Коллектив авторов - Югославия в XX веке. Очерки политической истории

• Название: Югославия в XX веке. Очерки политической истории
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91674-121-6

Книга отражает современный уровень изучения в России истории югославянских народов в XX в. В опоре на новейшую литературу и доступную источниковедческую базу прослеживается возникновение югославского государства в 1918 г., складывание его институтов и политической системы, большое внимание уделяется событиям Второй мировой войны, освещается период социалистической Югославии, который закончился так называемым югославским кризисом – распадом государства и чередой межэтнических гражданских войн.

Для историков и широкого круга читателей.

---

Эта идея «работала», осмелимся утверждать, только при наличии общего врага – Вены или Будапешта. В условиях же отсутствия конфронтации с внешним неприятелем она теряла свой позитивный заряд, превращаясь в утопию – слишком уж по-разному видели политические представители сербов и хорватов со словенцами место своих народов в будущей совместной и свободной «упряжке». Да и на саму эту «упряжку» они смотрели нередко совершенно разными глазами.

По словам того же Чиркова, «вопрос о создании „Великой Югославии“ рисуется в представлении многих государственных и политических деятелей Сербского королевства „Великой Сербией“, в то время как значительная часть хорватов, безусловно, играющих передовую роль в пропаганде раскрепощения южных славян (выделено нами. – А.Ш.), готова видеть в Сербии лишь благоприятный, в настоящее время, этап для осуществления своих собственных национальных домогательств»82. Подобную мысль подчеркивал и другой весьма компетентный эксперт – князь Трубецкой: «Несомненно, что тяготение некоторых частей Австро-Венгрии к Сербии обуславливалось, главным образом, ненавистью к венскому правительству. Как только последнее сойдет со сцены, вместо тяготения к Сербии может возникнуть присущее каждому маленькому племени стремление утвердить свою самостоятельность»83. Как видим, «мина замедленного действия» была заложена под здание единой Югославии еще до ее появления на политической карте Европы…

Итак, можно констатировать, что наличие общего «внешнего врага» и было тем важнейшим фактором, который «цементировал» единое определение как сербов, так и хорватов со словенцами, в пользу югославянского объединения, а также делал «югославизм» притягательной вроде бы для всех идеологией… Весной 1915 г. таким «внешним неприятелем» становится Италия, и именно она (а точнее – ее глобальные геополитические притязания) не только способствовали укреплению на время войны единого сербо-хорвато-словенского блока, но и, осмелимся предположить, вообще сделали возможным то, что произошло в Белграде 1 декабря 1918 г.

* * *

О позиции сербов в отношении итальянских претензий речь уже шла. Здесь следует остановиться на реакции на них хорватской и словенской эмиграции, да и вообще югославянского населения Австро-Венгрии. Она была однозначно негативной, если не сказать враждебной. В доказательство чего приведем ряд свидетельств.

Так, в поденной записке Министерства иностранных дел России за 25 марта 1915 г. бесстрастный канцелярист оставил следующие строки: «Министр иностранных дел (С.Д. Сазонов. – А.Ш.) принял хорватского деятеля Супило и не скрыл от него, что, вероятно, державам придется пожертвовать в пользу итальянских притязаний многими надеждами славянского населения на Адриатическом побережье. Слова эти, – читаем далее, – произвели на Супило удручающее впечатление, и он приложил все старания для того, чтобы разъяснить министру обоснованность словенско-хорватско-сербских вожделений»84.

3 апреля того же года посол России в Риме А.Н. Крупенский сообщал в Петроград: «Прямые сообщения и прибывший в Рим доктор Мандич (Анте Мандич – член Югославянского комитета. – А.Ш.) извещают о сильном движении, вызванном в южном славянстве полемикой печати по адриатическому вопросу». При этом, по словам посла, «южные славяне заявляют, что могут допустить лишь уступку отдельных пунктов или побережья Венецианского залива, но не целых территорий со славянским населением»85.

И, наконец, 28 апреля посланник Сербии в Петрограде М. Спалайкович ознакомил российского министра с телеграммой Пашича, полученной накануне. «С тех пор, – писал сербский премьер, – как нам стало известно, что значительная часть наших соплеменников и их земли будут жертвованы Италии, я стал получать весьма серьезные сведения о том, что среди сербов, хорватов и словенцев в Австро-Венгрии царит большое возбуждение. Их предводители просили меня самым энергичным образом протестовать против этого и поставить в известность заинтересованные державы, что эти народы охотнее согласятся остаться под властью Австро-Венгрии, чем быть присоединенными к Италии. Далее эти народные предводители, – подчеркнул в заключение Пашич, – поклялись организовать и вести жестокую борьбу с итальянской армией, если она явится к ним в виде завоевательницы»86. Вот так – не больше, не меньше. И подобных примеров можно привести массу.

