Евгения Кретова - Продавец времени

• Название: Продавец времени
• Автор: Евгения Кретова
• Жанр: Русское фэнтези

Юная княжна Неждана грезит о выздоровлении матери, надеясь, что жизнь вернется в прежнее русло. Ее мучает равнодушие отца и явное желание избавиться и от хворой жены, и от дочери. В довершение всего, Неждана узнает, что отец собрался выдать ее замуж, а мать отправить в отдаленный скит. Девушка предполагает отец собрался жениться повторно. Воспользовавшись выходом на городскую ярмарку, Неждана обращается за помощью к обитателям Тайных рядов, которые за плату подсказали ей мастера от всяких хворей, аптекаря Лесьяра. Но юная княжна не знала, что у магических обитателей свои счеты с Лесьяром, а помощь матери может обернуться Древним злом, потревоженным неосторожным словом девушки.

---

Мара чуть повернула к нему голову, с трудом разлепила потрескавшиеся губы:

– Отпустишь?

– Отпущу…

Мара медленно села. С опаской посмотрела на рассыпанную на столе, совсем рядом с ее клеткой, поваренную соль – от нее поднимался тонкий едко-голубой дымок. Мара втянула носом воздух.

– Спрашивай.

Лесьяр не стал ждать, чтобы ему предлагали дважды, приблизился к решетке и склонился к пленнице. Спросил о главном:

– Что такое золотые жилы?

Он смотрел пристально, не упуская изменения выражения морды кладбищенской твари, улавливая ее страх и смятение на глубине гнилушно-зеленых глаз.

– Мы зовем ее акха́нда. Она всегда рядом с людьми… течет, как вода.

– Для чего она? – спросил, но мара, посмотрев на него, пожала плечами – мол, не знает. Лесьяр спросил иначе: – Какая в ней сила?

Мара отвела взгляд. Заговорила тихо:

– Люди говорят – она рождается, с первым их словом. Капля… ручей… целые реки. Акха́нда открывает нам, когда человек умрет – его реки пустеют. Когда болен – его реки начинают течь вспять, если молится о нем кто-то.

«Ага, значит, жилы как-то связаны со здоровьем», – отметил про себя аптекарь, а вслух продолжил допрос.

– Вы охраняете ее. Ты меня едва не убила, когда я пытался набрать в склянку, – он вспомнил день, когда познакомился со своей пленницей – там, на Грозовом перевале, у заброшенного кладбища. Там золотые жилы казались совсем высохшими и твердыми, почти как сахарная голова. Он попробовал отколоть кусочек ножом, эта тварь набросилась на него и едва не уволокла к Ко́щье царство. Именно тогда Лесьяр нанес на мару метку Сварга – крест, чтобы не позволить ей скрыться в мире мертвых, и притащил в мир людей. Тварь взвыла от боли и бросилась в черноту, к сестрам, да только проход схлопывался всякий раз, стоило ей к нему приблизиться. Всякий раз, как мара тянулась в мир мертвецов, домой – крест Сварга не пускал. Лесьяр дождался, когда тварь достаточно ослабеет и, изловив, посадил в короб, обсыпав его поваренной солью.

Пленница между тем пояснила:

– Мары пьют акха́нду, чтобы выходить из дома в Забы́тье.

«Забытье» – так мары звали междумирье, тонкую прослойку между миром живых и миром мертвых, не подчиненное ни чьим правилам и никому не подвластное. Он зацепился за эту фразу – мара явно пожалела, что сказала ее: Лесьяр понял это по сомкнувшимся в замок пальцам, трепету в голосе, по тому, как мара опустила голову, чтобы спрятать взгляд.

– Акха́нда появляется с первым словом человека и пропадает перед его смертью. – Лесьяр ликовал от догадки: – Золотые жилы – это Сила, что покинула наш мир?!

Мара посмотрела со снисходительной усмешкой и будто бы даже радостью:

– Забытье – что сито, ему вашу Силу не удержать. Она тяжелая, тугая, будто смола.

Аптекарь озадаченно потер подбородок.

– Тогда что же? – его мучали сомнения: что, если мара лжет?

Он схватил пригоршню соли и занес ее над марой – та зашипела, вжалась в дальнюю стену клетки:

– Что такое акха́нда? Откуда она? – мара молчала в ответ. Лесьяр схватился за прутья, дернул клетку на себя, проорал: – Говори, что знаешь!

Несколько крупинок соли сорвались в его пальцев, упали на прутья решетки, мара округлившимися от ужаса глазами смотрела на них:

– Я сказала все, аптекарь! – заверещала она. – Акха́нда появляется рядом с людьми, когда те говорят, когда смотрят в воду или на небо… Мы ждем… мы можем пить – вы нет. Ее нельзя собрать.

Лесьяр вспомнил, что золотых жил особенно много у колодцев и на спусках к реке, где местные бабы полощут белье. И там, и там они болтают без умолку, сплетничают… «Говорят» – это то, что видят мары. А на самом деле они…

– Время… – Лесьяр отошел от клетки. – Они болтают о пустом, смотрят на звезды, гуляют и теряют время. И оно ускользает от них по капле, собирается в ручейки и реки… и именно это время вы воруете, – он резко повернулся к притихшей маре. – Я прав?

Та неохотно кивнула.

