Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

• Название: Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Воспоминания охватывают период с середины двадцатого века до нашего времени. В книге много выразительных описаний реалий своего времени. Читатель встретится здесь с многими замечательными людьми, совершит путешествие по временам Советского Союза и перемен общественного строя. Молодёжь встретится с особенностями жизни, о которых ей известно не так много. И каждый найдёт в авторе собеседника, который постарается рассказать много важного о внутреннем мире человека и его возрастном развитии.

---

Отец мой какое-то время тоже вёл уроки труда в сороковой школе, но не в нашем классе. Зато я прибегал после уроков, и он давал мне поработать и на токарных станках, и на сверлильном. До сих пор у меня хранится трёхкопеечная монета с дыркой посредине.

Практиковалось ещё одно трудовое привлечение: сбор макулатуры и металлолома. Немного повеселее уроков труда, поскольку всё же имелись элементы творчества – поиск, добыча… Но, во-первых, царила та же повергающая в скуку заорганизованность, с отчётностью, обязательностью, одновременностью (обычно для этого предназначался общий субботник). Во-вторых, часто мы становились свидетелями ненужности того, что мы сделали, равнодушия к собранному. Железяки иногда подолгу ржавели во дворе, собранную бумагу тоже увозили далеко не сразу.

Нужно, конечно, подросткам заниматься и спортом, и трудом. Но советский режим обессмысливал эти занятия немыслимой стандартизацией (ещё на методическом уровне) и дисциплинарной скукой. Хорошо, если во внешкольное время кому-то удавалось самим раздувать в себе угасающие искры естественного тяготения к движению и к работе.

Приучение к иерархии

Если начальная школа приучала в первую очередь к дисциплине, почти армейской, то с пятого класса началось активное приучение к разнообразной субординации. Учителя подчинялись завучу и ещё больше – директору. Культивировалась иерархическая структура и среди школьников. В классе назначали старосту. Мало того – поскольку практически все школьники до четырнадцати лет были пионерами, к школьной структуре прилагалась пионерская, ещё более развитая.

Каждый класс являлся одновременно пионерским отрядом, которым командовал (особенно на линейках, субботниках, демонстрациях и пр.) председатель отряда с двумя красными полосочками, нашитыми на рукав. Отряд делился на звенья. Обычно, для простоты, это были те, кто сидел на одном из трёх рядов парт в классе. Во главе каждого звена стоял звеньевой (одна полосочка на рукаве).

Но и это не всё. Пионеры школы составляли дружину. Руководил ею Совет дружины, во главе с председателем Совета дружины (три полосочки на рукаве). Параллельно руководили пионерами вожатые. В классы вожатыми назначались комсомольцы-старшеклассники. Дружину возглавлял старший пионервожатый, штатный член педагогического коллектива.

Иерархическая пионерская структура напоминала партийную. Таким образом, основные навыки авторитаризма советский режим старался привить человеку ещё в подростковом возрасте.

Всего этого механизма я не видел и не понимал, хотя в нём крутился. Был звеньевым, членом Совета дружины. С уважением взирал на красные полосочки. Преисполнялся определённой торжественностью (не сильной), когда все отряды выстраивались в коридоре на линейку и председатели отрядов рапортовали о явке, взмахивая правой рукой выше головы в пионерском салюте. Несколько тяготила заорганизованность, но подвергать сомнению её необходимость в голову не приходило.

Педагоги сороковой

Преподавательский состав школы был неплохой. Много хороших профессионалов, задающих довольно высокий уровень преподавания. Но они были рассеяны по разным классам. Моему «Б» с кем-то повезло, с кем-то не очень.

Одним из уникумов был великолепный математик Алексей Дмитриевич Иссинский. Длинноногий, высокий, худой, всегда в чёрном костюме, он имел прозвище Перпендикуляр. Весьма прямолинейный, он при этом неукоснительно «выкал» ученикам.

– Иванов, вы дурак! – громогласно объявлял он. – Выйдите вон из класса!

Химию преподавала Римма Евлампиевна – невысокая, моложавая, кругленькая. Кабинет химии был похож на институтскую аудиторию: вместо парт длинные ряды столов и скамеек, учительский стол тоже длинный, со сплошной стенкой вместо ножек.

Для меня Римма Евлампиевна сделала главное – пробудила интерес не столько к предмету, сколько к химической стороне жизни. Я нередко заходил к ней после уроков задать накопившиеся вопросы, поскольку к теме урока они отношения не имели. Видя мою увлечённость, она порою снабжала меня пробирками и кое-какими химикалиями.

