Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

• Название: Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Воспоминания охватывают период с середины двадцатого века до нашего времени. В книге много выразительных описаний реалий своего времени. Читатель встретится здесь с многими замечательными людьми, совершит путешествие по временам Советского Союза и перемен общественного строя. Молодёжь встретится с особенностями жизни, о которых ей известно не так много. И каждый найдёт в авторе собеседника, который постарается рассказать много важного о внутреннем мире человека и его возрастном развитии.

---

Впрочем, некоторые привилегии были. Главная – общение с интересными ребятами-змшатами, которые даже в тетрадях с заданиями, в своих вопросах и комментариях проявляли ум и характер. Ещё я пару раз ездил от ЗМШ в командировки.

Один раз – по Владимирской области. Был во Владимире, Суздале, Вязниках, Мстёре. Общался со школьниками и учителями-энтузиастами, рассказывал про ЗМШ. Суздаль и Мстёра понравились особенно.

В Суздаль я заехал, собственно, вне маршрута командировки. Тогда город не был ещё таким туристическим центром, каким стал позднее, и выглядел скорее по-деревенски. Дело было зимой, дети катались на санках с горы. Когда до меня дошло, что это остатки древних крепостных валов, я ощутил связь прошлого с сегодняшним днём острее, чем когда-либо. А поздно вечером, услыхав колокольный звон, доносящийся от церкви, которой любовался ещё днём, я подошёл к ней, но никак не мог высмотреть фигуру звонаря на колокольне. Ни человека, ни света, а колокола качаются! Как же я был удивлён, когда узнал, что они управляются автоматически. Опять древность неожиданно обернулась современностью.

В Мстёре местный учитель, в школе у которого я выступал, привёл меня в мастерские, где рождались знаменитые расписные изделия. Мне показали музей, его экспонаты впечатляли. А чем я был совершенно заворожён, так это самим процессом росписи и палитрой порошковых красок. Только одно обстоятельство показалось удручающим: лишь немногие мастера делают оригинальные рисунки для росписи, а все остальные живописуют по этим композициям, превратившимся в шаблоны.

В Калинине (теперь Тверь) я участвовал в проведении областной олимпиады. Любопытно было оказаться по ту сторону черты «ученик – преподаватель» после того, как в пятьдесят второй школе я был участником по эту сторону. Но ещё увлекательней были встречи с теми, чьи тетради я проверял заочно. Можно было увидеть, насколько совпали мои представления о тех, с кем я теперь общался вживе. Один мальчик у меня был очень талантливый, позже он поступил на мехмат.

Сам город Калинин вызвал у меня приятные и печальные чувства одновременно. Смутно проглядывал красивый, старинный город, но теперь он выглядел откровенно ветхим. Хочется надеяться, что там всё изменилось с течением времени в лучшую сторону.

Кроме рабочих выпусков, отпечатанных на ротапринте, выходили симпатичные брошюры ЗМШ, которые я с удовольствием собирал. Они соединяли меня со школьным интересом к математике, точнее с памятью об этом интересе. Сама же ЗМШ больше привлекала меня своим педагогическим элементом. Мне было приятно помогать другим ходить теми же тропинками, по которым когда-то бродил сам. Сейчас я понимаю, что меня подталкивали к этому и педагогические гены, и педагогическое призвание.

Кого искать? Кому помогать?

ЗМШ, которая начала работать как раз в тот год, когда я поступил на мехмат, развивалась очень успешно. Сейчас она превратилась во Всероссийскую заочную многопредметную школу, и математическое отделение стало лишь «одним из». Это разумно, потому что вылавливать будущих математиков столь же полезно, как искать таланты в других областях, помогая пробиваться тем, кто далеко от столицы.

Позволю себе пофантазировать и сказать, что не менее важным мне представляется создание ещё одного отделения такой школы – внепредметного. Можно назвать его отделением общего развития. На таком отделении происходило бы общение просто со способными детьми, неважно в чём выражается их талант. Здесь студенты разных факультетов отвечали бы на вопросы, ободряли, помогали сориентироваться в жизни (ведь это происходит не сразу) и, когда это на пользу, рекомендовали бы то или иное предметное отделение.

В случае, если в какой-то ситуации возникнет замешательство у студента, на помощь ему может прийти бригадир преподавателей (как это происходило и в ЗМШ), а если надо – кто-то из ещё более опытных педагогов. Ведь сейчас эта деятельность отсчитывается от того или иного факультета, ищут подходящих абитуриентов. На самом деле отсчитывать надо от ребёнка, от того, в чём он нуждается для благоприятного развития. Да и абитуриент, прошедший через внепредметное отделение, будет лучше подходить для выбранного им факультета, а главное – для жизни.

