Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак

• Название: Национальная идея и адмирал Колчак
• Автор: Владимир Хандорин
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-91244-202-5

Книга доктора исторических наук В. Г. Хандорина посвящена идеологии Белого движения в ее различных аспектах (национальном, политическом, экономическом, социальном) и ее практическому осуществлению на примере правительства адмирала А. В. Колчака. Большое внимание уделено кадетской партии как основной политической опоре Белого движения, после революции за краткий отрезок времени проделавшей путь от флагмана либеральной демократии до идеолога военной диктатуры. На основе широкого круга архивных и опубликованных документов, периодической печати того времени в книге прослеживаются причины и направления этой эволюции (которой посвящена первая часть монографии), связанные с усилением национально-консервативных тенденций в идеологии и одновременно либерализма в экономических вопросах. Раскрываются особенности идеологии и политики «белых» в Сибири по сравнению с другими регионами России, предпринимается попытка по-новому осмыслить причины и уроки исторического поражения Белого движения.

Для специалистов по истории революции и Гражданской войны в России и Сибири, а также для широкого круга читателей.

---

Октябристы разделяли программное требование кадетов о всеобщем избирательном праве, но были против прямых и тайных выборов, за высокий возрастной ценз, против распространения избирательного права на женщин. Также они были против превращения Государственной думы в Учредительное собрание, которое, по мысли большинства кадетов, должно было выработать основы нового государственного строя России.

В вопросах о гражданских правах и свободах, судопроизводстве октябристы не отличались от кадетов.[164]

Следуя традиции славянофилов, октябристы и близкие к ним правые кадеты стояли на непоколебимо патриотических, «почвеннических» позициях.

В сфере внешней политики кроется одна из причин сравнительно умеренной оппозиции кадетов к царской власти, а именно – в союзе Российской империи с тогдашними флагманами западной демократии – Англией и Францией, на которые издавна ориентировались российские либералы. Особенно это проявилось в ходе Первой мировой войны. Наконец, это была еще эпоха колониальных империй, когда геополитические интересы признавали священными не только правые, но и либералы.

Не меньшее внимание, чем политике и устройству государства, либералы обоих направлений уделяли социально-экономическим вопросам. Даже октябристы и правые кадеты признавали социальную функцию государства. Непримиримый противник социалистов И. В. Михайловский, тем не менее, вменял в обязанность государству поддержку неимущих слоев населения: «Выполняя свою культурную миссию, государство обязано обеспечить всем и каждому возможность человеческого существования».[165]

Большинство кадетов понимали социально-экономические функции государства еще шире. Они признавали необходимость государственного регулирования и даже – в земельном вопросе – ограничения частной собственности (из сибиряков об этих вопросах немало писали Н. Я. Новомбергский, М. И. Боголепов, Н. В. Некрасов).[166] Некоторые пункты их программы – отмена привилегий для отечественной промышленности по сравнению с зарубежной, ограничений для иностранного и инородческого капитала, прогрессивный подоходный налог и 8-часовой рабочий день – шли явно вразрез с интересами буржуазии.

Позиции сибирских кадетов по социальным и экономическим вопросам определялись не только партийной программой, но и местной спецификой Сибири, связанной с составом и структурой ее населения. Из почти 160 млн населения Российской империи накануне Первой мировой войны в Сибири, занимавшей огромную территорию, проживало всего 10,9 млн чел., в т. ч. в городах – 1,1 млн, или 10,4 %[167] (по более поздним подсчетам – 12 %),[168] тогда как в среднем по России 27 %. Очень низким был и процент грамотности – 11,7 % (в среднем по России – около 40 %). Отчасти это объяснялось тем, что 1/5 населения Сибири составляли крайне отсталые коренные народы – буряты, якуты, тунгусы (эвенки) и др. (относительно более развитыми были татары), в юго-западной части – также казахи («киргизы»); за исключением татар, они были почти сплошь неграмотными (меньше аборигенов проживало в западных и центральных губерниях Сибири – Тобольской, Томской и Енисейской, за исключением Акмолинской области, на юге включавшей казахские степи, больше всего – в Забайкалье и особенно в Якутии).[169] Зажиточные русские крестьяне – старожилы Сибири – относились к более бедным и отсталым инородцам как к туземцам второго сорта.

