Юрий Григорян - Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период

• Название: Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период
• Автор: Юрий Григорян
• Жанр: Философия

Теории истории Гегеля, а также Маркса имели слабости и недостатки, обусловленные прежде всего ограниченностью знания тех времен. Необходимо развивать теорию, базируясь на достижениях современной науки. В данной книге эволюция человечества рассматривается на основании общих предпосылок и закономерностей развития, выявленных в естественных науках. Их применение к системе человечества позволило лучше понять прошлую историю, современные общественные проблемы и тенденцию последующей эволюции.

---

Литература

1. Поппер К. Нищета историцизма, М., 1993.

2. Поппер К. Открытое общество и его враги, М.,1992.

3. Маркс К. Тезисы о Фейербахе, Соч. М-Э, изд.2, т.3.

4. Бухарин Н. И. Экономика переходного периода, М. 1920.

3. Поппер К. и диалектика. Нищета формализма

Самая характерная ошибка, которая сказывается при анализе прошлых или текущих общественных процессов, заключается в неявной абсолютизации привычного образа жизни с некоторой упрочившейся шкалой ценностей. Явно или неявно сформировавшиеся в нашем сознании идеальные типы и методы становятся бесспорным критерием оценки всех явлений. Нечто вроде совокупного эффекта бэконовских «идолов». Эгоцентризм данного времени и места очень широко распространен среди политиков, которые весь мир стараются подогнать под стандарты своих стран, и поэтому готовы творить, и творят трагедии в странах с иными нормами и принципами жизни. Но есть сфера, где подвергнуть сомнению подобный подход означает войти в противоречие с самим собой. Это сфера мышления. Усомниться в своем мышлении, а «усомниться» – это также мыслительная операция, есть не что иное, как мыслить, что твое мышление ограниченное, слабосильное. Несколько облегченный вариант парадокса «я – лжец». Однако можно предположить и такое: если сегодняшний образ мышления превосходит ментальные способности первобытных людей, то не окажется ли он столь же примитивным по отношению к мышлению людей будущего. Не наивно ли полагать, например, что формальнологическое мышление есть предел мыслительных форм человека, и последующее развитие не возвысит их так, что эта логика для него будет выглядеть крайне простоватой? Возможно, многие такое предположение сочтут надуманным, но, на мой взгляд, оно не беспочвенно. На этот счет было высказано немало обоснований со стороны мыслителей так называемого немецкого идеализма, от Канта до Гегеля.

В свое время позитивизм, постпозитивизм с уверенностью взялись придумывать правила, по которым науке следовало двигаться, чтобы приобрести достоверность. При этом их представители руководствовались лишь принципами формальной логики, что считалось неоспоримым высшим арбитром обоснованности знаний. Естественно, эти люди стремились подвергнуть критике научное познание, но только не свое мышление.

Их не смущал тот факт, что благодаря науке человечество существует и развивается уже многие тысячелетия, что именно успешное утверждение человека на Земле является лучшим доказательством ее правомерности. Что наши формальнологические методы могли возникнуть только благодаря соответствующим устойчивым отношениям, существующим в природе, что, следовательно, их границы обусловлены той стороной мировых взаимосвязей, которая оказалась воспринятой нами в той ограниченной среде и в течение того исторически кратковременного периода, когда формировался современный уровень мышления. То есть, что следует изначально иметь в виду скудные принципы, тем более осознаваемые, нашего индивидуального познания по сравнению с тем, что представляет собой действительность и такое явление, как познавательный продукт человечества, наука. Было бы разумнее не ее оценивать методами, доступными претенциозным критикам, а, напротив, отношение к ней сделать критерием интеллекта этих оценщиков. Но парадоксальность саморефлексии страхует этих ученых от самокритики.

Конечно, можно возразить, что позитивисты и их последователи высказывали свои правила, имея в виду не процесс познания, а лишь процесс доказательства, обоснования истинности или ложности теорий. Но дело в том, что представление об обособленности, а порой и противопоставленности этих процессов, само по себе свидетельствует об искаженном понимании познания, которое подпитывается дифференциацией отношений, существующих в современном обществе. Обычно познающий субъект не только причастен, но и противостоит этому обществу. Он сформирован в нем, значит, изучил определенный объем достигнутого знания и методы исследовательской деятельности. Его решение возникших проблем ограничено индивидуальным знанием, способностью, степенью вовлеченности в общий познавательный процесс. Поэтому идеи должны быть подвергнуты проверке со стороны общества, что предполагает как соответствие прежним ранее апробированным знаниям – теоретическая проверка, так и проверку экспериментальную, практическую. Так выглядит в наше время разделенный на этапы процесс познания. Если можно было бы его рассматривать в целостности, то вся совокупность действий предстала бы как единый процесс, в котором и постижение и практика суть его неразрывные стороны. Причем само постижение несет в себе доказательство, так как оно осуществляется во взаимодействии с внешним миром (хотя бы мысленным образом) и базируется на апробированных познавательных методах и знании. Диалектик сказал бы, что это единство противоположностей, причем, каждая сторона, даже после разделения, несет на себе влияние своей противоположности. В определенной степени и на современном уровне познание включает проверку, а проверка – многие признаки познания. Но приверженцы формальнологического подхода предпочитают абсолютизировать разделенные стороны и после этого придумывать различные методы их взаимосвязи.

