Алла Полянская - Против ветра, мимо облаков

• Название: Против ветра, мимо облаков
• Автор: Алла Полянская
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-99665-0

Когда Вика вышла из колонии, она думала, что самое страшное осталось позади. Да, ее осудили безвинно – она не убивала собственную сестру! – но в заключении девушка сумела выжить. Вот только забыть такое и жить дальше – невозможно… Со временем Вика, в прошлом известная телеведущая, смирилась с тем, что возврата к прежней успешной жизни нет, и стала привыкать к своему новому, полуподпольному, существованию. Однако судьба решила, что испытаний на ее долю выпало недостаточно. Случилось еще одно убийство, в котором вновь обвинили Вику, и теперь ей угрожает новый срок! Но для нее лучше умереть, чем вернуться в тюрьму…

---

Конечно, мать с отцом тогда приехали за ним, через пару дней после случившегося, – Женькины синяки уже почернели и выглядели устрашающе, но до конца каникул обещали исчезнуть. Он расчищал во дворе снег, когда родители вошли во двор и, не взглянув на сына, сразу направились в дом.

Назаров и по сей день не знает, что им тогда сказала бабушка, но выскочили они из дома, будто за ними гнались все демоны ада, и на следующий день отец молча, пряча глаза, привез в бабушкин дом остальные пожитки сына и так же молча уехал, подгоняемый презрительными и обидными бабушкиным словами, лучшими из которых были «набитый дурак» и «подкаблучник».

Назаров знает, что в разное время остальная родня пыталась помириться с бабушкой, но она не простила им того, как они обошлись с ее ненаглядным Женечкой. И сам Назаров тоже вычеркнул из жизни и родителей, и отцовского брата, и сестру матери, и своих кузенов и кузин, словно их и не было. Как и бабушка, он уж если выбрасывал кого-то из своей жизни, то навсегда.

Но сейчас он отчего-то напомнил бабушке об остальных, кого они оставили за бортом своей жизни, и ее вердикт остался неизменным: она никого не простила. И близость смерти не изменила ее отношения, потому что видеть она никого из «них» не хотела.

– Нечего их защищать, Женечка. – Бабушка снова откинулась на подушки. – Кровь – не вода, конечно, да иной раз уж лучше бы вода. Право, не знаю даже, как так вышло, что сыновья мои оказались глупыми и бестолковыми мужиками. Мы с Дмитрием воспитывали их как должно, и я теперь думаю, что вот останься они при нас, то прожили бы свои жизни по-людски. Да только мы хотели им лучшего, и чтоб учились они ремеслу, и не горбатились забесплатно на государство, а они, оказавшись в городе без родительского присмотра, тут же пустились во все тяжкие, а по итогу женились на глупых, жадных и пустячных бабах, родили мне внуков-идиотов, и только ты один получился на славу. Что ж, и это хорошо – не одна пустая порода останется после меня, есть и золото, и тут уж можно мне перед Создателем глаз не прятать на суде-то. Вот так прямо ему и скажу при встрече: Ты, Господи, тоже ведь наделал пустяков разных, но среди них и нужные вещи создал, а я что ж… Я человек всего лишь, но жизнь прожила не зря, останется на земле семя мое, которое созреет не сорняками, а золотыми колосьями. То-то, дорогой мой, вот так оно и будет. А этих… их и в дом не пускай, посидят на улице и будет с них, а после пусть проваливают. Уж я Антону тоже это обсказала…

– Это когда ж ты председателя-то успела повидать, баб?

– А когда успела, тогда и успела. Он тебе поможет, как меня не станет. – Бабушка погладила руку Назарова. – Только тебя одного мне и жаль оставлять, да Викушку вот, душу неприкаянную… Спросишь ее, она тебе скажет, за что люблю ее. Защити ее и помоги, как только сможешь, и тебе тоже лишь она одна опорой будет, как меня не станет.

– Да ты что, баб! – Назаров испугался. – Может, приболела, надо врача вызвать? Вот говорил же: не затевайся с обедом, а ты и пирогов еще…

– Не надо врача, от старости нет лекарства. – Бабушка вздохнула. – А я отдохну, и правда устала я что-то – и то ведь, все утро топталась, дела торопилась доделать. Иди, займись хозяйством, но не надрывайся – чего не успеешь сегодня, то завтра сделаешь, у тебя много забот еще будет, и нужно уметь отдыхать.

Он выпустил бабушкину руку и ушел складывать дрова, будь они неладны, и за это теперь казнит себя, потому что через час Ленка, соседка через забор, пришла дрожжей занять – и нашла бабушку в доме, но добудиться не смогла. И Назаров растерянно смотрел на бледное бабушкино лицо, и ему казалось несусветной глупостью, что Ленка голосит на весь дом, когда бабушка спит. И там, где он был Евгений Александрович – вот там он понимал, что случилось, и звонил, куда положено звонить в таких случаях, и отдавал какие-то распоряжения, а там, где он был Женька, Женечка – он не понимал случившегося, хотел выгнать всех этих чужих людей из дома, потому что бабушка не могла умереть, не могла совсем, это было не в ее характере – вот так вдруг взять и умереть, посреди лета и цветущих георгин во дворе.

