Карл Фельми - Введение в современное православное богословие

• Название: Введение в современное православное богословие
• Автор: Карл Фельми
• Жанр: Религия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-891000-119-0

Книга профессора Карла Христиана Фельми (диакона Василия) «Введение в современное православное богословие» знакомит читателя с основными богословскими понятиями, принятыми в православном учении, и историей их становления вплоть до современности, раскрывает связь богословия и православного опыта жизни и мысли. Для этого автор обращается не только к догматическим вопросам, но и к богослужебной традиции, и к аскетической практике, подчеркивая единство учения, его богословских интерпретаций и литургического молитвенного опыта.

Книга адресована как преподавателям и студентам духовных заведений, так и широкому кругу читателей, интересующихся православной христианской традицией и наследием крупнейших православных богословов.

---

Учение св. Григория Паламы, в котором проводится различие между сущностью и энергиями в Боге, входит в противоречие с признаваемой самим св. Григорием аксиомой простоты Божией[111]. Бог прост в том смысле, что Он не состоит из частей, как например человек, состоящий из души и тела. При изложении своего опытного знания у Григория Паламы возникли затруднения, вытекающие из представлений о простоте Божией. Св. Григорий стремился выразить именно опытное, а не спекулятивное знание, и это видно из того, что (в отличие от его оппонента Варлаама, у которого доминирует интеллектуальный аспект) «только при сосредоточенности на догматической защите исихастского богови́дения» его богословская концепция приобрела «ту меру рассудочной логичности и методической последовательности», которой, по словам Герхарда Подскальского, «ему недоставало в более ранних трудах»[112].

Для того понимания православного богословия, которое излагается в настоящей книге, весьма существенно, что как для апофатического богословия, так и для учения о постижимости и познаваемости Бога в особом представлении св. Григория Паламы отправная точка – это опыт[113], опыт абсолютной трансцендентности Божией, опыт, согласно которому с возрастанием Богопознания возрастает также и познание абсолютной непознаваемости Божией[114], и одновременно опыт постижения, что все же имеется реальное, способное к росту Богопознание.

Так расценивал Григорий Палама опыт всех мистиков: именно тогда, когда Бог является человеку, когда Он реально открывает Себя, – тогда-то Он и не постигается, а остается неисследимым. Богообщение – это всегда опыт Его отчуждения, неисследимости и неприступности. Различение между сущностью и энергиями Бога «позволяет говорить о том, что Бог сообщается с человеком, но при этом Его сущность не растворяется в мире, пусть даже исключительно в среде верных»[115].

Богопознание для св. Григория Паламы и для порожденного им богословия – это опыт благодаря общению. Общение с Богом состоит для св. Григория в том, что «Бог вселяется в человека», а такой процесс в православной традиции называется обожением. «Через обожение человека, через единение со Христом христианин оказывается в состоянии увидеть трансцендентность Божию, ибо он так соединен с Богом, что в нем виден Бог»[116]. Эта фраза означает, что Бог, живущий в человеке, с которым Он вошел в общение, видит «Самого Себя в Фаворском свете, Свои собственные энергии, а человек также участвует в этом ви́дении полностью. Все есть действия Бога на человека и в человеке. При этом подчеркивается значение Таинств Крещения и Евхаристии, которые Григорий Палама, совершенно в духе апостола Павла, понимает как средства для соединения со Христом»[117].

Здесь становится ясно, что учение о богопознании св. Григория Паламы одновременно является учением о благодати. Для Варлаама Калабрийского все, что не есть Бог в Его сущности, – все есть творение. Поэтому и благодать для него – это gratia creata («тварная благодать»). А для св. Григория Паламы благодать не есть ни сам Бог в Его сущности, ни творение, а именно ενέργεια Божия, идентичная Его свету, – она Божественна, но существом Бога не является. Эта благодать делает возможной причастность к Богу, хотя Бог от этого не поступает во власть человека.

Учение св. Григория Паламы было принято на соборах 1341 и 1351 гг., состоявшихся в Константинополе. На соборе 1368 г. Григорий Палама был причислен клику святых. Правда, константинопольские соборы XIV в. не имели статуса Вселенских соборов, тем не менее в Православии их значение обычно оценивается чрезвычайно высоко. С другой стороны, сербский богослов Димитрие Димитриевич (Димитрще Димитрщевий)[118] в восьмидесятых годах XX в. подчеркнул, что эти соборы – всего лишь поместные, и выступил против признания паламизма учением, обязательным для Православия. Подобные голоса, однако, следует считать частными суждениями – они не отражают мнения, господствующего в Православной Церкви.

