Евгения Кретова - Продавец времени

• Название: Продавец времени
• Автор: Евгения Кретова
• Жанр: Русское фэнтези

Юная княжна Неждана грезит о выздоровлении матери, надеясь, что жизнь вернется в прежнее русло. Ее мучает равнодушие отца и явное желание избавиться и от хворой жены, и от дочери. В довершение всего, Неждана узнает, что отец собрался выдать ее замуж, а мать отправить в отдаленный скит. Девушка предполагает отец собрался жениться повторно. Воспользовавшись выходом на городскую ярмарку, Неждана обращается за помощью к обитателям Тайных рядов, которые за плату подсказали ей мастера от всяких хворей, аптекаря Лесьяра. Но юная княжна не знала, что у магических обитателей свои счеты с Лесьяром, а помощь матери может обернуться Древним злом, потревоженным неосторожным словом девушки.

---

– Я по делу пришел, и моя эта поляна. – пробубнил Малюта, оглядываясь по сторонам с беспокойством: из темноты на него смотрели еще как минимум пять пар глаз.

Болотница снова засмеялась:

– Так ли уж и твоя?

– Моего хозяина…

Болотница снова рассмеялась, перестала вычесывать волосы, бросила ветку в воду – та поплыла, подхваченная течением, вдоль берега.

– Не опостылело прислуживать аптекарю? – спросила. – Не пора ли вернуться домой, к свободному народу?

– Это к тварям, что ли, мертвячьим? Так то не свободные, то гиблые, – он говорил, а сам прикидывал, кто бы мог прятаться в сгустившейся темноте вокруг поляны.

Болотница тихо спустилась в воду, подплыла к середине ручья, к невидимой глазу обычного человека границе, прочерченной волшбой аптекаря. Замерла у срединного камня, посмотрела на домового призывно и ласково:

– Только мы служим самим себе, а ты прислуживаешь человеку. Который тебя ни во что не ставит…

– Который мне жизнь спас, – напомнил Малюта нахмурился: – ты дело говори, по которому пришла. Ведь не с речами этими пожаловала от ближайшего болота?

Болотница поджала губы, вздернула и без того острый подбородок:

– Разговор к тебе есть.

– Так говори.

– Так то не у меня.

Малюта подпоясался крепче, нахлобучил шапку:

– Так зови.

Тьма вокруг поляны зашевелилась, заблестела зелеными гнилушечными огнями. Сердце Малюты упало – поляну окружили кладбищенские мары, больше десятка, вся семья – старые, с иссохшей до черноты кожей, и молодые, зубастые, с иссиня-черными волосами. Та, что постарше, почти седая и дряхлая, подошла к самой границе очерченного круга. Положила трехпалую ладонь на невидимую стену света, оставив золотой отпечаток парящим в воздухе.

– Без зла в душе пришла, – проговорила хрипло. – С дарами… – Она кивнула, и мары достали склянки, доверху наполненные живицей. Малюта встрепенулся, в панике схватился за котомку, заглянул внутрь – в суете он и не заметил, что из нее исчезли почти все заготовленные Лесьяром склянки. Старая мара кивнула, подтверждая его догадку. – За сестру просим. У хозяина твоего томится наша Кхара́на, в неволе. Без воды и пищи. Помоги освободить ее.

Малюта, как завороженный, смотрел на мар. Он был одного с ними роста и племени, понимал их странный, гортанный говор и знал исконную, непобедимую силу, которой они владели. И от которой он, как и многие его соплеменники, отказался добровольно, решив связать свою жизнь с живыми.

– Как?

Старая мара пошамкала потрескавшимися губами:

– Проведи в его дом…

Малюта отчаянно запротестовал, замахал руками, закрыв уши ладонями, схватился за живот и затопал ногами – чтобы не видеть и не слышать преступных речей мар.

– Это для вас предательство – мать родная, а для меня дом Лесьяра – мой дом.

– Твой дом, говоришь? А сам готов наказание принять за ослушание и слабость, – мара кивнула на стоящие на световой границе склянки с живицей.

– Это мое дело! – Малюта закричал. – Не могу я ее отпустить. Не могу, не просите!

Старая мара разочарованно кивнула, острые плечи опустились. Она была такого же роста, что и домовой, такая же нескладная и худая, с лохматой нечесаной головой, а сейчас стала похожа на.

– Одна кровь у нас, – напомнила. – Веками одним народом жили, да только развели нас реки судьбы по разные берега, вы, домовые с живыми остались, нам, марам, оставив заботиться об усопших. Прошу облегчить страдания сестры нашей. А если не получится, избавить ее от них… – она посмотрела пронзительно и остро, добавив шепотом: – Ты знаешь, как.

И в следующее мгновение они отступили, смешавшись с тьмой. Малюта остался один, даже болотница куда-то запропастилась, может, уплыла, может, притаилась у брода. Только сверкали в остатках солнечных бликов от яриловой печати склянки, доверху наполненные живицей.

Малюта думал лишь мгновение, бросился к собранному снадобью и покидал в мешок, к погорской соли, авось Лесьяр не разгадает, кто собрал ее и исполнил его поручение. Вернее, его часть – Малюте предстояло еще на заре набрать росных вод, но с этим-то уж он не оплошает.

