Уильям Дерезевиц - Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

• Название: Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым
• Автор: Уильям Дерезевиц
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9909493-5-5

Уильяму Дерезевицу, студенту из Нью-Йорка, бунтарю, поклоннику Джеймса Джойса и Джозефа Конрада, было двадцать шесть лет, когда он познакомился с Джейн Остин – женщиной, изменившей всю его жизнь. То, что она умерла почти за двести лет до их встречи, не играло ровно никакой роли. Он относился к романам Остин с презрением, но программа магистратуры не оставила ему выбора. Что случится, если самоуверенный молодой человек вдруг начнет жить по советам первой леди английской литературы?

---

К чему же все эти длинные, бессвязные речи мистера Вудхауса о внуках или целебной овсянке? Вот, например, он разговаривает с Эммой о сыновьях Изабеллы:

– Генри – славный мальчуган, настоящий мужчина, а Джон – вылитая мать. Генри – старший, его назвали в честь меня, а не отца. В честь отца назвали второго, Джона. Кому-то, я думаю, может показаться странным, что не старшего, но Изабелла настояла, чтобы его назвали Генри, чем я был очень тронут. Удивительно смышленый мальчуган. Впрочем, все они на удивление понятливы, и такие милашки! Подойдут, станут подле моего кресла и скажут: «Дедушка, не дадите ли мне веревочку?», а Генри однажды попросил у меня ножик, но я сказал, что ножи делают только для дедушек.

Наверняка Эмма помнила эту историю наизусть. Да и мы ничего нового и полезного из нее не почерпнули. Дети и их сообразительность, так же как их любовь к ножам и бечевкам, не имели никакого отношения к повествованию. И всем уже давно понятно, что общество старого мистера Вудхауса утомительно. Так зачем нам это знать?

Впрочем, словеса мистера Вудхауса ничто по сравнению с монологами мисс Бейтс. Его речи занимали абзацы, ее же – целые страницы. Я сидел в кофейне, окруженный людьми с томиками Кьеркегора и Хомского в руках, и продирался сквозь фрагменты текста вроде того, где мисс Бейтс рассказывает Эмме о письме от своей племянницы Джейн Фэрфакс.

По крайней мере, пытается:

– Ах, вот оно! Я же помню, что оно должно быть где-то здесь, просто, видите, нечаянно поставила сверху рабочую корзинку и закрыла его от глаз, а ведь только сейчас держала в руках и наверное знала, что оно должно быть на столе. Сперва читала его миссис Коул, а когда она ушла, перечла еще раз матушке, для нее это первое удовольствие – письмо от Джейн! – без конца готова слушать, и я уверена была, что оно где-то под рукою, так и оказалось, прямо под рабочей корзинкой, и раз уж вы любезно изъявили желание послушать, о чем она пишет, – но прежде позвольте мне, как того требует справедливость, извиниться за Джейн, что письмо такое коротенькое, всего две странички, и то неполных, – у ней вообще такая привычка, испишет целую страницу и половину вымарает.

И это лишь вступление, вернее, первая его половина; мы не узнáем ни слова из письма еще страницу, не меньше.

В реальной жизни я в упор не замечал таких людей, как мистер Вудхаус и мисс Бейтс – нудный старик и болтливая соседка. Смотрел сквозь них, спеша по своим делам, или рассеянно кивал, соображая, какие книги надо продлить в библиотеке. Еще не хватало тратить свою жизнь на чтение о подобных персонажах.

Забавно, но мнение Эммы совпадало с моим. Хайбери нагонял на нее такую же тоску, как и на меня. Ей тоже казалось, что ничего интересного там не происходит, и только ее отчаянная решимость устроить все по-своему вносила интригу в сюжет. Эта девушка меня озадачивала. Вроде бы я был на стороне Эммы, но она хваталась за все так самонадеянно и безрассудно, все ее планы проваливались с таким оглушительным треском, что я съеживался всякий раз, как она открывала рот.

В самом начале повествования, придумывая себе занятие, Эмма свела дружбу с девушкой по имени Гарриет Смит. Наивная, покорная, необразованная, Гарриет преклонялась перед подругой, ловила каждое ее слово и тем самым всячески потакала тщеславию Эммы. Гарриет к тому же была очень хорошенькая: «невысокого роста, пухленькая и белокурая, с ярким румянцем, молочно-белой кожей, голубенькими глазками и правильными чертами лица, хранящего удивительно ясное выражение». Это навело Эмму на мысли: «Нельзя, чтобы эти томные голубые взоры, чтобы все эти природные прелести расточались напрасно в низком обществе Хайбери и его окрестностей», ведь Гарриет «для полного совершенства недоставало лишь немного искушенности и лоска». И, подобно Генри Хиггинсу, «изваявшему» Элизу Дулиттл, Эмма решила потрудиться во благо своей подружки. «Она сама обратит на нее внимание, разовьет ее способности, отвратит от дурного общества и введет в хорошее, образует ее суждения и манеры. Это будет увлекательное и, конечно же, доброе дело, в высшей степени подобающее ее положению, досугу и способностям».

