Андрей Петров - Апостол

• Название: Апостол
• Автор: Андрей Петров
• Жанр: Поэзия
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-7949-0588-5

Вашему вниманию представляется сборник стихов Андрея Петрова.

---

Андрей Петров АПОСТОЛ. Поэма в стихах

© Петров А., 2017

© Московская городская организация Союза писателей России, 2017

© НП «Литературная Республика», 2017

Апостол

Поэма в стихах
Вытащив это жало из ребра
побелевшей костью безрадостных лет
адамова исповедь одиночеством жгла
этот тугой человечий корсет

умирали миры в последних глотках
закрывались глазницы пустых черепов
тихой поступью вора невидимо шла
та, что плачем питается вдов

по безкрайним просторам желтеющих нив
продавила дороги безумная рать
города оставляя из братских могил
где никто не хотел воевать

через сотни ночей, через тысячи вёрст
через холод заснеженных стуж
осознает народ, отрезвевший в беде
неповинность загубленных душ

Действующие лица

Апостол[1]

Монашка

Велиал[2]

Ваал[3]

Вор

Патриарх

Нищий

Она

Поэт

Пролог

Создан убивать, подчинять и править;
чужую волю – растопчет, раздавит;
велик в делах, могуч в поступках,
возводит города на трупах;
войны начинает – в них прогресс видит,
алчет чужого, иных – ненавидит,
мечтает о славе, тоскует о битвах,
правит моралью, печален в молитвах.
человек – дитя природы —
захлебнулся в околоплодных водах;
зачат в пороке, рождён уродом,
пророком мнит себя и богом.

грызёт в голодной злобе брата,
сверкают алчностью глаза —
в одной утробе рос когда-то,
теперь, не ведая родства,
тот, в высшей степени духовный,
который вешает любя, —
смертельной дланью наделён,
уничтожающий себя.

страх перемалывает души,
черствеют добрые сердца,
под сенью вечности иссушен
плод первородного греха;
морщины режут бренный тлен,
скрывая в складках вдохновение,
и, не желая перемен,
стенает гибнущее племя.

убогость бродит по крестам
людских стремлений и мечтаний —
привычный список состоит
из строк упрёков и рыданий,
печаль сочится из щелей
дворцов надежд и достижений,
и нет сомнений у невежд,
что в этом их предназначение.

проходят годы незаметно.
всем уготовано одно.
пугает многих неизвестность,
и лишь немногим – всё равно:
вдыхать ли полной грудью ветер,
или покоиться на дне,
и неизбежность перехода
рождает тишину во мне.

скупая память прячет глубже
высоких мыслей просветление,
и забываю я тогда
в чём этой жизни назначение,
и философские идеи
кончают неземной полёт,
лишь прикоснувшись к белой двери
и выйдя тем путём в народ.

Часть I

1

Что жизнь? – неведом мне ответ.
прожил немного – тридцать лет.
и вот теперь, в расцвете дней —
не глуп, не беден, не богат,
но тайну небеса хранят.

влекомый светом просвещения —
не знал покоя гордый ум;
сегодня – друг уединения,
а завтра – праздничный ведун.
десятилетье был в пути,
искал прозрение в забвенье,
и жажду знания топил
в любовных муках вожделения
и страсти бешеной реки.

2

Я постигал ученье в школе
в начале века перемен.
седой учитель был уволен
за несозвучность голосов,
и поп поставлен был взамен.
Завет стал пастырем насущным;
красивый слог и переплёт
прельщал меня средь райских кущей,
что расцветали буйным цветом
в объятиях вдов и кабаков.

за школьным садом был пригорок
увенчан стареньким крестом;
скрывался в нём подземный склеп
и дюжина простых иконок —
то был мой собственный Афон.

в уединённом подземелье,
средь древних мавзолейных плит
я Ветхий кодекс изучал,
твердил прошения молитв
и размышленьям отдавался
о смысле жесточайших правил,
несправедливости законов,
что позволяли убивать
за непочтение, за слово,
за скот, за видимость измен
и за желанье перемен.

двуличье слов и дел великих,
людскую жадность и порок,
добро молитв лишь для приличия
и для смирения рабов —
я видел в разворотах книг
и поражался в изумлении
наивности простых людей,
что верят фарисеям лживым
и в сердце с вечным «не убий» —
бросают камни непрощения
в своих безпомощных детей.

сомнение росло во мне,
пустило корни в мою душу,
питалось жадностью церквей
и лицемерием попов —
служителей тщеславных Бога,
слепых поклонников икон,
хранителей пустого гроба,
способных чудо бытия творить
и чистый колокольный звон
своею верою и силою любви
в звон золота перемолить.

