Илья Носырев - Карта мира

• Название: Карта мира
• Автор: Илья Носырев
• Издательство: ФОРУМ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-91134-018-6

Что за время на дворе? Законы физики отменены, вместо них на Земле действуют законы волшебства. Только заглянув в календарь, можно понять: век на дворе-то уже тридцатый… Мужичье жжет ведьм, засиживающихся до поздней ночи в Интернете. Поэты сравнивают свои душевные терзания с ошибками на жестком диске. Эстет-маркиз, большой поклонник де Сада, по ночам превращается в анатомически отвратительное чудовище и опустошает собственную деревню. Ожившие мертвецы ведут классовую борьбу, а правительство призывает относиться к нежити по возможности политкорректно!

Рыцарь Рональд и монах Иегуда, прозванный Слепцом за дар теплового зрения, должны продраться сквозь фэнтезийный абсурд, который на поверку оказывается… абсурдом современной жизни. «Нам не понять этих людей: они мыслили ограниченными категориями своего жестокого XXI века», — вздыхает монах.

«Алиса в стране чудес», написанная историком, — страшная… и страшно комичная.

---

— А ведь и впрямь были бы благочестивы, если бы подражали воробьям и сорокам! Господь наш Иисус Христос приводил в пример нам, людям, небесных пташек:

«Взгляните на птиц небесных: не лают, не кусают, а в дом не пускают»…

— «Ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их», — прошептал Рональд.

— Да уймитесь вы наконец! — огрызнулся папа, и рыцарь умолк. Каликст попытался поймать за хвост ускользающую мысль:

— С птицами также беседовал великий святой Франциск Сосискин…

— Франциск Ассизский! — не выдержал Рональд.

— Вы что, на мое место метите?! — зловеще прошипел папа, бледнея и зеленея одновременно.

— Прошу простить, — поспешно произнес Рональд и ретировался.

— Так горели те, кого уже не раз хоронили, — злобно пояснил папа. — Но близится час, когда должны вкусить смерти вкус те, кто его еще не пробовал! Не я судил этих еретиков, но Церковь! Но я отверзаю им уста и собираюсь выслушать доводы защиты тех, для кого мы еще не избрали меру наказания. Вот хотя бы вы, как вас там…

— Шамиль Босяк, — услужливо подсказал монах, в то время как Шамиль бился головой о доски под ногами папы.

— Странно, что вы, плененный бароном Лукасом Бракксгаузентруппом, обращенный им же в христианство и проживший в истинной вере более пятнадцати лет сарацин, могли отпасть от Церкви и начать веровать в обезьяну, как о том сообщил ваш добрый сеньор Лукас.

— Ничего, ничего об этом не знаю… — завывал Шамиль, корчась в ногах.

— Не знаете о чем? — сладко спросил Каликст. — О том, что верить в происхождение человека от обезьяны — страшный грех, поскольку человек, который так поступает, отрицает книгу Бытие?

— Я не верил… в обезьяну… — бормотал Шамиль. — Лукас все выдумал… не знаю, зачем…

— Выдумал? — фальцетом воскликнул папа. — А отчего же ты не заявил, что твой сеньор все выдумал, когда ученые монахи ломали тебе руки или пропускали под колесом?

— По недостатку просвещения… Прошу простить… — Шамиль явно решил поменять тактику.

— С радостью прощаю и возвращаю тебя в лоно Церкви, любимый сын! — воскликнул папа, подошел к Шамилю, поднял его с земли, обнял и поцеловал. — Иди и очистись огнем!

Шамиль, не вполне осознавший значение последних слов, благодушно отдался в руки монахов, уведших его прочь.

Каликст поднял палец.

— Крестьяне непросвещенны, а непросвещенность — орудие дьявола, который всегда ходит рядом, коль скоро вы не держите свои светильники зажженными, — наставительно сказал Каликст. — Однако к неспросвещенности нужно относиться отчасти снисходительно — ибо темные люди подобны детям, а детей заповедано любить и всячески им уподобляться. И куда как менее заслуживает оправдания впадение в ересь и богопротивные помыслы о равенстве всех живущих человека благородного происхождения!

Вы не ослышались! Благородного! Ибо предводительствовал мятежом не только выродок крестьянского сословия Полифем, но и отпрыск одного из древнейших родов нашей империи — Гнидарь фон Бракксгазентрупп! Подведите под мои очи этого человека, чтобы я увидел, как низко могут пасть дети Адама, утратив истинную веру и подменив ее бесплодным рукоблудием книжного разума!

Маркиз сделал лицемерно-скорбную мину, глядя, как сына его выводят в кандалах на площадь. Гнидарь был в свежей батистовой рубашке, с чистыми волосами — дворянина Церковь не решилась показать народу иначе. Казнь его будет особой — ему отрубят голову: ни паршивая петля не коснется его шеи, ни грубый молоток не. разобьет его благородного черепа. Рональд даже облегченно вздохнул, осознав, что и его, в самом худшем случае, ждет эта весьма достойная смерть.