Встает, однако, вопрос – откуда такое озлобление против Италии, и почему, как явствует из телеграммы Пашича, югославяне Австро-Венгрии охотнее остались бы под властью Вены и Будапешта – своих давних «угнетателей», чем перешли бы под власть Рима. Парадокс какой-то? Между тем, парадокса здесь нет и тени, все предельно ясно и логично.

Дело в том, что основной целью хорватов и словенцев, как мы уже не раз упоминали, было объединение в единое целое хорватских и словенских земель, чего они, решись «адриатический вопрос» в духе планов Рима, добиться вряд ли смогли бы. Вспомним содержание Лондонского договора в части нас интересующий: «независимая» Хорватия без Далмации, подлежавшей включению в состав Италии, и даже без своего, хорватского, приморья[85]. Вопрос же о каком-либо самоопределении словенских земель в документе вообще не ставился. Для хорватов и словенцев, таким образом, реализация договора означала бы консервацию того национально-территориального расчленения их земель, против которого они со всей страстью боролись. Причем в новых условиях земли эти рассекались бы уже государственными границами, а отнюдь не внутренними, как в Австро-Венгрии, – здесь они все же входили в состав одного, хотя и построенного на принципе дуализма, государства[86].

Как видим, прежний их статус представлялся многим югославянским политикам «меньшим злом» по сравнению с грозящей итальянской оккупацией. Не зря тот же А.Н. Крупенский доносил из Рима Сазонову: «Планы Супило… и вообще славянская идея имеют для них (югославян. – А.Ш.) смысл лишь под условием недробления словенских и хорватских земель, иначе большинство населения решительно станет за временное господство Австрии и даже Венгрии, приняв добровольное участие в борьбе против Италии»87.

И консул Чирков в своей депеше также отмечал: «Югославянский комитет полагает, что всякое расчленение югославянских национальных территорий не только задерживало бы развитие югославянского единения, но возвратило бы стремящиеся к нему народы к австрийской системе плачевного существования и лишь бы дало новый повод к бесконечным конфликтам и международным осложнениям»88. Он сообщал и о своих попытках сгладить антиитальянские настроения участников Второго югославянского конгресса, призвать их к умеренности в оценке адриатических планов Италии – члена антигерманской коалиции, как ни как. В какой-то степени это ему удалось, и «весьма жгучий для югославян итальянский вопрос не был включен в текст резолюции съезда». Вместе с тем, «обойти этот вопрос в речах делегатов югославянских организаций не представилось возможным, ибо в виду наличия у Комитета (Югославянского. – А.Ш.) уверенности в конечной и недалекой уже победе России и ее союзников, австрийское засилье не представляется столь угрожающим их единению как итальянские аспирации на Адриатическом побережье»89.

Итак, очевидно, что геополитические претензии Рима оставались на протяжении всей войны сильнейшим «раздражителем» не только для политиков – югославян, но и для хорватского и словенского общественного мнения как за океаном, так и на родине – в Австро-Венгрии. Необходимость защиты населенных соплеменниками территорий от притязаний Италии настоятельно толкала хорватских и словенских деятелей к союзу с

Сербией и укрепляло их определение в пользу всеюгославянского проекта. В создании «Югославии» они видели единственную возможность для завершения процесса национально-политической консолидации хорватских и словенских земель и гарантию таковой. Не зря центральный пункт резолюции конгресса в Питтсбурге звучал более чем определенно: «Объединение югославян должно являться главной жизненной целью каждого серба, хорвата и словенца… причем всякого, кто под каким-либо предлогом стал бы препятствовать этому единению, должно рассматривать как врага славянского народа»90. Последний намек достаточно прозрачен… Италия, таким образом, сама того не желая, становилась важнейшим внешним катализатором юнионистского движения югославян.

Вместе с тем, подчеркнем еще раз существеннейшую деталь – союз хорватских и словенских политиков с сербскими властями носил объективно временный характер, чему очередное свидетельство мы находим в записке Чиркова. Так, характеризуя члена Югославянского комитета из американских хорватов Анте Бьянкини, «как убежденного и весьма деятельного поборника идеи освобождения югославян от австро-мадьярской опеки», консул, тем не менее, вынес из бесед с ним «неизгладимое впечатление весьма существенного перевеса его убеждений в сторону, заметно уклоняющуюся от принципа полного единения югославян под сербским началом», а именно – в сторону «крайне национальных собственных стремлений хорвато-словенской группы»91. Зоркий глаз российского наблюдателя подметил также и общее «сдержанное отношение к Сербии, доминирующее в здешнем (северо-американском. – А.Ш.) югославянском движении», равно как и отрицательную реакцию на него «местных сербов», полагающих, что эту «сдержанность» надобно приписать «исключительно давлению хорвато-далматинцев, делающих удачную ставку на Сербию»92.