Это уже не вопрос поиска талантов применительно к той или иной конкретной области. Это проблема стратегии общества, если оно желает содействовать развитию человека в ранней юности. Если же такого устремления нет, это проблема общества.

Кафедра вероятностей

Полностью она называлась «кафедрой теорий вероятностей и математической статистики» и считалась на мехмате одной из самых сильных (и самых трудных для обучения). С третьего курса каждый должен был определить, по какой кафедре он будет специализироваться. Почему я выбрал именно её? Ведь чувствовал уже, что настоящего математика из меня не получится, можно было выбрать и что-нибудь попроще.

Теория вероятностей была мне интересна, а статистика представлялась наиболее практической областью математики. Но я колебался до последнего дня. В конце концов, победил максимализм. МГУ – лучший вуз в стране. Мехмат – лучший факультет в МГУ (мне это было ясно). Теорвер – лучшая кафедра на мехмате. На кафедре истории науки было бы легче, но не тот уровень. Кафедры структурной лингвистики на мехмате не было.

Заявление о приёме на кафедру, которое полагалось сдать в деканат, я почему-то написал в стихах. Наверное, подсознательно ждал возможности ещё раз обсудить, отталкиваясь от формы заявления, и его содержание. Но инспектор курса – женщина, повидавшая много студенческих выкрутасов, – невозмутимо прочла мой экзерсис и молча положила в стол.

Практическое применение математической статистики впервые было явлено мне Роландом Львовичем Добрушиным. Он беседовал со мной по поводу темы практикума в Лабораторном корпусе, который стоял отдельно от главного здания, возле биофака. Добрейший и милейший Роланд Львович с таким восторженным увлечением рассказывал о возможностях статистических методов в деле различения мужских черепов из древних захоронений от женских, что я оглядывал полки, ожидая встретиться взглядом с пустыми глазницами черепов, с немым укором ожидающих, пока их различат. Но всё ограничилось цифрами и формулами, черепов не было. Просто Добрушин очень уж увлечённо рассказывал.

Увы, скоро ему пришлось уйти с мехмата. Либерализм подходил к концу, а Роланд Львович был опрометчиво смел в защите диссидентов, подписывал письма протестов, ну и так далее. Вместе с тем он был незаурядным учёным и вдохновляющим педагогом. Правда, на типологию черепов он меня не раскочегарил.

В основном, нашу группу курировал Стасик Молчанов (то есть, конечно, Станислав Алексеевич, но мы звали его Стасиком, поскольку он был не намного старше нас). Спортивный, подвижный, он был столько же подвижен в своих рассуждениях, и мне далеко не всегда удавалось успевать за ним.

Учиться стало, действительно, нелегко. До сих пор меня тяготит воспоминание о спецкурсе по случайным процессам. Сдавать его было просто невмоготу, да ещё сразу после сессии я собирался с компанией лыжников в Северную Карелию. Я пришёл к преподавателю и честно сказал, что иду в поход, а сдавать пока не готов. Но какую-нибудь отметку надо было ставить, и молодой «преп» отнёсся ко мне с пониманием.

– Тройку-то я вам в любом случае могу поставить. Потом, когда вернётесь и подготовитесь, пересдадите.

Я заверил его, что непременно потом приду сдавать, – и не пришёл вообще, утешая себя тем, что мне больше тройки и не нужно. Давно забыты те курсы, что я сдавал, но этот спецкурс по случайным процессам, невыученный и несданный, занозой сидит у меня в памяти.

Однажды, на третьем курсе, мне грозило отчисление с мехмата. Всё началось с того, что я пришёл сдавать какой-то экзамен досрочно, но отвечал слабовато. Профессор сказал, что больше тройки я не заработал, но он не хочет портить мне зачётку и оставляет в ведомости графу для отметки пустой, чтобы в сессию я пришёл и сдал нормально (это был последний экзамен в сессии, поэтому я и хотел сдать его досрочно). Но то ли он сам, то ли инспектор курса, кто-то вписал в эту графу двойку. Когда же началась сессия, на первый экзамен я не пошёл, считая себя недостаточно готовым. Тоже двойку вписали. А на следующем экзамене мне за ответ поставили вполне заслуженный неуд.

Три двойки – отчисление, о чём меня любезно известили из деканата. Я пошёл на приём к замдиректора по учебной работе Владимиру Михайловичу Тихомирову, чтобы упросить его допустить меня к очередному экзамену.

– А чем вы, вообще говоря, занимались, что три экзамена завалили? – резонно спросил он, не особенно вникая в мои сетования на самопроизвольное зарождение двоек в ведомости.