двору, ища, чем здесь можно поживиться — а он вдруг почувствовал себя настолько плохо, что присел на бревно и прислонился к стене.

И тут он увидел маркиза. Был ли то настоящий Альфонс Бракксгаузентрупп или только видение, явившееся в его горящее сознание без стука, он не мог сообразить. Маркиз был в той же батистовой рубахе — и это говорило в пользу галлюцинации; однако улыбался он так же мерзко, как реальный маркиз.

— Ну, — нетерпеливо произнес маркиз.

Рональд поежился: крестьяне, бродящие вокруг, плыли и менялись на глазах. Он видел теперь их настоящий облик: белые, безволосые твари — ни когтей, ни зубов. Хорошая добыча.

— Сцена восьмая! — крикнул маркиз. — Те же без Рональда и Зверь из бездны!

Ярость затуманила мозг Рональда, слепая ярость. Ему хотелось броситься на маркиза и перегрызть ему глотку. Ярость росла и крепла, и Рональд не мог уже ее сдерживать. Из его груди поднимался неведомый, неизреченный звук. Он открыл рот и… взвыл, громко, злобно, по-звериному.

Все люди, бродившие вокруг, одновременно повернулись к нему. На лицах их застыло недоумение.

Он ничего не понимал, но чувствовал ненависть к этим людям, что уставились на него, как на заморское чудище. Ненависть была подобна пламени, охватившему все его тело; чувствуя страшный зуд в самой своей крови, он бросил меч и прыгнул через весь двор на одного из этих людей. Движение это было по-животному быстрым и точным, человек даже вскрикнуть не успел, когда Рональд вцепился зубами ему в горло, а руками стал рвать свою жертву.

И он понял, наконец, что желание заорать и кинуться крушить все вокруг, которое являлось к нему периодически, но никогда не могло выйти за рамки навязанных обществом представлений о приличиях, тесных, как костюм не по размеру, вдруг оказалось совершенно свободным, словно злая собака, спущенная наконец с цепи.

Люди засуетились, что-то закричали. Слов их Рональд понять не мог, но ощутил, что они не просто боятся его, но еще и рассчитывают его поймать.

В этой погоне была какая-то музыка, целая симфония звуков и красок, мелькавших в его голове. Рукой он бил по спинам разбегавшихся от него людей, извлекая дивные аккорды.

Но тут кровь на его пальцах вдруг потеряла сладость. Перед ним стоял Иегуда и смотрел ему в лицо гневно, но без страха.

— Что со мной произошло? — спросил Рональд, с удивлением разглядывая ладони. — Я озверел?

— Проклятый сэр Альфонс! — выругался Иегуда. — Змея из змей! Он намеренно заразил тебя бестианкой!

— Что это?… — Рональд оглянулся вокруг.

Люди боялись его, жались по углам. На теле у многих были видны кровавые следы, словно от звериных когтей.