Юрий Григорян - Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период

• Название: Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период
• Автор: Юрий Григорян
• Жанр: Философия

Теории истории Гегеля, а также Маркса имели слабости и недостатки, обусловленные прежде всего ограниченностью знания тех времен. Необходимо развивать теорию, базируясь на достижениях современной науки. В данной книге эволюция человечества рассматривается на основании общих предпосылок и закономерностей развития, выявленных в естественных науках. Их применение к системе человечества позволило лучше понять прошлую историю, современные общественные проблемы и тенденцию последующей эволюции.

---

Но если не придираться к формальному построению довода, то относительно избирательности фактов можно было бы указать на множество случаев, когда следует отдавать предпочтение не физическим, а историческим данным. Вообще говоря, избирательность присуща всему живому (в определенном аспекте и неживому) миру и различается лишь в степени и уровне активности (в частности, депривационной, мотивационной, познавательной). Без этого невозможным стало бы приспособление к природной среде, как и приобретение знания о ней. При этом важно иметь в виду, какой уровень целенаправленной активности обусловливает избирательность отражения внешнего мира. Чем иерархически выше мировоззрение, направляющее интерес человека, чем абстрактнее активирующее его знание, тем избирательнее предстанет перед ним фактуальный материал. То же самое общественное событие совершенно по-разному предстает перед домохозяйкой, историком, философом, к тому же в разные века, как, впрочем, есть пропасть и в видении одного и того же природного явления со стороны первобытного человека и современного физика. Пользуясь образным представлением Поппера можно сказать, что если даже прожектор осветит один и тот же сектор, то не только продемонстрирует со своеобразными мазками несхожие картины, но, отражая слои реальности, выявит различные детали и различные их взаимосвязи, в определенной мере зависимые по объему и модальности от целенаправленного интереса наблюдателей.

В науке точка зрения исследователя, детерминированная научной теорией, определяет набор фактов, которым надлежит проверить ту же самую теорию. Крайняя форма такой

избирательности привела философов—конвенционалистов к утверждению, что научное доказательство всегда идет по кругу, или словами А. Эддингтона, «мы обнаруживаем себя гоняющимися за своими собственными хвостами». Поппер не признает за физическими теориями подобной цикличности. Но вот «исторические теории можно справедливо обвинить в цикличности как раз в том смысле, в каком это обвинение несправедливо предъявлялось научным теориям» (2, с.307). Я же, напротив, полагаю, что фактуальный материал в истории много менее подвержен влиянию какой-либо точки зрения, чем данные физических экспериментов. Дело в том, что в современном теоретическом познании возникают все более абстрактные представления, которые в свою очередь служат основой формирования еще более общих знаний. Но чем более абстрактная теория активирует отношение к действительности, тем более строго определенными будут вычлененные факты и тем замкнутей окажется цикличность. В этом плане преимущество как раз за историей. Этнографы обратили внимание на то, что первобытный человек несравненно большее замечает в среде своего обитания, чем современный ученый. Также летописцы давних времен менее предвзято освещали события, очевидцами которых они были, чем современные историки описывают происшествия нашего времени. В летописях и описаниях исторических событий развертывается широкий ряд многообразных данных, что характерно для отражения низших уровней (например, восприятия), совершенно несравнимый с данными протоколов физических экспериментов, когда законы теории доминируют в избирательности. Хотя факты отнесены к какому-либо значимому с точки зрения летописца событию, их описание и набор позволяет при последующем осмыслении постигать взаимосвязи, не выявленные очевидцами.

«В физике „точка зрения“ обычно выступает в форме физической теории, которую можно проверить с помощью новых фактов. Для истории же эта проблема не является столь простой» (2, с.302).

