Софи С./М. - Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она

• Название: Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она
• Автор: Софи С./М.
• Жанр: Современные любовные романы

Книга «Она» расскажет о юной девушке, «Он» – о парне. Здесь личная история каждого: и детская, с первыми страхами и переживаниями, и самая взрослая, не без откровенных сцен между первыми шагами в жестокий мир. Это роман о душевных тонкостях, и конечно, о страсти, но прежде всего – о Любви. Здесь сексуальность открывает нам истинное лицо героя, а удивительный сюжет находит место и тайнам преступлений, и трагедии серых будней, и особому миру со своей философией, где царствуют тёмные тона.

---

На улице лежал снег, ночи казались светлыми. Бессонница сводила с ума. Он становился старше, всё сильней запутывался в собственных путах. До сих пор он видел в некоторых людях гордость, достоинство, смелость, но уже презирал и это. Человеком больше, человеком меньше – это всё равно, что хлопнуть тапкой по кишащему тараканами полу и задумываться о том, какие души вы погубили… Голоса в голове усиливались – жалкие, ничтожные. Люди – недалёкие создания, убеждался он и думал – от недалёкости всё гнилое и произрастает. Они скрывают лживое, алчущее лицо под серой маской, ему тоже приходится скрываться, злит, что он считается больным исключением, а они здоровым правилом. Есть в них что-то, чего в нём нет. Но и у него есть то, чего нет у них

Вскоре, навык наигранных эмоций развился в нём до уровня гипноза, которому большинство поддавалось. Некоторые могли устоять, но он перестал видеть в этом их силу – он видел в этом свою слабость.

Не спалось уже который день. Что-то журчало прямо над головой. Запах крови висел в воздухе, а на потолке – зеркало. Он открыл глаза. Распахнутые в ночь, они сверкали тёмно-синим, как два ледяных подсвеченных осколка. Он взглянул вокруг – всё чисто. Прислушался – никакого журчания. Голод. Сухость во рту.

Вышел во двор. Никого. Вошёл в дом, прошёл на кухню. Молоденькая служанка отмывала раковины, поливая моющим средством.

– Жанна! – раздалось в тиши.

Она вздрогнула, обернулась. Ему нравилось пугать людей – это давало лёгкий толчок, трещинку на годном к срубке дереве.

– Я отпросилась на завтра, – солгала она. – Хозяйка сказала, если всё сделаю, могу завтра не приходить.

– Да? – переспросил он, скользнула улыбка. Настоящая улыбка едва ли касалась его губ, хотя он считался весёлым парнем. Эта была настоящей – как тут не улыбнуться, когда ситуация такова, что трепещут едва ты вошёл. Ей что хочешь можно внушить, смекнул он.

Подошёл ближе. Всё как продумал: свет неяркий, окна зашторены, тишина. Замерев на пару мгновений в раздумье, он тряхнул головой – «К чёрту» и снова улыбнулся. Все обожали его задор. Таким условным знаком ей давалось понять, что пугать её никто не собирается. Он отправит её усталый разум в мир полный сладостных иллюзий. Почему так? Он решил поддаться интуиции – делать то, что говорят его желанию её напуганные глаза.

– Жанна, – произнёс он. – Жанна… – повторил голосом, обволакивающим, словно глицериновая плёнка. Он был раскован, очарователен, галантен и нежен. Её имя – сладостно, тонко. Отвлекающий жест ухоженной ладонью – можно начинать. – Я вспомнил, – он взмахнул правой рукой, остановил ладонь вверху. Расстёгнутые белые манжеты, спускающиеся рукава, белоснежная, гладкая кожа…

В итоге, он заставил её раздеться и выйти на мороз. Понимал, что она боялась его, на каком-то интуитивном уровне она видела в нём невменяемого, вот и повиновалась. Не хотелось так думать. Её ощущения он представлял себе со всей романтикой:

Она взглянула на ладонь… Спёртый кухонный воздух с примесью жареного лука и чистящего порошка теперь не чувствовался.

– Жанет! – раздалось в тишине. Тяжёлый мутный взгляд: – Жанет, Жанет, – звучит лишь отголосками, комната наполняется синевой… Пахнет белой акацией – свежей, после росы. Всё кругом бело от цветения… Невиданная красота… Всё кружится-кружится-кружится…

Запах крови. Три крупных шипа впились в кожу босых ног…. Под ногами ветви акации, дай-ка посмотрю… Девушка открывает глаза: голой она стоит на ржавом мартовском снегу.

– Боже! – она хватается ледяными ладошками за промежность и грудь. – Где я? – Откуда-то доносится смех… Откуда? Почему я здесь? Который час? Уже рассвело. Так холодно. Безумно холодно… – Всё было именно так, хотелось думать ему.

Через три года мальчик стал мужчиной. Он не мог не считать себя таковым – силу в себе он чувствовал бесконечную. Первыми он убил двоих мужчин: не исподтишка и не из револьвера – собственными руками. Правда, в руках был нож, но это не револьвер. Третьего задушил. Была и женщина, но этим он не гордился. А потом, трупов было не мало…

Пошёл к кабинету отчима. Теперь он не называл его отцом. Скоро мне восемнадцать, думал он, а старик богат. Нежилец он уже. Настолько из ума выжил, что мать уломала его составить на неё завещание.