Лесьяр стремительно вернулся к столу, на котором стояла клетка, схватился за прутья – соль, задержавшаяся на них, посыпалась вниз, заставив мару взвизгнуть и вжаться в противоположную стенку.

– Как собрать ее?!

Мара качнула головой:

– Ее не собирают.

– Но ты говорила, что вы пьете ее! – Лесьяр прищурился.

Мара прикрыла глаза, глубоко вздохнула – юноша подумал, что она вспоминает, о чем еще проговорилась, чтобы не сказать больше:

– Пьем, не собираем, – она вытянула вперед подбородок, сделала несколько лакательных движений, будто собака. Выпрямилась, чтобы продолжить: – Соберешь – и акха́нда станет кро́дхой, нельзя… – она с удивлением смотрела на своего мучителя, как тот, оставив ее, спешно собирает заплечный мешок, бросая в него всевозможные склянки – стеклянные и глиняные, деревянные и кожаные, с узким горлышком и с широким, с носиком и без. Покачала головой: – Акха́нда убьет тебя.

Лесьяр только хмыкнул. Обернувшись к пленнице, бросил:

– Сиди смирно, вернусь – договорим.

Он вытащил из кармана и бросил на пол плоский путевой камень с начертанным черной смолой треугольником – тот распахнулся бледно-голубым сиянием, пропуская в мир, не доступный для большинства людей. Аптекарь шагнул в него: сияние покрылось рябью, будто поверхность озера от порыва ветра, и схлопнулось, оставив за собой звенящую тишину.

8

Едва Лесьяр ступил на путевой камень, как грудь сдавило – будто в колодец упал с головой. Ни небо, ни землю перестал ощущать. Но стоило моргнуть, как он оказался в знакомом мире. Мягкое подбрюшье мира людей, занятое тенями, отголосками запахов и звуков. Не оборо́ток мира, а его след. Мары, погоры, а следом за ними и сам Лесьяр, называли его Забытьем. Люди все больше звали Морозью. Здесь время текло иначе, чуть замедляясь, и Лесьяр мог видеть то, что произошло пару мгновений назад. Иной раз обернешься – и увидишь самого себя.

Именно это место открыл Лесьяр, когда был в услужении у Яги, именно здесь он собирал свои снадобья. Тут расцветал, полыхая заревом, папоротник, тут росли травы и цветы, которые в подлунном мире не сыскать. Горецветы, мадьяры, лопоухие петуньи. Аптекарь не знал всех названий, а потому часто придумывал их сам.

Вот этот, с синим бутоном, похожий на василек, но четырехлистный – если высушить лепестки, то получится ярко-синяя краска. Окрашенное ею полотно не выцветало. Лесьяр просил за краску по десять соболей за щепоть. А вот этот, невзрачный цветок, похожий на одуванчик, что отворачивался пушистой головкой от человеческого тепла, прекрасно лечил от бессонницы. Лесьяр назвал его сонник. А если его растереть, да смешать с мелко перетолченной травой-кручиной, да добавить пару капель росной воды и замешать на крови, то – сильнейшее приворотное зелье, от которого нет тоски на сердце. Его частенько просили после ночи на Ивана Купала молоденькие девицы, да юноши. Зелье стоило дорого, да еще в него надо было добавить немного крови заговариваемого. А это, ясно дело, риски. Лесьяр брал деньги и за это.

Сейчас полнолуние. Время сбора самых дорогих и сильных трав.

Но аптекарь сегодня пришел сюда не за ними.

Сделав большой шаг – в этом мире его тело словно ничего не весило и могло летать, юноша оказался у ворот Аркаима – невидимый для всех живых, словно дух. Стражники ругались с плотниками, мастерившими помост для княжеской свиты на завтрашней ярмарке.

– Спорнее ставь, – велел стражник. – Ворота́ закрою, как хошь, так и сбирайся.

Плотники матюгнулись:

– Сам и ставь, коли споро надоть. Не так сделаем, князь недоволен станет, нам по шее, а вы исполнять и станете. Потому или делаем, как мастер учит, или пеняйте на себя!

Стражники заворчали, но от рабочих отступили.

Аптекарь стоял рядом с ними, невидимый и неслышимый, и наблюдал, как вокруг спорщиков, раз появившись, закрутилась змейкой золотистая пыльца, собралась легким вихрем, легла поземкой и медленно осела на землю. Так и осталась лежать золотой жилой, как только плотники работу начали. А вот вокруг стражников, вставших у ворот и принявшихся что-то рьяно обсуждать, золотая пыльца так и продолжала крутиться, собираясь в углублениях и канавках и скручиваясь в золотые ручейки. Присев на корточки, аптекарь в очередной раз попробовал зачерпнуть жидкость из оного из таких ручейков – та просочилась сквозь пальцы, не оставив на них и следа.

Сняв с плеч мешок, аптекарь достал из него фляжку. Наклонив горлышко вниз, попробовал наполнить. Не вышло. Найдя небольшой пригорок, с которого стекал тоненькой струйкой ручеек, подставил склянку, но золотая вода ловко отклонилась и потекла другим потоком.

– Как же собрать тебя?

«Мы пьем ее», – вспомнил Лесьяр, а еще вспомнил, как впервые увидел мару, склонившуюся над золотым ручьем – ему уже тогда показалось, что она пьет. Но, когда мара заметила его и подскочила, никаких следов золотой жидкости не осталось на губах. И тогда Лесьяр решил, что ему показалось.