Алла Полянская - Против ветра, мимо облаков

• Название: Против ветра, мимо облаков
• Автор: Алла Полянская
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-99665-0

Когда Вика вышла из колонии, она думала, что самое страшное осталось позади. Да, ее осудили безвинно – она не убивала собственную сестру! – но в заключении девушка сумела выжить. Вот только забыть такое и жить дальше – невозможно… Со временем Вика, в прошлом известная телеведущая, смирилась с тем, что возврата к прежней успешной жизни нет, и стала привыкать к своему новому, полуподпольному, существованию. Однако судьба решила, что испытаний на ее долю выпало недостаточно. Случилось еще одно убийство, в котором вновь обвинили Вику, и теперь ей угрожает новый срок! Но для нее лучше умереть, чем вернуться в тюрьму…

---

Вика села на скамейку, застланную домотканой полосатой дорожкой, и замерла. Звуки и запахи лета нахлынули на нее, и ей снова семь лет, сейчас она поест, и они с Аленой побегут на реку, а потом… Да куда захотят! В этом и смысл лета – жить, а жизнь – это свобода.

Вика отпила из чашки малиновый компот и потянулась за пирожком. Эти пирожки позавчера испекла бабка Варвара, и Женька принес их вместе с домашним хлебом. Вот этим самым, что сейчас на столе.

Острое ощущение непоправимой потери наконец настигло Вику, и она, бросив на столе посуду, побежала в дом. Плакать на людях нельзя.

3

– Много ты понимаешь!

Алена сердито смотрела на соседку Валентину, и та отступила на пару шагов – когда Алена сердится, то может и стукнуть сгоряча.

– Да я что… Просто люди говорят – зачем нам убийца в деревне. Да не кого-то убила, родную сестру, это кем надо быть! – Валентина попятилась от забора. – Вот ты туда ходишь к ней, и Женька ходит. Ну, с Женькой ясно, мне вот люди говорили, что там любовь была, а еще бабка его сильно привечала Викторию, хоть непонятно, за какие заслуги. Но я считаю, ни к чему ей тут жить, мало ли, что ей в голову стукнет, после тюрьмы особенно. И люди так говорят тоже.

– Кто так говорит? Ну-ка, скажи мне по именам, кто это говорит? Ты сама приезжая, без году неделя тут живешь, с чего ты взяла, что можешь рассуждать, кому где жить? – Алена вышла из калитки и двинулась в сторону Валентины, и голос ее разнесся по пустой улице. – Ты сама-то кто такая есть? Или ты думаешь, я не в курсе, что ты в городе квартиру пропила, а детей у тебя соцслужба отняла? А здесь живешь – в хате грязь, на дворе беспорядок, ходишь вечно пьяная, платье на тебе нестиранное, сама воняешь, как скотобойня, шею помыть – и то не можешь. Позорище какое! А думаешь, я не знаю, что мужик твой в тюрьме по пятому разу сидит? Так тебе есть место здесь, а Вике нет, когда ее семья тут с деда-прадеда жила? Или ты решила, что никто не знает, что ты тут уже всем желающим дала, и не по разу? А теперь ходишь по дворам, сплетни разносишь, хорошего человека грязью поливаешь, шалава подзаборная!

Алена двинулась к Валентине, и та, взвизгнув, припустила по улице, сверкая черными пятками – свои грязные шлепанцы она потеряла сразу же, как бросилась наутек. На голос Алены через забор выглянули соседи – Настя и дед Григорий.

– Что ты ее так, Ален?

Настя, видимо, убиралась в доме: подол подоткнут, руки влажные, полы мыла, не иначе. Дед Георгий выглянул с граблями – за сеном собрался, но на шум выглянул, не поленился.

– Так представь, что заявила! – Алена все еще злилась. – Ты, говорит, скажи подруге своей, что ей тут у нас не место, раз она убийца.

– Тут у нас?! – Настя от возмущения всплеснула руками. – Года нет как приехала, алкашка грязная, прощелыга городская, а туда же! Правильно наподдала! Жаль, меня рядом не случилось, я б ей волосенки-то повыдергала.

– Руки марать… – Дед Григорий достал пачку сигарет и, постучав ею о ладонь, вытащил сигарету и закурил. – Не то ты говоришь, Настя. Такой вот Вальке можно, конечно, для профилактики морду подрихтовать, так она сразу в полицию побежит, у тебя же и выйдут неприятности. А вот придет она, допустим, просить чего – а она явится, завсегда является, так ты ей от ворот поворот. Я Вику-то с детства помню, вас всех помню… Бывает всякое в жизни, что ж, пережить надо. Не могла она убить, и никто меня не убедит в том, что убила, а что осудили… Так вот ведь, и я когда-то сидел. Что, не знали? То-то, что не знали, вас тогда и в проекте не было. А ведь сидел два года – как с армии вернулся, через два месяца и закрыли меня. И тоже ни за что сидел: Марта моя сыну тогдашнего председателя сильно приглянулась, а я мешал, любовь у нас была со школы еще, она меня и с армии дождалась, свадьбу ладили, а тут этот… пащенок председательский. Я пока в армии был, он ей проходу не давал, а как я вернулся, тут-то они меня с папашей и подкузьмили. Подбросили, значит, зерно мне в машину – я водителем устроился. Значит, и посадили, думали, видать, что Марта ждать не станет из тюрьмы, побежит к председательскому сыну, а она дождалась меня, хоть родители ее и противились, и то верно, одно дело из армии ждать, другое – из тюрьмы… А ведь почти пятьдесят годков скоро, как мы с ней вместе живем, а если рассудить по-ихнему – так да, сидел, судимый. Да я-то что, я мужик, посидел да вышел, приятного мало, но пережил, а девчонке, такой как Вика наша, – это, конечно, на всю жизнь рана незаживающая. Как она там? Я вот никак ее не увижу, она будто прячется от всех.

