А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

• Название: В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле
• Автор: А. Дроздов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-87317-877-3

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.

Очерки сгруппированы в три раздела. Самый обширный из них третий, содержащий воспоминания о людях, оставивших глубокий след в памяти коллег и в жизни Института. Два других раздела – об экспедициях и полевых станциях, об Институте в целом или о его лабораториях и отделах. В очерках присутствуют вариации одного и того же сюжета или образа. Они сохранены умышленно ради полифоничности картины. Насколько она получилась целостной и насколько удалось осуществить задуманное – судить читателю.

Для географов, историков, студентов, для всех, интересующихся жизнью сообщества ученых – географов.

---

Дальнейший путь Б.Л. пролегал из Киева через Западно-Сибирское Бюро Погоды и Магнитно-метеорологическую обсерваторию в г. Иркутске и завершился в Москве. Он – сотрудник и Ученый секретарь Центрального Бюро Погоды (ЦБП), а также секретарь редакции нового «Журнала Геофизики».

Это были годы становления в СССР Службы погоды. Б. Л. Дзердзеевский организовывает синоптические курсы и приглашает руководить ими известного специалиста из Норвегии Т. Бержерона. В основу учебного курса по синоптической метеорологии кладется книга Бержерона «Трехмерно-связный синоптический анализ» в талантливом переводе Бориса Львовича с немецкого языка.

В это время у Б.Л. зарождается идея разработки методов прогноза на дальнюю перспективу. Уже тогда среди специалистов существовало мнение, что главная «кухня погоды» – Арктика. Эта гипотеза, естественно привлекает внимание Б. Л. Он переходит в Арктический отдел Гидрометеорологической службы, тут же преобразованной в Отдел службы погоды Главного управления Северного морского пути. Здесь был центр невиданных до сих пор масштабов исследовательских работ по всестороннему освоению природы Арктического бассейна.

«Золотой век» – так определяют этот период в истории освоения районов высоких широт Северного полушария. Для этих целей выделяются колоссальные средства. Б.Л. – руководитель и главный синоптик группы прогноза. Они обслуживают все летные и морские экспедиции. Не один раз Б.Л. проводит месяцы на зимовках в Арктике. Не раз принимал личное участие в экспедициях: в Карском море (1935), в составе летного отряда Водопьянова (1937–1938), в поисках неожиданно исчезнувшего над Северным полюсом самолета Леваневского. Осуществляется героический перелет Водопьянова (1937) впервые через Северный полюс в Америку и беспосадочный перелет Чкалова (1937). Эти перелеты положили начало воздушных сообщений через Полюс между континентами Европа-Америка. Сейчас все это уже забыто. К сожалению, отдельные очерки об этих событиях, о легендарных именах непросто найти даже в новом Географическом словаре.

Кульминацией Полярной эпохи, конечно, был 1937 г. – высадка на ледяном поле вблизи Северного полюса научной группы во главе с И. Д. Папаниным, определяемый теперь как «Северный Полюс-1» (СП-1). Жизнь на льдине в течение 10 месяцев (V/1937–II/1938) – это был подвиг во имя науки.

Б. Л. Дзердзеевский – главный синоптик этой дрейфующей экспедиции. Он находится на о. Рудольфа, самом северном острове Земли Франца Иосифа, ближайшем к Северному полюсу (82° с.ш.). Находясь месяцами на ст. Диксон, в бухте Тикси, на о. Рудольфа, Б.Л. лично ощущал капризы арктической погоды. Дрейфующая станция 1937–1938 гг., конечно, тоже давала уникальный материал. Обобщая и анализируя все имеющиеся данные, Б.Л. дает свою интерпретацию развития атмосферных процессов и приходит к революционному выводу: «Арктика не есть кухня погоды». Гипотеза постоянного антициклона над Центральным Полярным бассейном не подтверждается. Здесь также имеет место активная циклоническая деятельность. Циркуляция в Арктике – это лишь часть единого механизма атмосферной циркуляции, охватывающей все Северное полушарие. Это был важный итог первого этапа научных обобщений. Он представлял фактически «ядро» его будущих разработок. Работа была отмечена самой высокой оценкой – Государственной (Сталинской) премией. Второй раз Б.Л. становится лауреатом Государственной премии в 1950 г. Тема нам остается неизвестной, но можно предположить, что она была связана с исследованиями высоких слоев атмосферы в связи с началом атомных испытаний.

Б. Л. Дзердзеевский обладал не только талантом исследователя с острым аналитическим умом и интуицией, но и большими научно-организационными способностями. Это подтверждается всей его творческой деятельностью на Украине, в Западной Сибири, в Москве, в Арктике, Антарктиде, и, наконец, в Академии наук – в Институте географии и Междуведомственном геофизическом комитете.

Сегодня все это уже ушло в прошлое. Однако имя Бориса Львовича Дзердзеевского осталось в истории науки, по меньшей мере, как автора первой типизации крупномасштабных процессов в атмосфере Северного полушария. Вспоминаю, как Б.Л. после нескольких дней пребывания на больничном, положил на стол небольшую по объему рукопись «Циркуляционные механизмы в атмосфере Северного полушария в XX столетии». Монография была написана, как говорят, «на одном дыхании».

