И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

• Название: Адъютант его превосходительства
• Автор: И. Болгарин
• Издательство: Изд. Воениздат
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1979

Роман о гражданской войне на юге России, о разгроме деникинщины моло­дой Красной Армией. Главный герой произведения – разведчик Павел Кольцов, действовавший по заданию красного командования в штабе дени­кинских войск.

Изображенные в романе события и его герой широко известны по однои­менному телевизионному фильму.

ПЕРВЫМ ЧЕКИСТАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ

---

Похоже, что это так. И все же… И все же, при всей недоговоренности сообщения, в нем было подозрительно много конкретного: адрес, фамилия, имя, отчество, дата… Бросалась в глаза и настораживала некоторая его нарочитость…

В дверь постучали, вошли двое чекистов, четко щелкнули каблуками.

– Ну… Что выяснили?

– Поляков Петр Владимирович – известный в Киеве врачневропатолог – действительно проживает по Безаковской, двадцать пять, – доложил один из чекистов со старательной обстоятельностью. – Имел большую практику. Жи­вет богато даже сейчас. Квартира из шести комнат. Как врача, его не уп­лотнили. Соседи показывают, продолжает практиковать и в настоящее время. Лечит тех, кто может хорошо заплатить… Прикажете арестовать?

Фролов не ответил. Неспешно, словно он один в комнате, прошелся по кабинету. Подошел к шкафу, зачем-то посмотрел на папки с уже давно за­конченными делами, задумался.

– Какое сегодня? – спросил не оборачиваясь.

– Двадцать шестое, – с готовностью ответил тот же самый чекист.

– Нет, двадцать седьмое, – поправил его товарищ и показал на часы. Было уже пятнадцать минут первого.

«… Взрывы назначены на двадцать седьмое…»

– Арестуйте! – не очень уверенно сказал Фролов и тут же добавил: – Только без шума. И обязательно оставьте засаду.

Капкан, так умело поставленный полковником Шукиним, захлопнулся.

В эту самую ночь в Киев снова пришел Мирон Осадчий. На Куреневке ос­торожно прокрался в знакомый двор, постучал в окно светелки, где спала Оксана. Но она не отозвалась. Подошел к двери, подергал – заперта изнут­ри. «Намаялась за день, спит крепко», – с сочувствием подумал Мирон и снова – уже громко – стал стучать в окно. Потом затарабанил в дверь. И наконец прижался всем лицом к оконному стеклу, горячечно забормотал:

– Открой, Ксюша! Это я – Мирон?.. Слышь, открой!..

Услышав его голос, Оксана вскочила с постели, сердце ее захлестнула боль и обида. Она взяла ружье Павла, взвела курки, неумело прицелилась. Не знал Мирон, что стоит в метре, в секунде от своей смерти.

– Ксюша, отопри! – неотступно просился он, словно подталкивая своим голосом Оксанину руку. Но дрогнула рука, опустила Оксана ружье, села на кровать и впервые с того дня, как услышала рассказ ездового Никиты о смерти Павла, беззвучно заплакала от одиночества и бессилия наказать че­ловека, порушившего ее жизнь.

А Мирон еще долго ходил возле дома, стучал в окно, зло пинал ногой дверь. Соседские собаки подняли яростный лай, рвались с цепей. Вскоре уже все куреневские собаки вторили им, В нескольких домах затеплились в окнах поспешные огоньки. Кто-то из Оксаниных соседей вышел на крыльцо, вглядываясь в темноту, спросил тревожно:

– Ты чего, Полкан?

И тогда окончательно понял Мирон Осадчий, что не откроет ему Оксана, что не следует ему дольше ходить под окнами и испытывать судьбу. Подумал о причине, и холодок пополз между лопатками. Догадалась? Или узнала? От­куда? Ведь никто не видел… А может, видел? Может, как-то узнала?.. И от этого на сердце стало беспокойно.

Опасливо поглядывая по сторонам, вышел раздосадованный Мирон на ули­цу, согнувшись, постоял немного, прикидывая: куда же пойти? Домой побо­ялся. В конце улицы спустился в глинище, поросшее терном и дикой шелко­вицей. Забрался в бурьян, прилег на свитку; свиткой укрылся. Поворочался малость и уснул. Даже не уснул, а забылся в чуткой тревожной дреме. Вскидывался от каждого дуновения ветерка, от каждого хруста ветки…

Утром, старательно стряхнув с себя солому и бурьян, Мирон, ненавидя весь белый свет и себя самого, двинулся в город. Он торопился побыстрее обойти все адреса, накрепко зарубленные в памяти.

Шел с торопливой оглядкой, прижимаясь поближе к глухим заборам. Иног­да украдкой приглядывался к домам и прохожим. Старался все примечать и быть незаметным…

Возле большого, украшенного мелкими скульптурами дома на Жилянской Мирон замедлил шаги, остановился.

На ступеньках подъезда дома сидела смиренного вида девчушка в ста­ренькой латаной-перелатаной кацавейке с братишкой на коленях.

– А вот дядя идет, он тебя заберет, – неумело стращала она малыша, который все время упрямо пытался сползти с ее колен.

Мирон подошел к девчушке, провел короткопалой ладонью по голове малы­ша и, быстро оглядевшись по сторонам, просипел:

– Озоруешь, малый! – Потом спросил девчушку: – А ты, случайно, не в этом доме проживаешь?