— Вы, Гнидарь фон Бракксгаузентрупп, обвиняетесь в том, что возглавили бунт в деревне Новые Убиты, перекинувшийся затем на окрестные деревни; призывали к свержению сеньоров и ликвидации сословий; совращали честных христиан с пути истинного, уверяя их, что мертвецы — такие же люди, как и они сами; потворствовали кровавому разбойнику, а именно так называемому «батьке Полифему»; не уважали своего отца, маркиза Альфонса Бракксгаузентруппа и даже пытались его убить… я мог бы зачитывать список обвинений семь дней и семь ночей — но есть ли в этом смысл, если каждого из них достаточно, чтобы казнить вас? Признаете ли вы свою вину? Раскаиваетесь ли в содеянном?

Гнидарь поднял красивое лицо и с презрением посмотрел на толпу.

— Жалкий, недостойный сброд, — произнес он. — Вам недолго осталось поганить эту землю своими бессмысленными установлениями. Революция, которая сметет два первых сословия, как мусор, в который превратились глиняные ноги колосса, не за горами. Страшитесь ее! ибо вам больше ничего не остается делать, как только страшиться.

И он вновь опустил изможденно-красивое лицо.

— Ну что ж, — сказал Каликст. — Вы все слышали эту недолгую выспренную речь. Нужны ли какие-либо доводы обвинения? Я думаю, что нет. Отдаю должное храбрости этого молодого человека и риторическому искусству, коим он превосходно владеет, и высказываю искреннюю жалость, что эти добрые качества не нашли лучшего применения. Гнидарь фон Бракксгаузентрупп приговаривается к смертной казни чрез усекновение головы.

По толпе прошел жалостливый вздох: то явно были крестьянки.

— «Ишь смазливый мальчонка какой», — озвучил Иегуда. — «Чай, и бабы не шчупал».

Рональд поневоле усмехнулся.

— Скажу честно: я рад, что вы так быстро признали свою вину, — продолжал папа благодушно. — Как знать, в других условиях вы могли бы быть героем — например, если бы выказали такую же стойкость при дворе турецкого султана, будучи призываемым отречься от христианства. Однако стойкость необходимо уважать и при тех глупых обстоятельствах, при которых вы ее проявляете — и я ее уважаю. Можете даже высказать последнее желание. Уж не знаю, будем ли мы его исполнять — но отчего бы и не высказать…

— Я хотел бы сделать это при помощи стихотворения, — гордо сказал Гнидарь, поднимая очи.

— Мы только «за», — кивнул папа.

Гнидарь встряхнул гордой головой, отчего волосы его картинно рассыпались по плечам, повернулся к своему отцу (тот такого жеста явно не ожидал и едва не поперхнулся) и начал:

Я не был праведен, о да,
Не каюсь в этом я,
И если падает звезда,
Пусть прямо на меня!

Я был хитер, я был жесток,
С главой, как пень, пустой.
Но всяк сверчок — на свой шесток,
А мой шесток — шестой.

Не первый он, увы, увы,
Бывает в жизни так,
Да, судьи, праведны все вы:
Пусть грудь моя в кустах,

А голова в Крестах торчат —
Не вы тому виной.
Но ты отец, кем я зачат,
Иди на смерть за мной.

Я был рожден тобой, тобой,
Свидетель я греха.
Когда пойдешь ты на убой,
Не засмеюсь: «Ха-ха».

Гнидарь тяжело вздохнул и продолжал при изменившемся ритме стиха (маркиз ерзал на месте, ногти его царапали подлокотники кресла):

Ведь вместе мы пойдем на смерть —
Где смеха тут надыбать?
Ты математик был — измерь
Теперь спиною дыбу.

Я помню — все-то ты считал
И вычислял, дубина.
А человеком не считал
Меня, мальчишку сына.

И вот из дома, где царил
Покой и штангенциркуль,
Я шел на улицу и пил
С потасканною цыпой.

Потом я начал бить людей,
Затем и глотки рвать им —
Пока ты славил свой отдел,
Пещрил кругами ватман.

Вот так мы шли все эти дни
По некоей параболе —
Ты вверх, а я, что мочи, вниз.
Нам встретиться пора бы.

К чему весь этот глупый чат —
Я признаю вину.
Но ты, отец, кем я зачат,
Пойдем со мной ко дну.

Рональд почувствовал сильнейшее разочарование: Гнидарь, отважный вождь крестьянского восстания, революционер, видевший на века вперед, в поэзии был вполне консерватором: как и предписывали строгие каноны эпохи, его стихи представляли собой стилизацию под старых мастеров XX-XXI века. Вместо того, чтобы прямо заявить о том, что его отец — монстр и чернокнижник, Гнидарь замаскировал правду под старинный мотив конфликта между сыном-лоботрясом и отцом, вечно занятым на работе. Стихотворение изобиловало архаизмами: чат, ватман — даже Кресты, некогда печально известную гиперборейскую тюрьму упомянул молодой маркиз в своем стихотворении.

Зато папе, как ни странно, стихотворение пришлось по сердцу — он даже ручкой помахивал в такт, а когда Гнидарь закончил, благостно сказал:

— Прелестная вещица, а самое в ней прекрасное, что просьба действительно заслуживает исполнения. Отец повинен за грехи сына, равно как и сын — за грехи отца. Я считаю, что маркиза Альфонса Бракксгаузентруппа необходимо судить и посадить в тюрьму.

Фраза прозвучала, точно удар гонга.

— Какого черта? — взвизгнул маркиз, вскакивая со своего места.