Людмила Прошак - И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота

• Название: И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота
• Автор: Людмила Прошак
• Жанр: Альтернативная история

Исторический детектив основан на реконструкции событий, произошедших в Великой Перми и прилегающих землях (северо-запад России, Москва, Киев, Прибалтика). Большинство героев – реальные исторические личности, в том числе и Стефан Пермский, гибель которого расследует главный герой с подачи Епифания Премудрого. Подсказка – в таинственных артефактах – в рисунках на посохе и в зашифрованных письменах…

---

14

Великое княжество Тверское,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 13-й день,

вечерня

Лихоимцы не воруют книги. Не чужие, но и не свои

Монахини высыпали на крыльцо, обступили Епифания, лежащего на волокуше (её кое-как соорудил Кирилл из двух жердей), и, ничего не спрашивая, понесли в келью. Кирилл, пошатываясь, шёл следом, готовясь ко встрече с Параскевой. Та по обыкновению полулежала под образами и тихо постанывала.

Год назад она стала настоятельницей по предсмертному завещанию матушки Переславы, основательницы скита. Почувствовав приближение последнего часа, та остановила свой выбор на самой стойкой – по здравости рассудка и силе характера. Ею оказалась Параскева, едва державшаяся на ногах.

– Здравствуй, матушка! – окликнул Кирилл бывшую супругу.

– Кирюша? Не ждала я тебя. Сегодня опять плохо, ноги совсем отнялись, а Бог никак забрать меня не хочет.

Личико её сморщилось не то от боли, не то от обиды. Она лежала, перебирая истончавшими руками чётки. Послушница с безмолвной заботой подоткнула покрывало. Розовощёкая, она стыдилась своего пышущего здоровья и, как все, побаивалась настоятельницу. Параскева закрыла глаза, чётки скатились на пол. Послушница проворно вложила их ей в руки. Кириллу показалось, что Параскева позабыла о нём, но тут его настиг властный вопрос:

– Зачем пришёл?

– Влип я, матушка, – просто ответил Кирилл. – Пустыньку нашу лихие люди спалили, товарища моего едва не убили.

– Анисья, ступай, – отпустила Параскева послушницу.

– Лихоимцы напали? – цепко приступила к опросу настоятельница.

– Всё много хуже. Монахи, думаю, нас сожгли.

– Мона-а-хи? Может, разбойники иноков побили да в их рясы нарядились?

– А лихоимцы книжки бы воровать стали?!

– Кни-и-жки… – задумчиво протянула Параскева, не умевшая читать даже по слогам. – Ты с товарищем своим нашему скиту беды не натвори!

– Что ж, уйти нам, что ли? – попытался улыбнуться трудник.

– Спрячем, подлечим, подкормим, – устыдилась настоятельница. – Но ни с кем не говорить, никуда не ходить, еду вам Анисьин сынишка носить станет. Чай, не чужие.

Глаза матушки Параскевы неожиданно увлажнились, и за этими слезами смутно угадывалась прежняя Глафира.

– У черницы – сын? – смутившись, брякнул Кирилл.

Настоятельница поджала губы.

15

Великое княжество Тверское,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 18-й день,

утреня

Новоявленный стригольник. Письменные свидетели

Хворь отпустила Епифания в одночасье. Трудник не заметил, как тот открыл глаза: был погружён в чтение.

«И не добивался он владычества, не вертелся, не старался, не выскакивал, не подкупал, не давал посулы. Не дал ведь он никому ничего и никто ничего не взял у него за поставление – ни дара, ни посула, ни мзды…»

Епифаний упал бы, если бы не подскочивший Кирилл. Опираясь на его плечо, Епифаний добрёл до стола, сурово глянул сначала на книгу, потом – на трудника. Тот, робея, закрыл «Житие».

– Возрадовался, что читать выучился, строчки зришь?

– Не этому радуюсь, – протестующее покрутил головой Кирилл, – а тому, что между строк различить сумел.

– И много успел разглядеть? – колко полюбопытствовал Епифаний.

– Да немало! – Кирилл вновь потянулся к книге, прочёл негромко, но внятно.

«Нечего ведь было ему дать, ибо богатств он не стяжал и ему самому давали необходимое люди милостивые, христолюбцы и страннолюбцы, видя, что ради Бога делается происходящее».

– И как могло такое случиться, чтобы поставление в епископы свершилось без мзды? Я слыхал, просто так и в диаконы не ставят..

– А я тебе словами «моего» Стефана отвечу: «Если ставленная пошлина есть по-вашему симония, а все священники её платят, то значит на всей земле уже нет ни одного истинного священника?»

