Густав Эмар - Вождь Сожженных лесов

• Название: Вождь Сожженных лесов
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: Прочие приключения

---

— Говорите, мой добрый отец, мой дорогой Валентин, я вас слушаю, как самая покорная дочь. Если мой другой отец и моя добрая мать видят нас с неба и следят за своей дочерью, то они должно быть очень счастливы тем, что видят нас наконец вместе; они знают, что я ограждена теперь от всевозможных бедствий.

— Да, дитя мое, они очень счастливы, потому что от них ничто не скрыто; они все читают в сердцах наших. Но ваше место, дорогое дитя мое, не здесь, среди этих солдат, где угрожают вам всевозможные опасности.

— Это правда.

— Согласны ли вы оставить этот лагерь и последовать за мною?

— Если вы находите это нужным, то я сейчас же готова ехать с вами.

— Но я хотел бы знать ваше желание.

— О, это мое единственное желание! Я приняла покровительство этого честного и учтивого человека, но теперь, когда вы за мною приехали, когда вы здесь, я должна и я хочу отправиться вместе с вами — разве вы не принадлежите к нашему семейству?

— К несчастью, нет, бедное дитя.

— Но вы позволите мне, не правда ли, взять с собою эту молодую девушку, моего друга, которая мне очень преданна?

— О, я не оставлю вас, госпожа! — воскликнула Гарриэта Дюмбар, целуя ее руки, — разве я не поклялась вечно оставаться с вами?

— Не беспокойтесь, mademoisell, — сказал Валентин с улыбкой, — друзья моей дочери — мои друзья; вы и Пелон будете сопровождать донну Розарио.

— Слава Богу! — воскликнула Гарриэта Дюмбар, радостно всплеснув руками. — Я знала, что ваш названый отец согласится оставить меня при вас.

— Успокойся же, милая моя, — сказала донна Розарио, обнимая молодую девушку.

— Дорогое дитя мое, — сказал Валентин, — приготовьтесь же к отъезду, между тем как я отправлюсь поблагодарить капитана Грифитса за оказанную вам услугу.

— Мне кажется, что я, со своей стороны, могу поблагодарить его и после, перед отъездом, не правда ли? Это будет и удобно и прилично для меня.

— Конечно, вы должны это сделать, но поспешите, дитя мое.

— Хорошо! Но разве вы уйдете, не обняв меня?

— О, извините, извините, дитя мое! — воскликнул Валентин, заключая ее в свои объятия.

Он вышел.

— Как она похожа на свою мать, — прошептал Искатель следов. — То, что она называет меня отцом, какою-то болью отзывается в моем сердце.

Он подошел к Пелону, который, вычистив лошадей, на которых они приехали, хлопотал о том, чтобы накормить их.

Валентин спросил его, где квартира капитана.

— Не знаю, где он теперь, — отвечал Пелон, — но вот идет лейтенант Маркотет, он проводит вас.

— Благодарю, — сказал Валентин.

И он подошел к лейтенанту, который с сигарой во рту обходил лагерь.

Увидев Искателя следов, Маркотет пошел к нему навстречу и почтительно раскланялся.

— Чем могу служить вам, милостивый государь? — спросил он.

— Я желал бы, милостивый государь, видеть капитана Грифитса, — отвечал Валентин, в свою очередь раскланиваясь, — но не знаю, где могу найти его.

— Вы желаете знать, где его квартира?

— Да, милостивый государь, и, во-вторых — может ли он меня принять?

— Ничего нет легче, как ответить вам на оба вопроса: не угодно ли вам следовать за мною.

Они оба прошли вкось через весь лагерь и через пять или десять минут остановились перед небольшим домиком, стоявшим отдельно от прочих хижин лагеря, у дверей которого стоял вооруженный охранник.

— Вот, милостивый государь, квартира капитана, — сказал лейтенант. — Не угодно ли вам подождать одну секунду, пока я доложу о вас капитану?

Валентин молча поклонился.

— Войдите, милостивый государь, если желаете, — сказал Маркотет, снова показываясь на пороге, — капитан к вашим услугам.

— Благодарю вас, милостивый государь, — отвечал Валентин и вошел в комнату.

Капитан был один; он лежал во всю длину свою на огромной карте гор Рошез, на которой накалывал некоторые пункты булавками с разноцветными головками.

Увидев охотника, он тотчас же встал и вежливо приветствовал его.

Эти два человека в первый раз встречались лицом к лицу.

Одного пристального взгляда было для них обоих достаточно, чтобы оценить друг друга.

Оставшиеся еще у Валентина подозрения относительно поведения капитана исчезли в первую же минуту.

