Василий Богданов - Бунтующий Яппи

• Название: Бунтующий Яппи
• Автор: Василий Богданов
• Жанр: Русское современное

Наша Библиотека-Вселенная – целое хитросплетение текстуальных созвездий: здесь есть крошечные тексты-карлики, тексты-гиганты, текстовые галактики, закрученные в причудливые вихри, текст – Млечный путь и текст Полярная звезда. Истории в этой книге, как детали конструктора, читать их можно в произвольном порядке, следить за любым персонажем или сюжетной линией, объединяющей нескольких героев. При этом необходимо помнить, что в конце сборки всегда остаются лишние детали.

---

Закончив, бородач выжимает в себя остатки пузырчатого пива из мешка.

User: Graf Tolstoy

– Так что же? Женщина, выходит, самка? – спросил меня Замша, и лицо его вытянулось от удивления.

– Самка и есть, – отвечал я ему, бросая под ноги пустой мешок из-под пива и вытирая усы и бороду. – Натуральное животное, как и мужик, впрочем, но только женщина, скажу тебе по опыту, большее животное.

Мужчина в клетчатой рубашке и синих трико с поместительными пузырями на коленках, куривший у одного из подъездов, неприязненно покосился на нас с Замшею и, швырнув окурок на землю, затоптал его ногою. Я вспомнил вдруг, что в нашем подъезде на первом этаже жил когда-то дядя Коля, который тоже целыми днями стоял на улице и курил. По всей видимости, он только числился на какой-нибудь работе, но в действительности на неё не ходил, ибо во всякое время суток: и утром, и вечером, и даже позднею ночью – можно было увидеть возле подъезда его тощую фигурку в тельняшке при тёплой погоде, в курточке цвета хаки или куцей шубейке в холода. Многие обитатели подъезда, возвращаясь домой в сумерках, при полном отсутствии фонарей безошибочно находили дорогу к подъезду, ориентируясь по красноватой звёздочке дяди Колиной папироски, мерцающей в темноте. Встречая их у дверей, словно привратник, дядя Коля приветственно поднимал руку и бросал какую-нибудь ничего не значащую фразу вроде: «Ну-ну, холодно нынче». Однако дядю Колю вовсе нельзя было упрекнуть в праздности. Если кто собирался съезжать с квартиры или, напротив, заселяться в дом, он был первый помощник; деятельно засучив рукава, хватался за угол шкафа или дивана, расталкивая изумлённых грузчиков, и громко, с удовольствием кричал: «Та-а-а-ак, ребятишки, щас на попа будем ставить, на попа!» От денег, которые ему предлагали за помощь, он неизменно и твёрдо отказывался, зато на новоселья обязательно ходил. Если же у ребятишек во дворе случалось какое несчастье: ломалась ли игрушка или соскакивала цепь у велосипеда, – дядя Коля и тут приходил на помощь, подолгу возился со сломанной вещью и, наконец, починив её, отходил весь сияющий и перепачканный.

– Всё у тебя выходит как-то однобоко! – воскликнул Замша. – И от этого ты меня вовсе не так понимаешь! Секс, безусловно, хорош, и с этим никто не спорит, но есть и другая нефизическая сторона отношений. Я, если хочешь, эстет и способен наслаждаться этой нефизической близостью, поэтому любая женская компания принимает меня скоро и не как некое инородное тело. При мне они ведут себя естественно, искренне даже. Появись мужчина-самец, он немедленно всё испортит, разбудив инстинкты женщины-самки: кокетство и прочее. Мужчина-самец груб. Он нужен женщине, действительно, как ты говоришь, только для того, чтобы зачать ребёнка. Она и отдаётся ему единственно ради этой цели, но никогда не открывает души. Я же безобиден…

Не слушая Замшу, я пошарил в кармане и, вынув руку, почувствовал сладковатый клубничный запах. Немедленно вспомнилось, как вчера, остановившись у аптеки, я приказал ей: «Жди меня здесь». «Ты куда?» – спросила она, хотя по глазам было видно, что догадалась. «Сейчас зайду витаминок куплю», – пошутил я. «Я с тобой». «Не надо. Я быстро». Пока стоял в очереди за презервативами, мне виделась её смутно темнеющая сквозь стекло фигура и надпись на стекле в обратную сторону: «Аптека». Какие груди, Бог мой! Грудей таких отродясь не видывал! Презервативы были только с клубничным запахом, и я с какою-то отчаянной решимостью приобрёл три упаковки. И не пожалел вовсе. Бог мой, как она отдавалась!

– Послушай же ты опытного человека, дурья твоя башка! – перебил я Замшу. – Ты вот этим своим эстетством женщину только оскорбляешь. Ей ты в качестве друга не нужен. Она только того и ждёт, что ты возьмёшь её и будешь для неё Хозяином, понял? Строгим, но справедливым. И никакого либерализма. Либерализму и в политике-то не должно быть места, а уж в отношениях с женщиною и подавно.

– Как это возьмёшь? Что значит возьмёшь женщину? – удивился Замша.

– А так: поднимаешься к ней после свидания на чашечку кофе и в прихожей помогаешь раздеться. Снимаешь с неё пальто там или плащ. Вот так, – двумя руками я изобразил, как нужно помочь женщине, – и в этот момент наклоняешься и целуешь её сюда, в шею, можно даже укусить слегка, главное не переборщить, и всё – она твоя! В башке у неё что-то происходит, какой-то инстинкт подчинения срабатывает. Главное, потом, если отношения начнутся, ни в коем случае не упускать это твое доминирование, иначе кирдык – баба тебя верхом оседлает и уже не слезет. Вот в чём фикус!