Сегодня типизация Б. Л. Дзердзеевского – это классика. Она завоевала признание и право на свое дальнейшее существование. До сегодняшнего дня продолжается работа по составлению Календаря последовательной смены типовых макропроцессов в атмосфере Северного полушария. Она охватывает период более 100 лет. Она «живет», широко используется как основа методики в изучении закономерностей в многолетнем развитии циркуляции Северного полушария, в разработке долгосрочных и сверхдолгосрочных прогнозов. Более того, применяется в выявлении климатических изменений, а также сопряженных с ними других компонентов географической среды. Много идей принадлежит Б.Л. в изучении климатов прошлого. Несомненно, они сейчас особенно актуальны и нашли бы свое применение в решении стоящей сейчас особенно остро проблемы изменений климата. Сегодня эта проблема вышла на государственный уровень, о котором говорил и мечтал несколько десятилетий назад профессор Б. Л. Дзердзеевский.

Неожиданный его уход – это большая потеря для науки. Для нас эта потеря вообще осталась невосполнимой. Никто не мог так блестяще излагать суть, значение и перспективы изучения изменений планетарной циркуляции и климата.

Если вспомнить его общение с нами, своими сотрудниками, то он оставался образцом, прежде всего, высокой культуры, внутренней и внешней. Был такой курьез с супругой Б.Л. – Валентиной Владимировной Дзердзеевской – и связано это было с их интеллигентностью. Рассказывал это мне лично, пока шло заседание Специализированного совета, Григорий Александрович Авсюк. Этот случай можно понять, если знать ситуацию с квартирными проблемами в Москве в то время и вообще при социализме. Долгие годы супруги Дзердзеевские жили на улице Чкалова, около Курского вокзала, в доме Полярников. В 60-е годы они переезжают в новый академический дом на ул. Губкина, в двухкомнатную квартиру. После ухода Бориса Львовича из жизни квартира для его супруги стала большой. Если понимать психологию истинного интеллигента, то ее приход в жилищный отдел Академии наук с просьбой выделить взамен двухкомнатной квартиры однокомнатную квартиру, выглядит совершенно нормально. Но для большинства советских людей это было крайне непонятно. Так просто с такими квартирами не расставались! Ее просьба привела в недоумение членов жилищной Комиссии. С такими просьбами никто еще не обращался. Находили обычно выгодный (конечно денежный) обмен. Квартиру ей выделили на той же ул. Губкина в академическом 14-этажном доме.

Личность Бориса Львовича была яркой не только в Академии наук, но и в среде тех ученых, которые даже в самой малой степени касались Арктики, Антарктики и вообще исследований циркуляции атмосферы и климата Северного полушария. Поэтому, когда возникла проблема с местом захоронения, пришлось обратиться к Ивану Дмитриевичу Папанину.

Личность И. Д. Папанина – легендарная, а в Академии он возглавлял отдел морских экспедиций и обладал неограниченными возможностями. Мы обратились к Папанину с указанной просьбой в марте 1972 г. Мы не смогли найти семейное захоронение Б.Л. на Ваганьковском кладбище. Моссовет не давал разрешение на место в пределах г. Москвы. Вот тогда и решили обратиться к И. Д. Папанину.

Л. М. Ананьева с другими «делегатами» была в кабинете И. Д. Папанина и потом передала весь диалог, который состоялся с канцелярией Моссовета. Председателем Моссовета в то время был Гришин. Форма разговора была сама по себе интересной. И. Д. Папанин поднимает трубку и спрашивает: «Хозяин дома?» Секретарь, естественно, ошеломлена. Оторопевшая, молча, кладет трубку. Тогда Папанин говорит: «Ну, стервочка, тебе здесь не работать!» Снова поднимает трубку и начинает с представления своего положения и перечисления всех своих заслуг перед Отечеством. Тут же соединяют с Гришиным. И. Д. Папанин называет повод, в ответ Гришин спрашивает: «Он академик?» Ответ: «Нет! Больше академика!» Все, вопрос был решен положительно.

Отдел климатологии

Несмотря на неказистый внешний вид нашего здания, жизнь внутри не просто шла, а кипела. Мой родной отдел, вначале называвшийся отделом климатологии и гидрологии, а позднее, после разделения – климатология, оставался в рамках прежнего помещения. Отдел занимал две комнаты на первом этаже с окнами на уровне тротуара. Дополнительно ему принадлежала маленькая комната с входом из вестибюля Института, около лестницы. Она служила кабинетом заведующего отделом проф. Б. Л. Дзердзеевского. На нескольких квадратных метрах этой комнаты стояли стол, два стула, была ниша, как «гардероб». Главная примечательность «кабинета» – великолепное из красного дерева кресло, антикварное, дореволюционных времен, случайно затерявшееся в Институте. Оно создавало особую атмосферу, оставаясь единственным предметом этой комнаты, достойным своего хозяина. Кстати, когда отдел переехал в Черемушки, после структурной перестройки в Институте, кресло, естественно, исчезло бесследно.