Юрий Григорян - Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период

• Название: Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период
• Автор: Юрий Григорян
• Жанр: Философия

Теории истории Гегеля, а также Маркса имели слабости и недостатки, обусловленные прежде всего ограниченностью знания тех времен. Необходимо развивать теорию, базируясь на достижениях современной науки. В данной книге эволюция человечества рассматривается на основании общих предпосылок и закономерностей развития, выявленных в естественных науках. Их применение к системе человечества позволило лучше понять прошлую историю, современные общественные проблемы и тенденцию последующей эволюции.

---

Дело в том, что теории, как правило, предпочитают выделять в качестве своего предмета исследования идеализированный материал, или явления, представленные в идеальном виде. Таковым, например, считался идеальный газ, относительно которого были правомерны уравнения Бойля – Мариотта, Гей – Люссака и др. Когда же в экспериментах с высоким давлением теоретически вычисленные значения разошлись с практическими, пришлось усложнить уравнения, введя коэффициенты, учитывающие размеры молекул (уравнения Ван-дер-Ваальса). Подобные уточнения и учет все более широкого спектра параметров молекул и атомов сам по себе не кажется необычным. При еще более сложных условиях приходится учитывать даже квантовые эффекты, как в случае с гелием при сверхнизких температурах. Сейчас речь пойдет о совершенно ином обстоятельстве, который никак не укладывается в теоретические представления. Стремление иметь в теории дело с идеальным, идеализированным веществом неожиданно обернулось категорическим неприятием того, что происходит при фазовых переходах. Чем чище, дистиллированной бывает вода, тем ниже оказывается температура, необходимая для превращения в лед. В лабораторных условиях такую воду доводили до -33о С. Можно даже заключить, что фазовый переход абсолютно чистой однородной воде не присущ.

Теория уяснила, что при подобного рода переходах возникает метастабильное состояние, при котором жидкость способна оставаться в исходной фазе, пока не повергнется воздействию инородного вещества, примеси. Предсказать, когда в воде окажется примесная частица, физика, конечно же, неспособна. Но отвергать теоретическую физику из-за этого никто не станет, как и не следует отвергать возможность теоретической истории. Если же мы теперь выдвинем суждение: не существует теории, которая бы могла служить точному предсказанию, или что теория способна предсказывать лишь основные параметры будущего события или, что она позволяет представить только тенденцию изменения, – то претензия к истории станет неправомерной. Фраза: «невозможна никакая научная теория исторического развития, которая служила бы основой для исторического предсказания» (там же) – может быть обобщена на все научные теории.

Все же в определенном смысле, без категоричности, Поппер прав, когда конечной целью человеческого познания считает возможность предсказания. В конце концов, не ради праздного любопытства изучаем мир. Постигая ее законы, мы можем взаимодействовать с природой более адекватно и с большим успехом способны удовлетворять наши потребности. Мы узнаем, как отреагирует внешний мир на наши действия и, умея предсказать этот эффект, хотя бы не очень точно, строим согласованное с ним свое поведение. Просто нагрузка в познавательной деятельности стоит не на самом предсказании, а на взаимодействии с миром и постижении его структурных взаимосвязей.

Тот факт, что в современном обществе фундаментальная наука, прикладная наука и инженерия разведены по разным службам, не должно разрушать их единства по существу. Подобная дифференциация и специализация функций происходит почти во всех сферах деятельности человека. Но взаимосвязь, как бы она не ослабевала в связи с относительным обособлением функциональных задач теории и практики, сохраняется как основа их существования.

Хорошо обосновано, что познание инициируется в том случае, когда ранее выработанное поведение, не только физическое, но и сугубо мыслительное, из-за возникших несоответствий с реальностью, не позволяет осуществить исходное намерение (мотивация, задача и т.п.). Именно тогда, когда сформированные ранее средства достижения цели (паттерн действий) не срабатывают, иначе говоря, когда ситуация расходится с усвоенными условиями среды, возникает состояние, требующее постижение нового.

Этот момент аналогичен тому, что в терминологии Поппера обозначается как «фальсификация» теории. Ожидаемое следствие не осуществляется, вследствие чего возникает состояние, стимулирующее дальнейшее познание. То, что можно назвать «фальсификацией» имеет место в начале познания, когда нестыковка с действительностью вынуждает новый процесс освоения мира. В упрощенном представлении Поппера, напротив, познание начинается с того, что ради предсказаний путем обобщений придумывают гипотезы, затем проходит их верификация, но и поиск фактов, опровергающих следствия гипотезы, иначе говоря «фальсификация», для дальнейшего движения познания. Такая искусственная картина подходит, например, к диссертационной работе в современном научном учреждении, когда в обществе сложилось разделение сфер деятельности, а круг знаний и вместе с ним сомнений и проблем столь велик, что ждать несогласованности с реальностью (фальсификаций) незачем – научных тем на всех хватает. В распространенном варианте сегодняшних научных занятий действительно цель работы – предсказание – стоит на первом этапе, а фальсификацией занимаются после утверждения гипотезы. Естественный процесс иной. Проблема возникает при взаимодействии с природой, что вынуждает познание неизвестных ранее сторон действительности. После чего, успех познания позволяет делать предсказание с известными оговорками.

