Ферестан Д'Лекруа - Голоса Расальха. Книга первая: На полпути к себе

• Название: Голоса Расальха. Книга первая: На полпути к себе
• Автор: Ферестан Д'Лекруа
• Жанр: Научная Фантастика

«Голоса Расальхата / Книга 1. На полпути к себе» – это книга о людях, осознавших, что находятся посреди чудесных событий или что они сами – часть чудес. Среди таких людей – библейский Каин и молодой колдун, живая стихия Морская и обычная девушка Полина из города с заглавной буквой «Р» в названии, и ещё десятки людей, котов, нужных вещей и самих читателей. Да, читателей… или минуту назад вы не собирались создать новую вселенную?

---

А Легенда всё не торопилась…

– Он должен выбросить меч. Пока клинок с ним, Артур не может… – старик не договорил – Гвиневера запустила в него найденными на дне, а теперь уже свободно плавающими где-то ближе к корме лодки рыболовными снастями.

– Гвиневера, Гвиневера, – проворчал Ланселот и улыбнулся. Да уж, как только Артур умрёт – меч будет наилучшим доказательством предсмертной передачи прав на правление Камелотом от Артура ему, серу Ланселоту Первому, Озёрному. И лучше всего это понимала Гвиневера.

Вот только старик упрямился.

– Он должен его выкинуть! Вернуть Владычице Озера! – настаивал Мерлин, лихорадочно выпутывая крючки и куски сети, застрявшие в его бороде.

«Да вернётся он ей, вернётся, – хотел было сказать Миф, но закон «Молчание и Невмешательство частных псевдоисторических субъектов категории «М»» крепко связывал ему рот, ну или связал бы шерстяными нитками лет эдак на тысячу в случае… А вот случаи указывались уже в законе и в куче поправок к «Молчанию…», см. Кодекс Мифоуказателей. В принципе, вода продолжала прибывать…

Артур вдруг простонал что-то невразумительное насчёт «Вода…». Но все подумали, что он хочет «воды», и тут-то сыграли свою роль обстоятельства…

Гвиневера попыталась найти захваченную ещё до боя фляжку, что она собиралась преподнести Артуру-победителю. Яд во фляжке был несильный, но, по её расчётам, утомлённого человека убил бы как раз за два-три дня хмельной пирушки в честь победы.

Генда… Мерлин попытался взмахнуть любимым дубовым посохом, дабы сотворить если не Грааль Святой, то хотя бы чашку с чистой водой.

Ланселот же продолжал грести…

А пролетающая мимо сова обронила невидимое (для людей) письмо для Мифа от Легенды. И хотя письмо было невидимое, но никак не невесомое.

Лодка качнулась последний раз и слилась с туманной гладью озера…

«…Артур выпрямился и, превозмогая боль в кровоточащей ране, кинул Экскалебур в озеро. Тут же из тёмной глубины вод поднялась женская рука и поймала звенящий, разрезающий воздух клинок. На лезвии высветилась одна из двух надписей: „Выбрось меня“4…»

…читал Миф строки из письма, изредка поглядывая на неаппетитную картину «рук и ног» торчащих из глубины вод, наверняка не уместившихся в пастях тех тварей, что сейчас-таки дождались своего обеда.

В конце письма значилось: «PS: не смогла прийти, Таури На’Уа отказываются строить египтянам пирамиды. Целую. Твоя Легенда.

PS:PS: приятного купания».

Миф сплюнул в сторону ближайших подкоряжников, доедающих консерву Ланселота, и, достав из-за пазухи небольшую книжку, прочел её заглавие:

«ЛЕГЕНДА о Короле Артуре и рыцарях круглого стола».

ЛЕГЕНДА!

– Ладно, посмотрим, какими эти рыцари были круглыми! – сказал Миф и с громким хлопком растворился в Истории.

Голос второй. Морская

Пролог. Рукописи мокнут

Камотес, Висаян, Азов и Фиджи…

Море, по сути, мы близнецы —

В тебе и во мне прорастают черты

Самой высокой волны.

Сергей Рипмавен. Море

«Кали-Ола». Память. Сейчас

Листая давно отсыревшие, потёкшие чёрными ручьями черновики – в них я обнаружил упоминание о ней.

Лет двадцать. Не срок давности, тогда столько было мне. Я писал на всём, что попадалось под руку, всем, что могло вывести несколько закорючек моим кривоточечным почерком.

И вот среди таких записей упоминание о ней. На заляпанном акрилом листке имя —

Морская.

Марина, это точно она. Моя Морская. Как же это было давно.

Песчаный берег…

Хотя нет. Это была Маша.

Асфальтовые вены дорог… – Нет, это не тот черновик.

Сейчас. Сейчас-с.

Вот:

«…Морская шла рядом, всячески цепляясь своими маленькими ладошками за мою руку, не желала, не могла отпустить её. А я был холоден, впрочем, как всегда…»

Нет. Это скучно. Где-то было про портрет. Может, вон в той тетрадке?