Сказанное справедливо по отношению к современному православному богословию. А школьное богословие прежних лет, напротив, хотя и принимало высказывания Дионисия Ареопагита относительно непознаваемой сущности Бога, все же не подверглось влиянию апофатического богословия Ареопагита, тем более в той форме, которую ему придал св. Григорий Палама. Так, митрополит Макарий (Булгаков) писал об этом следующее: «Все учение свое о Боге в символе веры православная Церковь начинает словом “верую”, и первый догмат, какой она хочет внушить нам, состоит в следующем: “Бог непостижим для человеческого разума; люди могут познавать Его лишь отчасти – столько, сколько Он Сам благоволил открыть Себя для их веры и благочестия”»[119]. В примечании к этому приведена выписка из «Исповедания православной веры» митрополита Петра Могилы: «Что есть Бог в существе, того не может знать ни одна тварь не только видимая, но и невидимая, т. е. ни самые ангелы; поелику совершенно нет никакого сравнения между Творцом и тварью»[120]. Краткий фрагмент о богопознании митрополит Макарий заключает выпиской из Изложения православной веры св. Иоанна Дамаскина:

Божество неизреченно и непостижимо. Ибо никтоже знает Отца, токмо Сын, ни Сына, токмо Отец (Мф 11:27). Так же и Дух Святый ведает Божие, подобно как дух человеческий знает то, что в человеке (1 Кор 2:11). Кроме же первого и блаженного Существа никто никогда не познал Бога, разве кому открыл сам Бог, – никто, не только из человеков, но даже из премирных сил, из херувимов и серафимов[121].

Здесь бросается в глаза, что хотя речь и идет об основном вопросе богословия Григория Паламы, тем не менее не упоминается его имя и не употребляется его терминология. Митрополит Макарий, правда, пишет, что Бог «открыл все, что знать нам полезно, и умолчал о том, чего не можем вместить»[122]. Но когда говорится о непознаваемой сущности Божией, термин «энергия» отсутствует полностью. Точно также изложен вопрос в «Догматике» Христоса Андруцоса[123].

Несмотря на совсем другую содержательную установку, в «Православной догматике» Думитру Станилое мы все же видим построение, зависящее от образцов православного школьного богословия, особенно от «Догматики» Христоса Андруцоса. Это привело к тому, что и у Станилое отсутствует изложение учения св. Григория Паламы об энергиях, хотя роль апофатического богословия он всячески подчеркивает. Учение о свойствах Божиих поначалу у Станилое представляется совсем традиционным, автор, как обычно бывает, перечисляет отдельные Божии свойства, такие как всемогущество, бесконечность, вечность, благость, а затем указывает, что Бог превосходит все эти понятия и что важно «понять, что по ту сторону всегда нового богатства, постигаемого нами, есть источник, из которого это богатство вытекает, а он-то лежит за пределами нашего опыта»[124]. Отец Думитру Станилое широко цитирует святых отцов – тех самых, на которых опирался и св. Григорий Палама: Григория Нисского, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, но тем не менее имя самого Григория Паламы у него отсутствует, хотя содержатся намеки на его учение об энергиях и есть перекличка с Григорием относительно постижимого[125]. Если бы Станилое хотя бы кратко изложил точку зрения Григория Паламы, то он еще радикальнее отошел бы от своих «неосхоластических» предшественников и успешнее разъяснил свою позицию. Тем более что взгляды Григория Паламы у Станилое так или иначе представлены, когда он указывает, что Бог и в своей открытости человеку все равно остается «совсем-иным» и что Его, следовательно, невозможно втиснуть в узкие человеческие понятия[126].

«Все явления и выбранные для их обозначения слова, – так пишет Станилое, – по отношению к делам Божиим и к Лицу, от Которого эти дела исходят, – это всего лишь символы, которые, согласно учению Дионисия Ареопагита, при определенных условиях могут быть и оставлены»[127]. Следовательно, Богопознание – это не такое состояние, когда можно остановиться, а движение по направлению к дальнейшему, более глубокому знанию. «Вот что значит истинно познавать Бога: никогда не насыщаться в желании познавать Его», – заявляет Станилое, опираясь на слово св. Григория Нисского[128].

Руководство «Православное богословие» о. Думитру Станилое знаменует переход от традиционного безразличия по отношению к Григорию Паламе к новому принятию его богословия, и этот процесс еще не завершился, он ныне идет в православном богословии. С проблемой рецепции учения св. Григория Паламы сопряжены, однако, тенденции, которые еще не играли роли в начале паламитских споров. Действительно, его противник Варлаам Калабрийский поначалу также был приверженцем «апофатического» богословия. И его расхождения со св. Григорием Паламой состоят не в учении о непознаваемости сущности Божией, а в отрицании реальности Богопознания во время зрения Фаворского света, в отрицании познаваемости Бога в Его энергиях. Св. Григорий Палама, изложив учение об энергиях, выступил против тенденции к скептицизму и агностицизму[129]. И лишь во время дальнейшего продолжения спора Григорий стал по отношению к учению о познании сущности Бога защитником апофатического богословия. В современном восприятии Григория Паламы как раз доминирует это отвержение рационализма, который на основе analogia entis[130] считает возможным полное Богопознание, ви́дение Божественной сущности, а «в области тринитарного учения [признает] аподиктическое доказательство (в смысле Аристотелевой логики)»[131], которое, кстати, Варлаам как раз отвергал.