А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

• Название: В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле
• Автор: А. Дроздов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-87317-877-3

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.

Очерки сгруппированы в три раздела. Самый обширный из них третий, содержащий воспоминания о людях, оставивших глубокий след в памяти коллег и в жизни Института. Два других раздела – об экспедициях и полевых станциях, об Институте в целом или о его лабораториях и отделах. В очерках присутствуют вариации одного и того же сюжета или образа. Они сохранены умышленно ради полифоничности картины. Насколько она получилась целостной и насколько удалось осуществить задуманное – судить читателю.

Для географов, историков, студентов, для всех, интересующихся жизнью сообщества ученых – географов.

---

Благодаря И. П. Герасимову в Институте господствовала и сохранялась здоровая атмосфера, пресекались скандалы, не замечалось давления ни по национальной, ни по политической линии.

Его работоспособность поражала. Получая с курьером вечером объемный «опус» – программу и др., уже на следующее утро в Институт приходило все не просто с замечаниями, а полностью переработанное и представленное в конструктивной форме. Его жесткость, а вернее твердость, проявились особенно в дни организации и проведении XXIII Международного географического конгресса в г. Москве в 1976 году. Несомненно, конгресс имел большое политическое значение. Подход был государственный и выражался одним словом – «Надо!» При напряженной работе некоторые сотрудники заплатили здоровьем и даже более.

Большой дипломат, обладающий талантом буквально виртуоза, И. П. Герасимов обходил все препоны на всех уровнях, утверждая значимость географической науки и Института географии в системе Академии наук СССР.

А. В. Дроздов В отделе физической географии, 1963–2011 гг.

С отделом меня связывают 48 лет работы. Менялся Институт, как и вся страна, как и вся наша жизнь. Менялся отдел – он и назывался в эти годы по-разному. При мне сменились пять заведующих. И все эти изменения были существенными. Но сохранялось нечто, для меня очень важное.

Об этом я и хочу сказать. Не об истории, а о жизни отдела, какой я ее воспринимал и осмысливал. Конечно, менялись мои глаза, менялись оценки. Конечно, они субъективны. И все же память хранит, я надеюсь, важные вещи.

В Институт меня «распределила» комиссия, ведавшая трудоустройством выпускников географического факультета МГУ[7]. Естественно, я был рад чрезвычайно. Но еще до первого рабочего дня мне, как оказалось, предстояли смотрины. Неожиданно домой позвонила референт директора и сообщила, что академик Иннокентий Петрович Герасимов хочет со мной познакомиться и что мне надлежит в такой-то день и час ждать его у дверей Института. Почему у дверей я узнал в назначенное время – И.П. решил поговорить со мной в своей служебной машине, по пути в академическую столовую. Дорога туда занимала в то «беспробочное» время минут десять и разговор был очень коротким. Сначала И. П. сказал: «Вам придется еще многому учиться, например, способам расчета энергии, запасенной в биомассе растений, и другим новым технологиям». Затем последовал вопрос: «Как Вы думаете, помогут ли решению географических задач электронные вычислительные машины?» Я ответил в том смысле, что ЭВМ хороший инструмент, но все будет зависеть от того, что мы в нее заложим. Очевидно, интуитивно я угадал ответ, удовлетворивший директора…

Атмосфера моих первых лет. Две комнаты. В дальней (теперь там читальный зал библиотеки) стоят 7 или 8 столов, за каждым кто-то из старших. Тишина. Входил туда на цыпочках, говорил шепотом. Пиетет вырабатывался сам собой – его питали атмосфера сосредоточенной работы и имена работавших. Вы их помните: Мурзаев и Арманд старший, Никольская и Иверонова, Рихтер и Преображенский, Нефедьева и Сильвестров, Мухина, Соболев…

Первое поручение – расчеты влияния рельефа на эрозию. Огромные таблицы. Вопросы обращаю не к руководителю темы Сергею Ивановичу Сильвестрову, а к Елене Никифоровне Лисичек. Она мою работу проверяет. И она единственная из младших сотрудников имеет стол в той дальней комнате. Так что только в крайнем случае уже она сама или же мы вместе спрашиваем о чем-либо Сергея Ивановича. И вот я все посчитал, таблицы готовы. Идем к Сергею Ивановичу. Смотрит, кивает и говорит: «Спасибо, а теперь повторите все расчеты в обратном порядке. Если совпадут, можно будет двигаться дальше».

Телефон помещался у входа в первую комнату. Говорить полагалось за дверью. Давид Львович (Арманд старший, в то время зав. отделом) приспособил полочку, чтобы класть на нее записную книжку. Звонить ему приходилось много, он ведь вел массу дел. Однажды я услышал слова обо мне – как видно, он отвечал на вопрос или Ю. К. Ефремова или Е. Н. Лукашевой, меня еще в университете опекавших. Сказал всего четыре слова, я их помню хорошо: «Мальчик старательный, но зелен». Я с рвением принялся штудировать совершенно новые для меня книжки, спросив перед этим у Давида Львовича совета – с чего начать – и получил большущий список. А вскоре по этому же телефону Давид Львович договорился с Михаилом Ивановичем Будыко о моей у него стажировке. Чудное было время.