Он нисколько не волновался, даже шутил перед тем, как войти:

– Father? – вопрошал он.

– Yes, son, – отвечал сам себе.

– I wanna kill you! Mother, I wanna fuck you! – Какой же эпичный диалог!

Когда вошёл, первым делом сказал, что разбил три люстры с кристаллами «Сваровски», с которых тот пылинки сдувал. Они стоили целое состояние. По телефону подтвердили – разбил. Отчим схватился за сердце – он очень ценил свои деньги. Настало время вынуть из мешка голову его любимого кота. Кот был уникальной породы и тоже стоил кучу денег. У старика больное сердце, но не тревожь его, протянет ещё десяток лет…

Вдруг он встал, рванул на встречу с кулаками, пришлось выбросить кота из пакета на пол – старик так и застыл перед ним. Нагнулся, запричитал… Не вынесла душа поэта – набросил пакет ему на голову и задушил. В полном шерсти и крови пакете.

Что же делать? Хотел, чтобы тот умер от инфаркта, да понял, это не так-то просто… Всё-таки не профессионал – ругал он себя. Недавно тот же отчим отмазал его от предыдущих преступлений – мать уговорила – на их фоне его заподозрят первым. «Что же делать?» и это «Мать уговорила» вертелись в мыслях. Умеет же она уговаривать, думал он, и тут она вошла в комнату.

1

На сцене концертного клуба звучит проигрыш – покоробленное гитарное соло. В зале темно, народу мало. В танцпортере люди в чёрном, человек десять, в креслах на втором ярусе такие же, человек двадцать. Все унылые: агрессивная российская альтернатива не заводит местную публику.

Девушка с взъерошенными бардовыми волосами – выбритые виски, кислотно-фиолетовые пряди – берёт микрофон. Пластик, липкий от потной руки предыдущего исполнителя, ложится в маленькую ручку в кожаных перчатках без пальцев, ногти, покрытые чёрным лаком, с рисунком кошачьего когтя по центру, вцепляются в него, будто этот микрофон, скользкая рыба в воде.

– Аня, Привет! Я пришла! – полудетским голоском выкрикивает девочка, лет пятнадцати. Она стоит у сцены, улыбается. Маленькая фигурка в чёрном – заношенные джинсы, растянутая футболка. Она смущается, что проще всех: у неё русые волосы естественного цвета, светло-голубые глаза, почти нет косметики, только на веках облако тёмных теней.

Девушка со сцены кивает и продолжает красоваться перед зрителями. Шипованный ошейник, ботинки на тяжёлой подошве Combat Boots, кислотная сетка чулок – всё как полагается тяготеющим к киберпанк эстетике. В ямочке меж ключиц притаился шестигранник – самая настоящая гайка – на цепочке в виде провода, это чудо техногенного дизайна подпрыгивает вместе с девушкой и шлёпается, делая кожу под собой розоватой.

Начинают играть вступление. В зал вбегает парень, долговязый, в одежде цвета хаки.

– Дарлинг Даггер! – кричит он под сценой.

– Хорош орать, – говорит девушка. – Не отвлекай!

Парень не слышит и снова кричит:

– Даггер, а где сиськи!?

Она вкладывает микрофон в стойку, наклоняется к нему:

– Иди к чёрту, Грэйвен, не отвлекай!

Грэйвен хохочет и Даггер тоже. Они знают друг друга так давно, что позабыли, как представились при первом знакомстве. Им стыдно признаться, что Ник-нэймы субкультурной тусовки стёрли из памяти настоящие имена, а потому, едва ли они их когда-нибудь выяснят. На галёрке сидят Иксайл, Диггер, Розали, Мануил-фил, над последним все смеются, но он сам назвался Мануилом-филом, он знает свой Ник. Есть и такие, кто не знает, например, Пендулум (Маятник) и Methusalem (Мафусаил), их величают так все (между собой), а они и не подозревают.

– Эй, парни! – орёт Грэйвэн. – Мануил, не жри энергетики, как гопник! Эй вы Кибер-Готы, Гипер-Гопы, слышите, что играет!?

– Да! – орут те с галёрки. – Что-то рокен-рольное… Рок, мать его!

– Молодца! – издевается Грейвэн. – Гляньте на неё… Закос под индастриал стайл… А где фетиши!? – Он поворачивается к Даггер и кричит: – Где сиськи?!

– Сиськи, сиськи! – орут сверху, в зале раздаётся хохот.

Вступление отыграли, но Даггер, красная от смеха, стоит, держась за живот, и петь не собирается. Играют заново.

– Да, прекратите! Блин, я так никогда не соберусь! – отмахивается она.

– Брось, тут все свои. Я-то чё припёрся, думал, мутишь фетиш-рокеров, будут сиськи, а ты нас развела…

– Развела не по-детски! – вторит сверху. – Где латекс? Где клеенные лентой соски?! Крест-накрест, а можно и без!

– Не дождётесь! – она показывает фак Грэйвену и галёрке, восстанавливает дыхание и надвигает на лицо сварочную маску.