Этот довод касается основного критерия научной теории, выдвинутого Поппером. Поэтому его следовало бы считать стержневым для критики «историцизма». В какой-то мере я уже касался этого аргумента, отметив, что и для некоторых физических теорий, как и для иных теорий естественных наук, выявить для фальсификации новые факты бывает не столь уж просто, а порой и невозможно. В сравнении с ними история, на мой взгляд, имеет некоторое преимущество благодаря тому, что описание конкретных событий содержит, как правило, много больше сведений, чем необходимо для подтверждения точки зрения автора. Они могут оказаться полезными для последующей оценки теорий. В описаниях, не подчиненных абстрагирующим обобщениям, содержится материал, выходящий за границы данной теории и способный прямо или косвенно подтвердить или опровергнуть основной вывод. К тому же подобные описания, как правило, бывают представлены разными очевидцами с разными точками зрения, что порой равносильно проведенным дополнительным опытам. В противовес тому физики, часто неявно, подвержены той же сформировавшейся концепции и изначально нацелены ею на соответствующее восприятие явлений – сингулярные высказывания инициированы универсальными законами. Требование фальсификации должно стать для них собственной задачей превозмогания зацикленного взгляда на вещи.

Между прочим, хочу отметить, что принцип фальсификации также неприемлем. Никакой факт не может опровергнуть теорию.

Формальная логика оказала дурную службу позитивизму и прочим, вышедшим из ее лона теориям. Со своим примитивным догматическим багажом они замахнулись на процесс развития науки, стараясь втиснуть познание в рамки тщедушных критериев формальной логики. Таким был принцип верификации – проверка теории на осуществимость ее следствий. Поскольку формальнологически индуктивные умозаключения не могут утверждать истинность вывода, то, чтобы превзойти слабость этого критерия, Поппер ничего лучшего не смог придумать, как, исходя из закона контрапозиции (если А, то В -> если не-В, то не-А), выдвинуть принцип фальсификации. Критерием научности является фальсифицируемость гипотез и теорий, иначе говоря, возможность подвергнуть их проверке на ошибочность следствий, вытекающих из гипотезы. Но оказалось, что и этот принцип не столь уж безупречен. Его слабость не осталась без внимания. Любая теория или гипотеза выдвигает или обязана выдвинуть ограничительные условия «У». Поэтому вывод следует представить как: если А и У, то В и тогда, если не-В, то не-А или не-У. Но здесь критерий научности подстерегает то же самое противоречие конечного и бесконечного, что Поппер усмотрел в индуктивных выводах. Только на сей раз оно сказывается на отношении к фактам, опровергающим теорию. Обстоятельства опыта характеризуются бесконечным количеством свойств, которые невозможно отразить в описываемом факте. Он не способен абсолютно точно учесть заданные условия. Всегда останется множество реальных признаков, не замеченных и не учтенных в нем, но которые возможно не соответствуют ограничениям, которые обязательны для утверждаемой теории. Имея в виду неохваченное многообразие реальности, формальный подход не может гарантировать соответствие факта заданным условиям, аналогично тому, как невозможно было гарантировать всеобщность индуктивного вывода. Никакой факт не может утверждать, что выдержано «У». Оставаясь в кругу формального анализа, следует признать, что никакой факт не может опровергнуть какую бы то ни было теорию.

4. Задача истории – анализировать отдельные события и объяснять их причины.

«Таким образом, теоретические обобщающие науки интересуются проверкой универсальных гипотез, а прикладные обобщающие науки – предсказанием конкретных событий».

«Науки, которые интересуются конкретными, специфическими событиями и их объяснением, можно, в отличие от обобщающих наук, назвать историческими науками».

«Задача истории как раз и заключается в том, чтобы анализировать отдельные события и объяснять их причины. Те, кого интересуют законы, должны обратиться к обобщающим наукам (например, к социологии)».

«В истории нет таких унифицирующих теорий, вернее, есть множество тривиальных универсальных законов, которые мы принимаем без доказательств. Эти законы практически не представляют никакого интереса и абсолютно не способны внести порядок в предмет исследования» (2, с.304—305).

Принцип распределения по полочкам теоретических, прикладных и исторических наук, как и ограничение исторической науки одним лишь правом на описание, всецело обязано решению самого распределителя – Поппера. Помимо прочего, назвать теоретические науки обобщающими означает принизить познавательную сложнейшую многоплановую деятельность человечества, что также следует отнести к мнению ученого, который из-за своего крайне формализованного мышления не желает увидеть весь комплекс деятельности по постижению мира. Интересно, однако, то, что дозволенная им задача истории включает в себя объяснение причин отдельных событий. Имея в виду его же понимание причинно-следственных отношений, необходимо будет в основу этого положить «универсальные законы», те самые, которые в истории по утверждению самого Поппера невозможны.