Не пофартило с русским языком и литературой. Это забавно, потому что моя мама преподавала эти предметы великолепно. Как я понимаю, практически все остальные словесники учили получше, чем Валентина Васильевна. Не то чтобы она была плохим преподавателем, просто её человеческие интересы были специфическими. Оживлялась она тогда, когда заводила речь о личной жизни писателей. С наслаждением рассказывала о любовницах, жёнах, разводах и прочих «литературных» фактах. Остальное являлось для неё, так сказать, производственной необходимостью.

Как-то раз Валентина Васильевна выписала нам на доске предлагаемые на выбор темы сочинений. Одна из них меня изумила: «Добрые человечки в доме Пешковых». Что за человечки? Не помню у Горького ни домовых, ни гномов. Дома рассказал маме о странной теме сочинения. Она подумала – и рассмеялась:

– Знаю, знаю! Она в методическом кабинете, в РОНО90, темы переписывала, но немного ошиблась. Там была тема «Доброе и человечное в доме Пешковых». Такая тема была, это да.

Хорошо, что у меня была своя домашняя учительница русского языка и литературы. Она со мной специально не занималась, но витали в воздухе какие-то флюиды.

Надо ещё рассказать про па-де-грас. Вот только кому я этим обязан? Не помню. Может быть, той же Валентине Васильевне? Нет, вряд ли. С трудом представляю себе, чтобы она ставила сценку из «Отрочества» Льва Толстого. Довольно молодая была, но какая-то вяловатая для такого задорного дела. Хотя тема-то литературная… Скорее всего, этим занималась Лена Кузнецова, наш библиотекарь, сама недавняя выпускница сороковой. Когда у меня уже выходили детские книги, я встретился с ней как с заместителем директора Республиканской детской библиотеки. А ещё много лет спустя она оказалась на занятии моей литературной студии.

Короче говоря, мне выпало танцевать па-де-грас. Такой старинный танец, изящный и величавый. Наверное, это был вообще мой первый танец в жизни, да ещё сразу на сцене! Дрессировали меня, как очень неспособного медведя в цирке. Но всё-таки я станцевал. Больше не помню ничего, потому что думал только о том, как бы не сбиться.

Сейчас понимаю, насколько мне это было полезно. Раскрепощением, зигзагом в другое измерение. Не потому ли в девятом классе меня потянуло в театр «Огонёк»?

Любой учитель – учитель

К качеству учёбы я относился спокойно. И тогда, в пятом, шестом, седьмом, восьмом, не оценивал учителей по степени квалификации. Просто от одних исходило тормошение, а от других – нет. Сейчас, перейдя в выпускные десятилетия жизни, я всё больше утверждаюсь в мысли, что, как писала Конкордия Антарова в своём необычном и не очень литературном романе «Две жизни», каждый человек для тебя – великий учитель. Даже если он школьный учитель, он тоже великий учитель – если ты способен у него научиться. Ведь не только от него зависит возможность что-то передать тебе, но больше от тебя самого зависит возможность что-то получить от него. И речь не только о предмете преподавания.

Если исходить из этого принципа, отменяются какие-либо упрёки к преподавателям, старавшимся нашпиговать меня образовательными сведениями и вместе с тем позволявшими вглядеться в свою человеческую натуру. Ведь каждый из них выступал перед классом, как на подиуме. Спасибо им всем! Преподавание – нелёгкая и во многом самоотверженная работа. Если бы уже тогда я стремился видеть в каждом человеке великого учителя, как многому мог бы научиться дополнительно! Но вот этому главному никто меня не научил. Значит, рано было. Не готов был к настоящим знаниям, внепредметным. Школьным предметам – да, учился. А о главном – не задумывался. Не было таких предметов, не попадались такие книги.

А учителям, право, признателен. Всем и каждому. Даже Валентине Васильевне, научившей меня тому, что преподавание литературы не обязательно связано с глубиной личности.

Непоездка в Артек, но ёлка в Кремле

Некоторое время я входил в совет дружины. Хорошо учился, хорошо себя вёл. К тому же был сыном учительницы… И меня решили отправить в Артек91 – всесоюзный пионерский лагерь высшей степени почётности.

Полагалась одна артековская путёвка на школу. Мою кандидатуру обсуждали со всех сторон и решили, что именно она вполне подходит. На меня оформили бумаги. Всё шло обычным бюрократическим путём, задолго до начала самой смены в Артеке. Но когда дело приблизилось к отъезду, вдруг возникло некое замешательство. По-видимому, кто-то наверху обнаружил факт заключения моего отца. Проявил, так сказать, бдительность.

Замешательство перешло в решительный запрет, и от школы вообще никто не поехал. С тех пор я остался сомнительным субъектом, с точки зрения каких-либо выдвижений. Ещё бы, из-за меня школу отругали и лишили положенной почётной путёвки!..