Невдалеке маленькая плотная дворничиха катила тележку с двумя огромными закопчёнными мусорными бачками, на которых красною краскою выведены были две загадочные буквы «ЮЩ». Мужчина у подъезда приветственно махнул дворничихе рукой и сказал: «Бог в помощь».

– Ну, это уже домострой какой-то, – протянул Замша. – Ты оглянись! На улице-то двадцать первый век. Эмансипация.

– Вот и плохо! Эмансипация – это что же такое? Это когда бабы ведут себя, как мужики. А обратная сторона этого процесса? А? Мужики как бабы. Всё шиворот-навыворот. А кто же любит у нас извращать то, что Богом задумано? То-то, что дьявол. Так что вся эта Ваша, с позволения сказать, эмансипация, Глеб Андреевич, непременно от лукавого!

В этот момент тишину двора нарушила назойливая мелодия мобильного телефона.

– Это у тебя, – сказал я Замше.

Он нажал кнопку принятия вызова и произнёс:

– Алло.

Потом, прикрыв трубку рукой, посмотрел на меня и одними губами сообщил: «Андрей». Я понял, что звонил наш бывший одноклассник Андрей Гриневич.

– Где? – спрашивал Замша. – В Тинькове? Когда? Да передам, он здесь. Хорошо. Мы приедем.

Закончив разговор, он посмотрел на меня и сказал:

– Схема созрела.

Помятые закопчённые мусорные бачки ударялись друг о друга, когда тележка подпрыгивала на кочках, и, будто литавры, производили оглушительный грохот, сопровождаемый визгом и скрипеньем несмазанных осей. Потёкшая вниз распластанная красная «Ю» и такая же «Щ», как две огневушки-поскакушки, кружились под руки в бешеной свистопляске, напоминая финальное видение Венички Ерофеева. Кусок картофельной кожуры, свисавший через край бачка, вываливался всё более, пока, наконец, и вовсе не вывалился на землю, где был безжалостно растоптан резиновым сапогом дворничихи. Илья и Замша, отяжелев от пива, покидали двор, и вслед им с помойки тянуло дымком и какой-то протухшей кислятиной. Ветер принёс чёрный хрупкий и лёгкий, насквозь обугленный лист из подожжённой дворничихой мусорной кучи. Куча пыхтела, как осьминог, выпуская из-под себя чернильные клубы, оседала и съёживалась, охваченная язычками рыжего пламени. Мужчина у подъезда вновь закурил и неприязненно посмотрел в спину двум удалявшимся чужакам. Брошенная им на землю и не до конца растоптанная сигарета ожила и мерцала теперь огненным глазком, который обугливал, поедал белую бумагу, приближаясь к золотистому фильтру и испуская вверх длинную тонкую струю сизого дыма.

V Заметки на полях меню (эссе)

User: Rebellious Yappy

О мужском одиночестве
(ирландская кухня)

Я сидел в уютном заведении под названием «Ирландский дворик», пил «Гиннес», как всегда горький и чёрный, со вкусом дубовой коры, с нежной кремовой пенкой и, разглядывая зелёные стены, думал о мужском одиночестве, – таком же горьком, как «Гиннесс», но и таком же чертовски приятном!

На столе лежал свежий, пахнущий краской олигархический «Коммерсантъ». Краем глаза я скользил по заголовкам, но мысль о мужском одиночестве не отступала. Она зародилась давно и со всей ясностью проявилась сегодня, когда в обеденный перерыв я заглянул в парикмахерскую.

– Волосы помоем? – спросила парикмахерша и будто предложила трахнуться быстро и по-животному. Ей было лет тридцать, а руки у неё были… м-м-м-м, что за руки у неё были! Мягкие, как губка, и пахнущие шампунем! Только дурак отказался бы от этих рук. Я молча прошёл к раковине, усадил себя в кресло, запрокинул назад голову и, услышав, как парикмахерша открывает кран, следом за звуками журчащей воды провалился в тёплое блаженство женских мыльных ладоней. Мою черепную коробку осторожно вскрыли и, запустив нежные пальцы прямо между распухших извилин, бережно ласкали их дрожащую суть. О! Сидя с плотно закрытыми глазами, я испытывал чувство, близкое к оргазму, и понимал, что привык получать женскую заботу и ласку за деньги. Парикмахерши моют мне голову и стригут волосы, официантки подают пищу, уборщица чистит квартиру, стирает и гладит одежду, массажистки разминают уставшие мышцы, стриптизёрши возбуждают, а бляди удовлетворяют потребности в ебле. «О! – воскликнет иной допотопный моралист. – Поставил на одну доску честных женщин и шлюх!» А что? Услуги парикмахера так же интимны, как и услуги уличной девки. Все части моего тела абсолютно равноправны (это признает теперь любой), поэтому какая разница, получит ли женщина деньги за то, что прикоснётся к моей голове или к члену? Да здравствует разделение труда! Благодаря неоценимой помощи представительниц разных профессий, я избавлен от привыкания к одной женщине, которая, превращаясь в постоянную подругу, ведёт себя, как расчётливый наркоторговец, продавая новую дозу любви в обмен на звонкую монету мужской свободы. Не будешь платить – и вместо наслаждения получишь горький «отходняк» из мелких обид, угроз и шантажа. По мне уж лучше расстаться с деньгами, но сохранить свободу и одиночество.