Отличительными чертами Сибири были, с одной стороны, слабое развитие обрабатывающей промышленности, буржуазии и рабочего класса, с другой – динамичное развитие в начале ХХ века земледелия (сборы зерна возросли в 1900–1914 гг. в 1,5 раза, из них 30 % шло на рынок), скотоводства и особенно маслоделия (настолько, что накануне Первой мировой войны Сибирь поставляла 90 % российского экспортного масла). Имея 7 % населения Российской империи, Сибирь давала 1/6 сборов зерна, но всего лишь 2 % промышленной продукции России. Удельный вес обрабатывающих предприятий по сравнению с горнодобывающими хоть и увеличился с 35 до 60 % за те же годы, но основу их составляли пищевые предприятия.[170] Могучий толчок развитию края дало строительство Великой Сибирской магистрали, благодаря чему вывоз зерна из Сибири возрос с 1901 г. по 1910 г. почти в 10 раз, а производство масла приносило прибыли больше, чем золото (в 1913 г. – 60 млн руб. против 28).[171]

Средний уровень жизни был выше, чем в Европейской России, и, в частности, надо отметить зажиточность коренного сибирского крестьянства (хотя земельные владения крестьян в Сибири ограничивались 15 десятинами на одного жителя мужского пола). Еще в советское время признавалось, что 60 % сибирских крестьян можно было назвать зажиточными.[172] Особенно состоятельными в массе были казаки Забайкальского и Сибирского казачьих войск, в среднем имевшие по 32 десятины земли на душу населения. Для сравнения: в среднем по России казаки имели по 6 десятин, в т. ч. самые многочисленные – донские – по 14 десятин, а кубанские – по 8: те и другие – даже меньше, чем сибирские крестьяне. Обеспеченность землей крестьян Европейской России была еще намного меньше[173] (правда, при определении достатка надо учитывать не только размеры наделов, но и плодородность почвы, которая в Сибири была хуже).

Итак, в Сибири аграрный вопрос не стоял так остро, как в Европейской России. Большинство коренных сибирских крестьян-старожилов по своей зажиточности напоминали казаков. Главным отличием было то, что казаки владели землей на правах общины, крестьяне же, как правило, арендовали ее у государства. Лучшими по качеству были т. н. «кабинетские» земли. Кадеты выделяли и такие особенности сибирских крестьян, как самостоятельность, вследствие отсутствия в прошлом крепостного права и барской опеки, а в качестве негативной черты – избыток опеки бюрократической, которая в Европейской России смягчалась земствами (в Сибири их до революции не было).[174]

Рабочий класс Сибири достигал 700 тыс. чел. – около 1/3 городского населения региона и 4 % от численности всего российского пролетариата.[175] Как отмечалось, социальная поляризация в Сибири была меньше, чем в европейской части страны.[176] По данным переписи населения 1897 г., 40 % сибирских рабочих были выходцами из Европейской России – благодаря, с одной стороны, относительной зажиточности крестьянства Сибири, меньше стремившегося в город, с другой стороны – более высоким сравнительно с Европейской Россией заработкам рабочих (хотя надо отметить и более высокий уровень их эксплуатации на периферии страны). Среди них лучше всех оплачивались строители, далее по нисходящей – железнодорожники, горняки и меньше всех – фабрично-заводские рабочие.[177]

В аграрном вопросе кадеты в большинстве выступали за наделение крестьян землей не до трудовой, а до минимальной потребительской нормы (представлявшей минимум земли, необходимой для обеспечения крестьянской семьи), поскольку для реализации трудовой нормы в России, при демографическом буме, который она тогда переживала, попросту не хватило бы земли, по подсчетам экономистов-аграрников. Максимальную же, трудовую норму предполагалось применять при отчуждении частновладельческих (помещичьих) земель: отчуждению за выкуп подлежали как раз излишки сверх трудовой нормы. Образцовые помещичьи хозяйства и земли, занятые предприятиями, согласно партийной программе вообще не подлежали отчуждению. Особое мнение представляли томские и минусинские кадеты, выступавшие за наделение крестьян землей также до максимальной, трудовой нормы.

При этом и до, и после революции кадеты выступали за прогрессивное понижение расценок за излишки отчуждаемых земель в зависимости от их площади – по принципу «оптом дешевле». Кроме того, они выступали за отчуждение удельных, кабинетских и монастырских земель.

До 1917 г. кадеты полагали, что, поскольку в Сибири частного землевладения нет, то заводить его ни к чему, и в связи с этим критиковали реформу П. А. Столыпина, идеализируя, подобно эсерам, крестьянскую общину. Парадокс, но в этом вопросе Столыпин проявлял себя более последовательным либералом, у кадетов же зримо проглядывал отпечаток социалистических воззрений, что признают отдельные исследователи.[178]

Сибирские октябристы в аграрном вопросе ограничивались требованием отчуждения государственных земель. Реформу Столыпина они в целом поддерживали, как и вся их партия, но считали чересчур активной его переселенческую политику, выступая за постепенность в этом вопросе.[179]

Местные октябристы и кадеты сходились в требовании отмены ссылки в Сибирь как меры наказания, ухудшавшей ее социальный климат. Еще в советское время исследователи пришли к интересному выводу, что удельный вес политических ссыльных в Сибири в общей массе ссыльных не превышал 1 % (остальные – уголовники либо «бытовики») и совсем не соответствовал их заметному влиянию на политический климат Сибири.[180]