Открываю, ищу, пролистываю годы. Годы не памяти, но фантазии.

Нашёл?

«…Морская была художницей-портретисткой, хотя себя она предпочитала называть „архитектором лиц“. Да, она умела выстраивать на своих холстах даже самые некрасивые или изуродованные лица такими, какими они должны быть по замыслу Творца, что доводил её рукой свои картины…»

Но почему я не могу вспомнить её лицо? Тогда ещё девочка. Просто девочка, любящая, когда её целуют. И, зная это, я так редко её целовал. Дурак. Но всё же её лицо…

«…маленького роста, она была похожа на свой чемоданчик с красками: такая же вечно перепачканная акварелью и…»

Нет. Где же про лицо?

«…я видел в ней волшебницу, что случайно получила вместо волшебной палочки кисточку-колонок, что, впрочем, не мешало ей раскрашивать мир узорами чар…»

Лицо. Лицо. Марина.

Вспомнил!

Длинные светлые прямые волосы, что порой загораживали от моего взора взгляд-небо. Нет, не небо в её глазах. Её глазами смотрело на мир Небо – его в ней не было, она им была!

А ещё губы, такие, кажется, непримечательные, если хоть раз внимательно не всмотреться в них. Постоянно в улыбке. Хотелось прикасаться к ним своими губами, особенно когда в очередном порыве Морская грызла кончик кисточки, ощущая краску на вкус. Цвет – на вкус!

«… Марина вечно светилась изнутри – её лицо больше подошло бы одной из скандинавских валькирий. Её внутренняя сила – участь избранных, тех, кто стоит на последнем рубеже, между Молотом и Наковальней…»

Записки, они не правы. Но всё же суть…

«… в тот вечер она рисовала меня. По памяти. Воображением дорисовывала мои черты, одежду, позу. Кажется, я вёл разговор с какой-то Силой, что вот-вот должна была поглотить меня на том рисунке. В той жизни…»

Вспомнил тот портрет. Да, там я был настоящим, не то что в этой жизни – фантазии, выдумке.

«… В какой-то момент Морская услышала ветер. Он звал её моим голосом. Ветер, ветер наполняет душу смертью…»

Обычно меня зовёт этот ветер – чужим голосом человека, попавшего в беду. Когда беда не «ещё», а «уже».

«… Ветер привёл её на крышу, туда, где стоял он. Совсем, как на картине: её герой ожил. И теперь ему нужна была помощь…»

О, это давняя история, жаль, она почти не сохранилась в моих дневниках. Но вот что скажу: должно быть, в мироздании дела обстоят, как со звёздами, – если человек рождается, то кому-то он был нужен.

Однажды вот этому самому кому-то потребовался персонаж. Писатель.

«… Ветер трепал волосы Морской. Его голосом ветер просил нарисовать дорогу домой. Она не знала как. Знали лишь руки – ладошки с тонкими линиями, где задолго до её и его рождения были указаны черты…»

Герой ожил. Писатель сам сошёл с чужих страниц. Книга стала человеком.

«Марина рисовала. Прямо в воздухе выводила огненно-серебряные линии. Плавились серебряные колечки на её пальчиках, и пламя её сердца становилось краской жизни. Её холстом стало время, её рисунки оживали, они раздвигали привычный мир. Они…»

Вот только герой не знал пути. Он мог вести. За собой. В огонь. В бой. В свет…

«…её холстом стало время. Её рисунки оживали. Дом. Дорога. Алый конь. Они раздвигали привычный мир. Они…»

И когда народ, создатели, когда они ушли по пути, указанному героем, – всё вокруг опустело. И он остался один…

«… Ветер шептал ей: „Спасибо“. Ветер уходил домой – в цвет, в сказку, в мир без ветра. Он закрывал его за собой…»

А для него горела бумага. Герой не мог умереть. Он не рождался.

«…и тогда Морская подошла ко мне – к нему, к портрету, к ожившему портрету, что стоял на грани Силы…»

Дальше пусто. Почти. Лишь несколько обрывков бумаги.

«—…ты мой? – она хотела сказать больше, хотела… Нельзя больше. Больше она не вкладывала в него.

Он поцеловал её.

– Ты забудешь всё. Но когда-нибудь я найду тебя…»

Марина, я нашёл тебя. Ты в черновиках, в записках, на промокших листах.

Была ли ты выдумкой? Или, быть может, той девочкой, что смотрит на меня с картины в коридоре?

Была ли ты?

Дом Героев. Давно

…В её дворе сидел человек с авторучкой и тонкой школьной тетрадкой в клеточку.

– Можно, я вас нарисую?

Он улыбнулся.

– А можно, я о вас напишу?

На подоконнике старый граммофон пел женским голосом:

«…Марина…»

Часть первая. На твой безумный мир

Ты родилась тридцать девятого февраля