– А кто б не прятался! – Настя вздохнула. – Ведь без вины пострадала, любой бы прятался. А всякие идиоты языками треплют… Ну, погоди ж ты у меня, Валька! Только приди за чем-то, уж я расскажу, почем дыни на базаре. Она что, специально к тебе за этим приходила, что ли?

– Нет. – Алена презрительно поджала губы. – Пришла работы спрашивать – типа, может, уборщица мне в кафе нужна, или на мойке машины мыть, или там посуду мыть в кафе… В общем, жить-то надо на что-то, хозяйства она не держит, за хозяйством уход нужен, тут сноровка надобна и понимание, да и работа немалая. А куда же ей? Она не привыкши и понятия не имеет нужного.

– Понятие и сноровка – что, не в пустыне живет, все можно у людей спросить, всему научат. – Дед Григорий погасил окурок и открыл калитку. – Желания нет, глупая бабенка, пьющая и ленивая, не хозяйка. Одним словом, шваль приблудная.

– Так я о чем. – Алена сердито поглядела на грязный резиновый тапок в траве, оброненный убегающей Валентиной. – Ленивая, неряха тем более, да и чужая. Ну, я ей так прямо и говорю: кабы мне нужен был человек, я бы своего кого взяла, а не пришлого, со стороны. А она, видать, подумала, что я Вику имею в виду, вот и принялась мне объяснять… Зря она это, конечно.

Алена и Настя переглянулись, а дед Григорий засмеялся сухим стариковским смехом.

– Приезжая она, вот и не знает пока, что вы за зелье. Ладно, потопал я на луг, работа не ждет.

Они разошлись каждый по своим делам, но Алена не скоро успокоилась. Конечно, таких, как Валентина, немного – на пальцах пересчитать, если вдуматься, но Вике-то не легче, ее каждое слово ранит. И, конечно, Алена видит, во что превратилась ее лучшая подруга за три года пребывания в колонии, а когда думает о том, что Вике пришлось пережить, то невольно ежится. Кто знает, смогла бы она сама пройти все это и остаться прежней и кто бы смог.

Она помнила Вику столько, сколько помнила себя. Первые ее воспоминания о том, как они на берегу лепят пасочки из песка, и Викина бабушка сидит на перевернутой лодке, читает какую-то книгу. По Алениным прикидкам, было им тогда года по три, не больше. И каждый год они скучали друг по другу зимой, а летом из города привозили Вику, и Алена, забросив своих «зимних» подружек, почти не расставалась с Викой.

А зимой они писали друг другу письма и планировали, что сделают летом.

Викиных брата и сестру, неразлучных двойняшек, Алена почти не знала, как и ее родителей, которых тоже видела редко. Они все занимались спортом, любили организованный отдых в спортивных лагерях, двойняшки ездили туда с родителями – бывшими спортсменами. Впечатление у Алены о родственниках Вики сложилось двойственное. С одной стороны, Викины родители учили местных ребят плавать, играли с ними в футбол и баскетбол, организовав команду, где верховодил Викин брат Никита, а Викина сестра Дарина была гимнастка и чемпионка каких-то там игр. Алена терпеть не могла Дарину, потому что та всегда ходила с презрительной миной и ныла: когда мы отсюда уедем, еще долго?

Двойняшки Дарина и Никита, если не занимались своим спортом, всегда были вместе, у них водились какие-то секреты, родители тоже были на своей волне. Это была хорошая, дружная семья, крепко спаянная общими интересами, а Вика просто старалась меньше попадаться им на глаза. Она практически с младенчества жила в Привольном, потому что даже с ее рождением родители продолжали спортивную карьеру, даже мать, едва родив Вику, отдала ребенка свекрам и продолжила тренировки.

И не родители, а бабушка с дедом заметили, что с девочкой что-то не то – Вике тогда было полтора года, и сельская фельдшерица Николаевна дала направление на обследование в городскую больницу, где и выяснили, что Вика очень больна, у нее порок сердца, требующий операции. И родители решили, что лучший выход – завести другого ребенка, тем более что карьера гимнастки у Викиной матери подошла к концу. А бабушка с дедом повезли внучку в столицу, добились, чтобы ее оперировал знаменитый кардиолог, и деньги на это всем селом собирали. Когда Вику прооперировали, только бабушка была рядом с ней, потому что родителям снова оказалось не до старшей дочки: отец уехал на очередной чемпионат, у матери родились близнецы, абсолютно здоровые сильные дети.

Вика в эту семью не вписывалась – несмотря на операцию, спортом ей заниматься врачи запретили, и родители как будто списали ее в отбраковку. Они всецело посвятили себя близнецам и занимались ими. Но когда Вике исполнилось семь, ее забрали в город, чтобы записать в городскую школу. Это было первое их общее горе, потому что Вика почти не знала родителей, городская жизнь ее пугала, но делать было нечего, Вику увезли, и с тех пор она приезжала только на каникулы.