И теперь он слушает, как в доме читает молитву священник, привезенный им из соседнего села, а соседки подпевают ему «Вечная память!» нестройным горестным хором. И всегда так было, когда умирал кто-то из односельчан, и Назаров не раз присутствовал на похоронах. Если умирает односельчанин, то не прийти его проводить в последний путь в Привольном всегда считалось дурным тоном, скидка делалась только немощным и беременным. Соседи сами готовили поминальный обед – были признанные мастерицы варить и кисель, и картошку с мясом, и пироги печь тоже, и отказаться помочь никому в голову не приходило – сегодня у соседа горе, завтра у тебя. И на такие случаи были заведены большие котлы и прочая посуда, которые хранились в сельсовете, в кладовке, а на кладбище вкопаны стол и скамейки, которые после похорон накрывались клеенками и домоткаными дорожками, и люди садились поминать покойного. И вся забота Назарова – привезти из города продукты по списку, а уж соседки сами все приготовят и организуют, а если чего и не хватит, то свое принесут или по соседям спросят, никто не откажет, ведь не свадьба же, а горе случилось.

– Привет.

Назаров молча подвинулся на скамейке, чтобы новая гостья могла присесть рядом.

* * *

– Творожники невероятные. – Ника откинулась на стуле и блаженно улыбнулась. – Лера, где купила такой творог? А сметана…

Валерия хихикнула и лукаво посмотрела на подругу.

– У меня есть кое-что и получше. – Она торжественно водрузила на стол бутылку наливки. – Предлагаю всем оценить. Это нечто особенное, я такого в жизни не пробовала.

– С каких это пор ты покупаешь шмурдяк? – Панфилов подозрительно рассматривал бутылку из-под водки, наполненную розовым густым напитком. – Лера, это же…

– Ты сначала попробуй, потом скажешь. – Валерия откупорила бутылку, и над столом поплыл запах малины. – Ника, давай стопочки. Кто не захочет, настаивать не буду, мне больше останется.

Валерия налила в прозрачную стопку густую жидкость.

– Слушай, это очень вкусно. – Панфилов отпил из стопки и теперь с удивлением смотрел на жену. – Лерка, где ты это взяла?

– Вы не поверите.

Валерию целый день распирало от желания поделиться новостями, но она мужественно дотерпела до ужина, дождалась, когда все поедят и будут расположены к беседе. Чего ей это стоило, знает только она, да вот сейчас Панфилов сообразит, ведь муж как-никак.

– Вываливай! – рассмеялся Панфилов. – Я же вижу, что у тебя новостей полная телега. Ты ведь не только творог и наливку раздобыла?

– Не только. – Валерия внутренне веселилась, предвкушая всеобщее удивление. – На той неделе покупала я на рынке творог и разговорилась с продавщицей, а она возьми и скажи: я из Привольного, у нас там многие коров держат. А Привольное-то – вот оно, рядом совсем! Каждый день поворот проезжаем. Вот я решила, что съезжу туда и раздобуду нам человека, у которого будем постоянно брать молочные продукты, потому что магазинное – чисто отрава. Въехала я в село, а там за поворотом луг, и старик сено сгребает. Я спросила у него, кто торгует, а он меня направил к некой Алене – дескать, торгуют многие, но у Алены самое лучшее. И правда, дворик чистый, сама Алена – девушка симпатичная и опрятная, и продукт оказался на высоте. Ну и налила она мне наливки этой на пробу. Говорит, что подруга ее делает, и мне, понятное дело, очень понравилось. Алена мне и говорит: если хочешь, можешь у нее купить. Мы поехали к этой ее подруге, а там дом старый, каменный – я таких и не видела, и двор сплошь в цветах, а за летней кухней огромный малинник. Алена, значит, позвала подругу, и выходит из-за угла девушка – платье деревенское, в клетку какую-то, цветастый фартук, волосы в пучок собраны. Поговорили насчет наливки, и она вынесла мне из погреба несколько бутылок, а сама снова пропала. А мне еще раньше Алена-то сказала, что в этом самом доме куча мебели старинной, вот я и попросила показать. Мы же зал новый открыть планируем, вот и захотелось мне глянуть, а там и правда дорожки самотканые, мебель старинная, местный столяр еще до войны делал. Дом-то в войну уцелел, не сгорел, потому что был из камня и под черепицей. И вот не хотелось мне просто уходить, до чего дом светлый… Ощущение такое, словно на сто лет назад нырнула. Алена меня на выход подталкивает, а тут и хозяйка вышла с охапкой каких-то трав. И смотрю я на нее, и понимаю, что где-то я видела эту девушку, знакома она мне, и все! И тут она заговорила, и я ее узнала! Это Виктория Станишевская! Ну, помните? ТА САМАЯ!!!

– О боже! – Ника вздохнула. – Она вышла?

– Ну да. – Валерия обвела взглядом публику. – Три года прошло, и она, видимо, вышла досрочно. И теперь сидит в том доме, сама на себя не похожа, и…

– Тюрьма никого не красит, что ж.