Джон Грифитс, со своей стороны, при виде этой честной открытой физиономии почувствовал невольное уважение к человеку, которого боготворили все обитатели пустыни.

Охотник поклонился и взял стул, предложенный ему капитаном.

— С кем имею честь говорить? — спросил капитан, садясь на свое место.

— Я тот, — отвечал охотник, — за которым посылала сегодня утром нарочного дама, которую вы так великодушно спасли.

— Значит, вы Валентин Гиллуа? — воскликнул капитан с волнением. — А, милостивый государь, я очень счастлив, что вижу вас у себя.

— Да, капитан, я действительно Валентин Гиллуа, но как вы могли это знать?

— Совершенно просто, милостивый государь: сегодня утром эта дама пригласила меня посетить ее и, сказав, что вы ее названый отец, просила отправить к вам ее письмо.

— И вы были так добры, что тотчас же исполнили ее просьбу.

— Мог ли я отказать ей, милостивый государь? Эта дама согласилась воспользоваться моим гостеприимством и уж этим одним поставила меня в совершенную от нее зависимость.

— Вас не оскорбит, капитан, то, что эта дама сегодня же оставит ваш лагерь и отправится со мною?

— Меня оскорбит? Какое же я имею право, милостивый государь, обижаться этим? Разве вы не названый отец этой дамы?

— Да, капитан.

— Ну, а следовательно, вы опекун ее и настоящий покровитель; этого права никто не может у вас оспаривать, ее место возле вас, милостивый государь, и я уверяю вас, что буду очень рад видеть ее под вашим могущественным покровительством.

После этого разговор у них не клеился; оба держали себя как-то принужденно.

Наконец, Валентин первый прервал это неловкое молчание.

— Желаете ли вы, капитан, — сказал он, — поговорить со мною откровенно, как могут говорить между собою два честных человека?

— Я не желал бы ничего лучше, милостивый государь, — отвечал капитан, в глазах которого сверкнула молния.

— Я начну, — продолжал Валентин, — но прежде всего прошу вас не оскорбляться тем, что я вам буду говорить.

— Разве мы не условились быть откровенными друг с другом? — отвечал капитан. — Говорите, милостивый государь, я вас слушаю.

— Благодарю вас, капитан, будьте уверены, что я не стану злоупотреблять нашим договором. Около трех месяцев тому назад, когда я был в горах Рошез, я слышал о вас много…

— Худого? — подсказал капитан, — не правда ли, милостивый государь?

— Признаюсь, мне рассказали две истории, которые внушили мне к вам отвращение; вы видите, как я откровенен.

— Да, милостивый государь, и хорошо делаете; какие же это истории?

— Одну из них я слышал от той самой девушки, которую, как говорят, вы насильно увезли от ее родителей с целью сделать своей любовницей или, еще хуже, уступить ее мормонам…

— О, это низкая клевета! — прервал его молодой человек. — Не скрою от вас, что я действительно увез эту девушку; правда, это была большая ошибка, это бесчестный поступок, я с этим согласен; но я любил ее, милостивый государь, страсть ослепила меня, я был сумасшедший! Я вовсе не хотел сделать эту девушку своей возлюбленной и тем менее уступить мормонам, я хотел жениться на ней, если бы мне удалось заслужить ее любовь; вот что справедливо, милостивый государь, остальное все чистейшая ложь. Я не имею ни малейшего желания прикрывать дурные стороны этого дела, а также извинять свой, далеко не похвальный, поступок, но я надеюсь загладить свою вину. В продолжение всего времени, как эта девушка находилась в моем лагере, мне не приходила в голову даже мысль воспользоваться ее положением; напротив, она была здесь окружена всевозможным вниманием и уважением.

— Все это совершенно справедливо, милостивый государь; донна Долорес де Кастелар повторяла мне несколько раз то же самое, после того как я помог ей убежать из вашего лагеря, и говорила, что она вовсе не чувствует к вам ненависти, что она даже сожалеет о вас и почти извиняет; ее последнее слово, когда она расставалась со мною, чтобы возвратиться в Мексику, под защитой своего жениха, было: я совершенно уверена, что капитан Грифитс честный человек, но он с ума сходит от любви ко мне; когда он будет в состоянии хладнокровно обдумать свои действия, то он прежде всего пожалеет о том, что решился в порыве страсти на отвратительный поступок со мною.

— О, она была права, говоря это, — сказал капитан взволнованным голосом, — я уже давно раскаялся в том, что сделал.

— Если так, то первый ваш поступок в моих глазах извинителен, так как вы, совершая его, не имели дурной цели.

— Но что же вам еще говорили обо мне? Даю вам слово, милостивый государь, что я не знаю, какая это может быть вторая история; говорите, пожалуйста!