– Ага ж, в этом самом. – Девчушка вежливо привстала, придерживая присмиревшего брата за руку.

– Может, ты знаешь Гриценко Василь Сидоровича, он тут проживает, – все так же сипло спрашивал он: видно, ночью настудило ему горло.

– Гриценко? Василь Сидорыч? – удивилась девчушка. – Так он же помер. Еще в прошлом годе помер.

– Помер, говоришь? – слегка оторопел от неожиданности Мирон, потом спохватился: – Ну, царство ему небесное. – И, прижав к бокам неуклюжие руки, он торопливо зашагал по улице дальше…

Проблуждав немного по городу, Мирон вышел на Безаковскую улицу, отыс­кал двадцать пятый номер дома. Скучающей походкой пошел по улице дальше. Затем вернулся. Около подъезда внимательно осмотрелся и нырнул в парад­ное.

Лестница была светлой и широкой, такие бывают только в благоустроен­ных домах с дорогими квартирами. Мирон поднялся на второй, затем на тре­тий этаж и нашел нужную табличку: «Доктор Поляков П. В. «. Настороженно прислушался. За дверью – никаких признаков жизни. Тогда он нажал кнопку звонка. Подождал. И нажал снова. Но никто не отвечал. Стал стучать. В ответ все та же тишина. Мирона это явно встревожило. Тихонько, затаив дыхание, он отодвинулся от двери и стал крадучись, на цыпочках, спус­каться вниз: шаг, еще шаг, еще другой – только бы тихо, только бы не застучать…

Прежде чем выйти из подъезда, постоял, наблюдая за улицей, вглядыва­ясь в каждую, подворотню, в каждый подъезд.

Постой-постой, что-то здесь неладно! Вон, на противоположной стороне, стоит человек. Слишком долго стоит… Похоже, собирается уйти… Ага, ушел… Ушел или его сменили?..

А вот идет еще человек в вельветовой курточке и почему-то очень по­дозрительно озирается по сторонам… Повернул на другую улицу, слишком быстро повернул…

Нет, вроде здесь все спокойно! Стараясь не выдавать своего страха, Мирон неспешно шагнул из подъезда и пошел по улице, всем видом показы­вая, будто вышел проветриться, прогуляться.

Узкие улочки и проходные дворы вывели его на Прорезную. По Прорезной ходил маломощный трамвай. От угла Крещатика он с натугой поднимался вверх до Владимирской и дальше – на Сенной базар.

Мирон неторопливо прошел мимо трамвайной остановки и подошел к дому, на треугольном фонаре которого значилось; «Прорезная, 8». С безразличным видом прислонился к углу открытых ворот и стал закуривать, исподлобья просматривая всю улицу – пядь за пядью; просмотрел – и тут же успокоил­ся.

Свернув цигарку, Мирон поднял голову и вздрогнул – прямо на него шел милиционер с красной повязкой на рукаве. На лице Мирона выступил пот. В глазах от страха помутилось.

Не сводя с милиционера глаз, он потянулся рукой за наганом, но никак не мог попасть рукой в карман. А когда наконец ухватился за холодную ребристую рукоятку, милиционер, дружелюбно улыбаясь, попросил:

– Дай прикурить, товарищ!

Мирон поднял свою цигарку, и рука у него дрожала мелкомелко и против­но, как у припадочного.

– С похмелья, что ли? – прикуривая, участливо спросил милиционер.

– Ага… с похмелья… с похмелья… – согласно закивал головой Ми­рон, радуясь, что и на этот раз, похоже, обошлось. Вывезла кривая! Но все же решил в дом пока не заходить. Не испытывать – будь она неладна! – судьбу.

Смахнув рукавом пот – и оглядевшись по сторонам, Мирон двинулся вдоль трамвайных путей…

В кабинете Фролова резко, настойчиво зазвонил старинный «Эриксон». Фролов снял трубку, сильно дунул в нее:

– Слушаю.

Кто-то на том конце провода тоже дунул в трубку и искаженной мембра­ной голосом произнес:

– Товарищ Фролов!.. Это товарищ Фролов?.. Океанин «знакомый» вывел нас уже на третий адрес. С Куреневки отправился на Жилянскую, семь, ин­тересовался Гриценко. Потом – на Бедаковскую, к двадцать пятому номе­ру…

– Что? – вскинулся Фролов. – Повторите!

– Голос в трубке повторил:

– На Безаковской, говорю, интересовался двадцать пятым номером. Але! Вы слушаете? Только что был на Прорезной, возле восьмого номера. Но не заходил. Спугнул милиционер. Теперь пошел дальше, на Александровскую.

– Так-так… очень любопытно… – бормотал сам себе Фролов, напряжен­но обдумывая сообщение.

А на том конце снова прорывался сквозь треск, гудки и шум все тот же голос:

– Так что, товарищ Фролов, может, возьмем «знакомого»? Или как?..

– Ни в коем случае! Только следить!.. Слышите?.. Алло… Алло… Только следить!.. – встревоженно приказал Фролов в трубку. А сам тем временем достал из ящика стола присланное Кольцовым донесение, положил на аппарат все еще гудевшую всеми шумами телефонную трубку и снова стал вчитываться в текст: «Динамит доставлен по адресу: Киев, Безаковская,