Ну нет, это уж слишком. Какая самоуверенная, назойливая девчонка – ведь ей самой было чуть за двадцать, и наивностью она едва ли уступала Гарриет. Эмма ни капли не сомневалась в том, что брак между гувернанткой и местным джентльменом – ее личная заслуга, хотя на самом деле она просто раньше других догадалась, к чему идет дело. И вот теперь мисс Вудхаус задалась целью соединить Гарриет и мистера Элтона, нового священника. Чистой воды безумие! Ведь Гарриет была внебрачной дочерью неизвестного мужчины, у нее не имелось приданого и положения в обществе. Но Эмму это не смущало.

Хуже того, она сбила с толку и саму Гарриет, убедив ее отклонить предложение руки и сердца от мистера Мартина, очень достойного молодого человека, который к тому же нравился Гарриет.

Наблюдать эту душераздирающую сцену было невыносимо, словно смотреть на то, как мучают щенка:

– Та к вы полагаете, ему следует отказать, – сказала Гарриет, потупляя глаза.

– Следует? Гарриет, моя милая, что это значит? У вас есть сомнения на этот счет? Я думала… но, впрочем, простите, я, возможно, заблуждалась. Я понимала вас неверно, раз вы сомневаетесь, каков должен быть смысл ответа. Мне казалось, вы спрашиваете лишь, какие выбрать слова.

Гарриет промолчала. Эмма с некоторою сдержанностью продолжала:

– Итак, я заключаю, что вы намерены дать ему благоприятный ответ.

– Да нет – то есть не то, чтобы намерена… Ну, как мне быть? Как вы советуете? Мисс Вудхаус, миленькая, умоляю вас, скажите, что мне делать?

‹…›

– Ни за что вам не стану советовать ни того, ни другого, – сказала, ласково улыбаясь, Эмма.

Она была просто невыносима! Разве можно так бездумно рисковать чужим счастьем в угоду собственному тщеславию? По мнению Эммы, никто в Хайбери не мог считаться ей ровней, и мистер Мартин оказался недостоин мисс Смит вовсе не потому, что Гарриет такое уж совершенство, а потому, что она подружка Эммы Вудхаус! А мисс Бейтс с матерью? Эмма прекрасно знала, что ее визит скрасит день двух одиноких женщин, живущих на грани бедности, но не могла заставить себя бывать у них почаще. Когда же, наконец, она удосуживалась появиться, то искала любой предлог, чтобы поскорее удрать. Джейн Фэрфакс, племянница мисс Бейтс, замечательная девушка, ровесница героини, талантливая и образованная, каждый год приезжала в Хайбери на несколько месяцев, но Эмма старательно ее избегала. Разве родственница ничтожной мисс Бейтс может оказаться собеседницей, достойной несравненной мисс Вудхаус?

В конце концов, пренебрежение Эммы к окружающим обернулось против нее самой. В Хайбери приехал погостить пасынок ее гувернантки Фрэнк Черчилл. Этот жизнерадостный, симпатичный повеса так усердно увивался вокруг мисс Вудхаус, что ее самомнение взлетело до небес. Стояло лето, и Эмма, Фрэнк, Гарриет, Джейн, мисс Бейтс и мистер Элтон решили отправиться на пикник. К тому времени, как вся компания добралась до места, воркование Эммы и Фрэнка до такой степени подавило общую беседу, что остальные были вынуждены помалкивать. Тогда Фрэнк придумал отличный план, чтобы развлечь свою прекрасную леди: «Вас здесь семеро… и каждому вменяется всего лишь сказать либо одну очень остроумную вещь, либо две не очень, либо три отъявленные глупости». Бедная безобидная мисс Бейтс, которая хорошо знала, каким утомительным бывает ее общество, ужасно смутилась. «О, прекрасно! – воскликнула мисс Бейтс. – Тогда я могу не волноваться. Три отъявленные глупости – это как раз по моей части.

Мне только стоит рот открыть, и я тотчас брякну три глупости, не так ли?»

И тут Эмма, окрыленная вниманием Фрэнка и чувством собственного превосходства, выдала: «Видите ли, сударыня, тут может встретиться одно затрудненье. Простите, но вы будете ограничены числом – разрешается сказать всего лишь три за один раз. Какая жестокость! А хуже всего то, как жертва приняла ее:

Мисс Бейтс, обманутая притворною почтительностью ее обращенья, не вдруг уловила смысл сказанного, но и когда до нее дошло, не рассердилась, хотя, судя по легкой краске на лице, была чувствительно задета. – А, вот что!.. Понимаю. Да, мне ясно, что она подразумевает, и я постараюсь впредь придерживать язык. Видно, – обращаясь к мистеру Найтли, – от меня стало совсем невмоготу, иначе она бы не сказала такое старому другу.

И тогда я, наконец, понял, куда с самого начала метила Джейн Остин. Жестокий проступок Эммы, так возмутивший меня, был отражением моей собственной черствости. Книга вызывала у меня скуку и презрение вовсе не потому, что была плохо написана. Напротив, именно этой реакции и добивалась Остин. Она нарочно провоцировала меня, чтобы выявить, выставить эти эмоции мне же напоказ. Создав героиню, которая вела себя точь-в-точь, как вел бы себя на ее месте я, и которая чувствовала то же самое, что чувствовал бы я, автор поставила передо мной зеркало, где отразилось мое собственное уродливое лицо. Осуждая Эмму за ее презрение к мисс Бейтс, за глубокое пренебрежение ко всему городку Хайбери, я осуждал самого себя.