Учеба продолжалась и не была в тягость. Она и сейчас мне по душе. Но настоящий вкус к ней привили мне мои прекрасные учителя – сотрудники нашего отдела и вся его атмосфера. Увы, годы в школе не были столь насыщены. Да и в университете тоже многое упустил, но уже лишь по собственной глупости.

Необычайно интересны и поучительны были наши семинары. Иногда они проходили в той дальней комнате, а не в зале. Обсуждение было свободным, доброжелательным. Я чувствовал себя равным участником дискуссий, это было радостное чувство. Но понимаю, что иной раз высказывался не только наивно, но и не вполне дипломатично, задевая самолюбие выступавших. Ведь говорить критические слова нужно умело. Однако же говорить приходилось, потому что даже зеленому стажеру поручались серьезные выступления – нужно было для обсуждения на этих самых семинарах готовить рецензии на работы коллег или, что, конечно же, проще, на новые книги. И это тоже была замечательная учеба.

Поучительно оказалось сдавать так называемый кандидатский экзамен комиссии, которую возглавлял Гавриил Дмитриевич Рихтер. Он мягко и доброжелательно расспрашивал меня о теме работы, интересовался полученными результатами, словом отнюдь не экзаменовал меня – скорее это была беседа с коллегой, хотя и в русле кандидатской программы. Закончилось все довольно быстро его словами «ну, вот и отлично, желаем Вам успехов». Потом, наблюдая Г.Д. перед очередным экзаменом, я часто слышал, как он приглашал членов комиссии, говоря им: «Пойдемте, коллеги, побеседуем с имя рек, наверняка узнаем что-нибудь новое и интересное». Так экзамен становился уроком – конечно, в первую очередь для испытуемого. От такого экзамена оставалось ощущение заинтересованной беседы равных, а не школяра с профессором-небожителем. Пожалуй, это и было главным уроком общения с Гавриилом Дмитриевичем, не только всеми уважаемым, но и любимым старшим товарищем.

Наши заседания и семинары были увлекательны еще и потому, что в отделе по весьма разным темам работали очень разные люди. У нас кроме классических физикогеографов были ботаники, геоморфологи, климатологи, лимнологи, гляциологи. И в этом разнообразии почти всегда обнаруживались интересные всем, общие для всех нас стержневые или сквозные сюжеты. Они то и обсуждались сообща, они помогали вовлекаться в новые дела, причем вполне естественным образом. Безусловно, помогали и дирижеры, понимавшие проблемы широко и направлявшие их обсуждение столь умело, что самоорганизация исследовательских тем и групп могла осуществляться без помех. В этом тоже отличительная особенность атмосферы моих первых лет работы в отделе.

Сотрудники отдела дома у Г. Д. Рихтера, 1950-е годы. Слева направо: Е. Е. Гуртовая, Л. Ф. Куницын, В. М. Котляков (стоит), А. В. Яшина, Н. М. Ступина, В. С. Преображенский, Г. Д. Рихтер, Л. А. Петрова.

Но помимо самоорганизации, безусловно, много значило управление, в значительной мере опиравшееся на авторитет и мудрость старших коллег. Помню эпизод, открывший мне роль Леонида Леонидовича Россолимо как организатора.

Он представлялся мне классическим натуралистом, сочетавшим умения экспериментатора и теоретика, изучавшим тонкие механизмы различных озерных круговоротов вещества и их географическое разнообразие, закономерные связи и комбинации этих круговоротов. Я с интересом читал его публикации, слушал его доклады. Схемы классификации озер, построенные на основе анализа круговоротов, вызывали у меня восхищение. Они представлялись мне воплощением идей А. А. Григорьева на лимнологическом материале. Только позже я узнал насколько оригинальными и независимыми, опережавшими время были исследования лимнологов на станции в Косино, где работал и Леонид Леонидович (см. очерк Г. С. Шилькрот).

Так вот, в начале 1970-х гг. Л. Л. Россолимо рецензировал рукопись моей будущей диссертации, включавшей материалы детальных определений массы корней модельных деревьев в дубравах Центрально-Черноземного заповедника. По неопытности я вставил в основной текст рукописи несколько десятков страниц и таблиц с этими данными, считая их самоценными и интересными для всех – ведь прежде никто таких определений не делал. Рукопись была насыщена и множеством других материалов полевых наблюдений, правда не столь детальных. Леонид Леонидович в своем выступлении изящно дал мне понять – показывать свое усердие таким способом не следует. Нужно не только уметь собирать большой первичный экспериментальный материал, но и обобщать его и встраивать в работу так, чтобы он сыграл на общую задачу исследования, не отягощая читателя избыточными деталями. А задача моей работы была много шире, чем скрупулезный анализ структуры фитомассы лесостепных дубрав – я должен был охарактеризовать круговорот веществ на уровне лесостепного ландшафта. Мягкая, но точная критика была мне очень полезна. Я понял свои просчеты и постарался их исправить.