3

Но видел я и свет учения —
прекрасных старцев во скитах;
одних – с природой в единении,
других – во благостных делах.
и было в них явленье силы —
спокойной, ясной, неземной;
в них мудрость дом свой находила,
любовь и старости покой.

и были речи их о Боге,
казалось, те же, что в церквах,
но не было в них догмы строгой,
обрядов, золота, и страх
не жил у старцев в услужении
проклятым скалящимся псом —
он был источник вдохновения,
он был прощающим отцом
для си́рот, жизнью обделённых,
для нищих духом и сумой,
рабов всевластья, наделённых
великой ношей и клюкой;
он не вселял в сердца сомнений,
не иссушал живых ручьёв
палящим жаром суеверий,
не проклинал за дерзость слов.

я был смущён и озадачен
такой святою простотой;
и в думах тягостных и мрачных
пришёл с молитвой на покой,
но не застал в церковных сводах
спасителя заблудших душ,
в унынье сел к иконной лавке,
перекрестился и уснул.

4

Разбужен был седой старушкой,
что в услужении жила
при храме в маленькой избе.
она вела торговлю в лавке
и посочувствовала мне.
присела рядом на колоду,
вздохнула, словно бы простясь,
и… не сказала мне ни слова,
шепча молитвы и крестясь
на купол голубого свода.

в святом молчанье слов не нужно.
сочувствие без лишних фраз
бывает столь необходимо
в тот месяц, день и судный час,
когда сомненье точит душу
и тем испытывает нас.

я благодарен был за это
и приходил к её избе
в её старушечее лето
в лучистый полдень и в заре;
я приходил к ней не учиться,
я приходил к ней не искать,
не знать, не думать, не молиться;
я приходил к ней – помолчать.

5

Она была дитя столицы,
студентка голубых кровей,
некоронованная жрица
наук, искусства, и Орфей
ласкал ей слух своей кифарой:
богам угоден был полёт
высокородной и державной
царевны, вышедшей в народ.

служенье людям – крестный путь —
был выбран ей в угоду жизни.
покинув общество и свет —
тщеславной гордости обитель —
и дав безбрачия обет,
смирила плоть и дерзкий разум,
в монаший узел завязав
гордыню, страсть и боль утрат.

6

И вот, однажды, в час заката,
в похмелье зноя и жары,
язык мой понесло куда-то —
он без костей, я с ней на «ты»;
спросил про жизнь и про здоровье,
спросил о праведных делах
и, словно плаху к изголовью,
задал вопрос: зачем же страх?
зачем так много смертных казней?
зачем жестокости кнуты?
подобно дьявольским объятиям —
что могут порождать они?
и почему в святых скрижалях
убийство – первый смертный грех —
стал главной мерой воздаяния?
видать законы не для всех?

она молчала в своей грусти,
ответив тем на мой вопрос.
я был смущён своим распутьем —
наивным порожденьем грёз,
и вдруг, молчанью вопреки,
как нежный голос шепчет «спать»,
услышал странный я совет:
– Ты прекращай Завет читать.
но не последовал совету
немногословной старины.
и ветхость книг я изучал,
чтоб видеть суть и изнутри
познать все тайны и законы
церковной власти; мой удел —
стать дланью вышнего прогресса!
– я выбрал путь. я так хотел.

7

Шли годы прежней чередой,
меняя лица, песни, флаги.
обрёл я разума покой,
но не нашёл покой во взгляде
на суть природы человека,
его пороков и страстей,
любовных тайн во власти рока
и страха смерти; всё сильней
хотел я править не народом,
не загнивающей страной,
а чистым полем без намёка
на быт и суету плебеев —
хотел я власти над душой.

и я отрёкся от соблазнов.
мирскую я презрел тщету.
в посту и строгом воздержании
гордыню пестовал свою.
взирал на мир греха и тьмы
с высот провидцев и пророков.
в неравном с разумом бою
я в сердце породил жестокость:
в душе своей судил других
за недостаток дел благих,
судил воров, судил детей,
распутных вдов и матерей,
обжор и пьяниц, лень и праздность,
простых, безхитростных людей;
тем желчь в себе я собирал,
и под покровом правдолюбца
я стал безропотным рабом
честолюбивого безумства.

поборник правды и законов
стал выше храмов и толпы.
своей гордынею ведомый,
я власти захотел, увы.
я падал долго; в своей лжи
себе не смел я признаваться,
писал объёмные талмуды,
учил других, как надо жить,
в свою безгрешность свято верил,
жил праведно, не лицемерил,
и вот, однажды, за труды —
попал в объятья Сатаны.

8