ВЕРНО ЛИ, ЧТО МЫ ПОЗНАЕМ ПО МЕТОДУ ПРОБ И ОШИБОК?

Поппер начинает критику диалектики с утверждения: «Метод, способствующий развитию человеческого мышления – и особенно философии, мы можем охарактеризовать как частный случай метода проб и ошибок». (1, Начало)

В конце 19 века Торндайк E. (2), изучая выработку инструментального рефлекса у животных, пришел к выводу, что процесс обучения протекает путем ряда пробных движений с успешными и неверными «ошибочными» реакциями. «Обучение посредством проб и ошибок». В последующем выяснилось, что это слишком упрощенное представление не соответствует полученным фактам при обучении. Значительное влияние на реакции оказывает прошлый опыт, включающий в себя как знание элементов необычной ситуации, так и ранее выработанные навыки решения проблем; так что поведение при возникших трудностях протекает не путем случайных проб, а обусловлено влиянием закрепленных паттернов действий, хотя бы низшего порядка. Существенным фактором поведения была признана мотивация, которая понималась не просто как внутренняя потребность (депривация), но потребность, модулированная наличной средой. Без учета целесообразности поведения живого существа и избирательности его действий, число равнозначимых проб, внешне кажущихся беспорядочными, было бы неисчислимым. Пока сохраняется проблемная ситуация, т.е. когда ранее выработанные формы поведения не разрешают мотивацию, формальный подход не способен придать предпочтение той или иной попытке, хотя для животного они не однозначны.

Отмечу также наблюдения Келера В. (3). Он заметил, что при определенных условиях у высших приматов могло «внезапно» возникнуть без каких-либо случайных проб правильное поведенческое решение. Обращение к гештальту (целостный образ) оказалось неубедительным, поскольку при этом результат обучения рассматривался в качестве необходимого начала. Скорее всего, в подобных случаях процесс формирования нового поведения оказывался скрытым от экспериментатора; лишь в итоге проявлялся эффект «свернутой внутрь» психической деятельности, согласуемой с внешними обстановочными сигналами. Главное, что в этих экспериментах очень определенно предстало значение внутренних факторов. Между прочим, и при описании творческих актов у людей отмечают подобное скачкообразное возникновение новых решений, которое многие предпочитают представлять понятиями – инсайт, интуиция.

Интересно, что метод проб и ошибок у Валлона А. получил диалектическую интерпретацию. Пробы и ошибки не просто случайности, успешные из которых закрепляются как полезные акты. И то, и другое вносит вклад в формирование благоприятного результата. Ошибка есть также проба, которая опосредована предшествующим состоянием и вносит вклад в вариацию последующих действий. «Проба и успех, ошибка и открытие, усилие и реализация тесно и необходимо связаны между собой. Игнорировать одно – значит совершенно лишить точки опоры другое» (4, с.89).

Формализованный характер проб и ошибок наилучшим образом подходит для оценки работы кибернетических устройств. Сканирование, хотя бы в рамках, ограниченных программными предпочтениями, есть единственно возможное «поведение» этих машин. В самом принципе функционирования любой машины, поскольку она создается искусственно в согласии с разработанной человеком организационной взаимосвязью элементов, заложены формальнологические отношения. Любые частные операции производятся вследствие внедренной организации или общих программ, таким же образом, как частные следствия исходят из общих посылок. Все, что можно было бы назвать эвристическим решением, происходит также под влиянием корректирующих этот процесс программ большей общности. Этот вариант, уподобляющий познание методу проб и ошибок, настолько упрощен, что становится его антиподом. Но в то же время он настолько удобен для экспериментирования, что наряду со схожими задачами становится преобладающим подходом к исследованию психологии мышления. Аналогия с различными компонентами и элементами функционирования ЭВМ стала сегодня руководящим принципом анализа когнитивного и даже креативного процесса у человека. Перцепция, сбор информации, анализ сложных паттернов, сравнение его составных элементов с хранящимися прототипами, отбор информации, хранилища информации, принятие решений и т. п. Вполне возможно, что, на сколько типовых операций можно разбить компьютерную программу, столько же аналогов познавательного процесса отмечено в работах психологов. Но в мозгу не существует ячеек памяти, не существует и хранилищ памяти, следовательно, нет переводов в память, выборок из памяти и прочих обязательных для машин операций.