12

Он дождался утра – сидел, поджав ноги к подбородку, не смыкая глаз. Не от того, что боялся проспать. А от того, что чувствовал, как шевелятся кусты, ловил чужие недобрые взгляды в зарослях, шепот заветных слов, которые то и дело слетали с чьих-то губ, но разбивались о выстроенную Лесьяром защиту – домовой видел, как летели злые слова, словно хищные птицы, как ударялись о невидимую преграду, как та загоралась. И падали заклятья, рассыпались искрами. С шипением угасали и ложились на траву. А в том месте, где падали, оставались черные гнилостные лужицы.

Малюта старался на них не смотреть – было до тошноты жутко и противно.

Он кутался в кафтан, прятал в воротник курносый нос и сильнее нахлобучивал шапку. И ждал рассвета.

– Малюта, – послышал всплеск рядом и знакомый голос: болотница.

– Чего тебе?

– Почто зверем смотришь, иди к нам!

Малюта покосился на нежить, отвернулся.

– Знаю я тебя, только подойди, так на дно и утащишь…

– Зачем мне? – болотница рассмеялась. – Да и не страшно это для тебя. Ведь ты такой же как мы!

Домовой вскочил:

– За отстаньте вы все! Заладили! – он проорал это и тем, кто еще прятался в кустах. – «Один из нас», «один из нас»… Вы на себя-то взгляните?! Что живого от вас осталось? Только жажда да злоба животная. От того и не сидится вам под землей, все к людям лезете…

Болотница оскалилась, зашипела:

– Ты предал нас-с… Ты ушел к людям.

– А коли плохо вам так от людей, так и ступайте восвояси. У нас свой мир, у вас – свой! – отрезал Малюта и тут только спохватился: за разговорами и спором он едва не пропустил первый, самый сильный солнечный луч.

Подпоясался крепче, схватился за котомку – там, на дне, нащупал особую флягу с кривым и чуть вытянутым горлышком. Лесьяр ее специально для сбора росной воды придумал. Предрассветный туман уже собирался у корней, тянулся тонкими лепестками к блекнувшим звездам – Малюта знал этот момент, когда все вокруг словно погружается в разбавленное водой молоко, окутывается тайной и предвкушением нового дня. И вот в тот момент, когда первый оранжево-красный, цвета молодой еще, едва созревшей крови, луч коснулся вершин сосен, он встал на изготовку, у дальней от него стороны поляны. Туман, завершая свой предутренний танец, медленно оседал, будто золотая пудра ложился на нежную листву и сонные еще, едва приподнявшие головки, луговые цветы. Но то были только отблески первого луча, его предвестники.

– Роса-роса-росица, земная живица, – прошептал, не отводя взгляда от поднимающегося солнечного диска. – Позволь тобой напиться…

Он повторял так снова и снова, пока первый луч не полоснул по глазам упав ему под ноги. Роса окрасилась золотом, запела – высокая, чистая нота, самая сильная и яркая. Малюта откупорил фляжку, поймал горлышком солнечный луч. Чуть наклонив емкость, потянул на себя, будто струну – по оранжевому лучу во фляжку стала стекать вода. Малюта стоял так, едва дыша, внимательно наблюдая за солнцем – оно разгоралось все ярче, поднималось все выше, лучи полились потоком, роса зашумела, собираясь во фляжку, запела широким и смелым хором.

Не дожидаясь, чтобы поток смел его, домовой вовремя дернул фляжку вверх, выдернул луч из ее горлышка и ловко закрыл его пробкой.

«Хорошая работа», – сам себя похвалил.

Не дожидаясь наступления дня, собрал свой нехитрый скарб, забрал путевой камень и направился к броду.

– Водица-рожени́ца до света проводница, до тьмы распогоди́ца, на лихо отворо́тица, отпусти до дому…

Он уверенно ступил в воду… и провалился на глубину. В ушах стоял смех болотницы, вода вокруг оказалась чужой и темной, с сильным несвежим привкусом тут же осевшем на языке Малюты. Домовой, отпустив лямки короба, забарахтался руками, забил ногами о воду, отталкиваясь и пытаясь выбраться на поверхность, но вода становилась все тяжелее, плотнее и утягивала на дно. Она ложилась тяжелыми руками на плечи, давила на них, обнимала все крепче.

«Ты один из нас», – из глубины выскользнула уже знакомая Малюте болотница, застыла перед ним, двигаясь завораживающе плавно, усыпляя бдительность. Ее волосы струились по плечам, обнаженная кожа поблескивала в прорывающихся сквозь толщу воды лучах, а руки приглашали следовать за ней.

Домовой почувствовал, как сдавило легкие. Образ болотницы померк на мгновение.

«Дыши, ты можешь», – соблазняла речная нежить.

А жадные руки уже тянулись со дна, уже опутывали щиколотки и запястья осокой и болотной травой, уже вплетали в волосы домового красную ягоду-морошку. Малюта знал: вздохнуть болотной водой – в одночасье стать нежитью. «Каждый решает лишь раз», – вспомнил слова старого домового еще в том, сгоревшем доме.