– Симония – потому что волхв такой был, который «помыслил дар Божий получить за деньги», да? – откликнулся Кирилл. – Я в Деяниях читал.. А вот запретили бы духопродавчество, тогда бы и искушение мздой священства не стояло бы между Богом и прихожанами.

– Да ты, как я погляжу, стригольник! – усмехнулся Епифаний.

– Стрибогу я не поклонник, язычник я по-твоему, что ли?

– Да нет, Стрибог тут не причём. Зачинщик этой смуты диакон Карп стал расстригой, отсюда и уничижительное название. Неужто и впрямь не слыхал?

– Откуда? Только ты лучше скажи, почему у нас всё устройство жизни, как тесто на опаре, стоит на мзде?

– Так не одной Орде мы дань платим. Византийцы тоже привыкли к доходу от нашей церкви, вот владыки тянут соки с духовенства. Установившийся на Руси обычай симонии будет таким, пока митрополия наша самостоятельной не станет.

– И что, тогда, думаешь, и люди другими враз станут?

– Вряд ли.. А ты знаешь, по чьей милости мы здесь очутились? Кирилл стал пересказывать всё, что мог. Епифаний раздумчиво кивал:

– Как думаешь, остальные книги в огне не погибли?

– Нет, их наверно те самые монахи-всадники унесли.

– Ну и пусть, – легко согласился Епифаний, но заметив, что Кирилл смотрит на него в замешательстве, добавил: – Если что-то не записано, то уходит из памяти и по прошествии лет и смене родов легко забудется, а плоды труда – свидетели.

16

Великое княжество Тверское,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 19-й день,

утреня

Незнакомая молитва. Как к живому

Епифаний и Кирилл молились здесь же, в келье, Параскева в церковь их не пускала, опасаясь чужих глаз. Трудник прислушивался без всякого умысла. Он просто хотел отслужить утреню вместе XVIII.

К с. 74, 166.

Увы мне! Волнуясь посреди пучины житейского моря, и как постигну тишину умиления, и как дойду в пристанище покаяния?

– «Увы!» – прошептал Кирилл, ожидая продолжения. («Незнакомые словеса…»)

Как предвечный кормчий, отче, как правитель, как наставник, из глубины меня от страстей возведи, молю. Способствуй и помогай моему сиротству. Сотвори обо мне, отче, молитву к Богу. Тебе ведь дана благодать молиться за нас. Ибо молитвы твои и добродетели твои помянуты были…

– «Помянуты были…» – эхом отозвался Кирилл.

Но как имеющий дерзновение к Богу, отче, помолись за меня. Ибо я раб твой…

– «Раб твой» – кивнул, крестясь, Кирилл.

Помню ту непомерную любовь, которую ты ко мне имел, так возлюби же ею меня и поплачь обо мне многократно и ныне XIX.

Кирилл стоял, прижав персты ко лбу.

– Это ты Стефану молился? Всё к нему одному?

– Как к живому…

– Господь даст глагол, – неожиданно для себя самого сказал Кирилл и, чтобы скрыть неловкость, уставился в низенькое оконце.

По двору торопливо семенил, путаясь в кожухе сын послушницы. Снега за ночь нападало так много, что мальчуган то и дело сбивался с тропинки.

Каждое утро после службы он приносил им трапезу. Переступал порог, шёл к столу. Кирилл опережал его, беря из рук снедь, и всякий раз словно нечаянно улыбался ему. Потупившись, отрок крестился на образа, торопливо кланялся и, топоча, убегал прочь. Дверь за ним хлопала, поднимая с порога морозную пыль, а Кирилл еще долго стоял и смотрел на таявшие на полу снежинки…

17

Великое княжество Тверское,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 19-й день,

перед вечерней

С копьём наперевес. Белоризцы тогда и сейчас

Ложка сухо чиркнула по дну горшка. Кирилл, пристыжено кашлянул – сам не заметил, как все щи один взял да и выхлебал… Епифаний заливисто рассмеялся, густо присаливая хлеб:

– Да не виновать ты себя, брат, монах добавки не попросит, но, сколько бы не положили, всё съест..

Печка между тем остыла, и дрова в сенях были на исходе. Кирилл, взяв топор («Хоть так повинюсь за чревоугодие…»), взглянул на Епифания, но тот уж был далече – вновь склонился над рукописью. Позабытой осталась лежать недоеденная краюшка..

«Жаждущий крови Едигей хитрил, чтобы против него не собрали даже небольшого войска, а сам в это время неустанно приближался… И город пришёл в страшное смятение. И побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всём на свете. И поднялась в людях злоба, и начались грабежи… Это было страшное время, – люди метались и кричали, и гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружали полки нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около города. Не посмели они стать близ города из-за городских орудий и стрельбы с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда всё это увидели люди, пришли в ужас; не было никого, кто бы мог противостоять врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с христианами…»