Конечно, субъективизм обобщений может привести к гипотезам о надуманных несуществующих закономерностях, которые затем будут опровергнуты именно в части субъективности обобщения. Но право делать обратное заявление, т.е. что теория невозможна, появляется только в том случае, если объективно не существует закономерности изучаемых явлений. Можно возразить, что никому не дано знать, есть ли закономерность сама по себе или нет, это нечто вроде «вещи в себе». Но если даже принять такое предположение, то не менее нелепо утверждать изначально, что таких закономерностей не существует и что поэтому историческая теория невозможна.

Поппер склонен причислять себя в чем-то к материалистам (в кантовском аспекте), признавая законы природы и тот факт, что они не зависят от нас. Но его формализм переводит познание в плоскость личностных умозрений, которая настолько удаляется в своей мыслительной сфере от природы, что становится самодовлеющим фактором познания. Поэтому логика его рассуждений опирается на наши возможности предсказаний. Если способны, то теория возможна, если нет – то нет. Стоит перевернуть отношение, «поставить его на ноги», и придется теорию обусловить природными законами, которые мы выявляем в меру наших возможностей. Тогда отрицание самого права истории на научность будет означать произвольность бытия человечества, власть случая, хаоса. Поппер в принципе так и представляет ее, иначе он не стал бы отводить определяющую роль в формировании будущего самому человеку. «Вместо того чтобы стать в позу пророков, мы должны стать творцами своей судьбы» (2, с.322). Фраза достойна марксовой: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (3, с.4). Иначе говоря, идеи должны доминировать над бытием. Маркс так глубоко впитал идеализм Гегеля, что, как бы не переворачивал его принципы, те все равно проступали в его выражениях и даже в теории. Поппер тем более, хотя и пытается выглядеть лучше, чем идеалисты или релятивисты, и даже критикует и тех и других, но неявно уходит в ту же сторону из-за безграничной преданности формальной логике.

2. Социальные ситуации зависят от специфической исторической ситуации.

Помимо основного довода против «историцизма», опирающегося на познание и предсказуемость, Поппер приводит и несколько частных аргументов в поддержку своей позиции. В книге «Нищета историцизма» Поппер приписывает историцизму те качества, которые как бы демонстрируют ограниченность истории, отчего она недостойна быть наукой.

«Физические законы, или „законы природы“, согласно историцизму, истинны везде и всегда, ибо физическим миром управляет система физических единообразий, неизменных на всем протяжении пространства и времени. Социологические же законы, или законы социальной жизни, разнятся в зависимости от места и времени. Хотя, согласно историцизму, существует множество типических регулярно повторяющихся социальных состояний, регулярности социальной жизни отличаются от непреложных регулярностей физического мира. Они зависят от истории, от различий в культуре, от некоторой частной исторической ситуации» (1, с.12).

Первый же тезис вызывает у меня серьезные возражения. Едва ли физик, и тем более астроном, изучающий изменяемую Вселенную, будет утверждать о неизменности законов природы по отношению к пространству и времени. Прежде всего, следует выстроить иерархию самих законов, относящихся к космическим процессам, к более частным планетарным движениям, наконец, к состоянию тел в условиях Земли. Если иметь в виду космос свыше десятка миллиардов лет назад, то ньютоновские законы движения не действовали. Они могут иметь значение только для тел, скорость движения которых значительно меньше скорости света. Именно поэтому в нашей природной среде прежде всего были постигнуты эти законы. Лишь столкнувшись с явлениями микромира и «мегамира» всей Вселенной люди начали выявлять закономерности, действующие задолго до рождения нашей планеты и даже солнечной системы. Наука шла в обратном по отношению к эволюции мира направлении. От познания законов природы (без попперовских кавычек), которая сформировалась на Земле, к всеобщим вселенским законам, по отношению к которым ньютоновские предстали частным случаем местного порядка. Можно отметить эволюционный путь возникновения физических законов. Вполне определенно выглядит формирование законов, относящихся к материи такого уровня как, например, химические элементы и их превращения. Закономерности химических процессов немыслимы в начальный период формирования Вселенной. Они возникли позже в тех условиях, когда стали возможны молекулы и их взаимосвязи. Законам же биологии, генетики, психологии совсем немного (в космическом масштабе) лет. Конечно же, разговор идет не том, когда мы их узнали, а о том, когда они родились.