Наталья Метелица - Мокрый свет. Любовь: нежность и провокация

• Название: Мокрый свет. Любовь: нежность и провокация
• Автор: Наталья Метелица
• Жанр: Поэзия

В сборник вошли мои стихотворения на тему «Он и Она» – в противоречиях, алогизме, иррациональном импульсе загадки по имени Любовь. И вечный вопрос: какая она – настоящая?! («Мокрый свет искал покоя./Стало тесно на земле./У любви – как будто двое./Третий – ангел, но в петле./Не нужна любовь на свете./Люди свет не берегут./Даже маленькие дети/За конфетку предадут»…), («Не потому, что стала я как лед,/Которым удобряет кто-то виски,/А потому, что только идиот/Захочет участь вечной одалиски!»)

---

«Так хорошо, когда все злоязычья…»

Так хорошо, когда все злоязычья
Улягутся, поверженные тьмой,
И ты приходишь моей тайной личной —
В мой мир, мои стихи и голод мой…

Так много сил, когда их тратишь вместе!
Так много счастья, если – отдавать!
Но так мне мало быть твоей невестой,
Распятой среди ласки!.. Воскресать
Средь дрожи уходящего свиданья,
Пока уснули зависть и хула…
Мне радостно такое умирание,
Как вспыхнувшая заново зола!
Как лепестки, что растеряли розы,
Усыпав стол шелками полусна…
Я жду тебя и летом, и в морозы,
Всегда тебе – и солнце, и луна!

«Не повторяй сложившееся праздно…»

Не повторяй сложившееся праздно
В устах других людей!.. Словесный кляп
Заткнет на время душу, – ежечасно
Казня ее наивность, как сатрап,
И обучая ремеслу сверхчувства,
Поднявшегося над больным нутром, —
Не замечать, когда чужой Прокрустом
Тебя изрежет по частям!.. Вдвоем
В сложеньи станешь равная чужому!
И, уподобив естество твое
Себе, любимому, как интерьером в доме
Служить поставит, в эту ложь влюблен!

А ты теперь, словами обесчестен,
Мне в душу затыкаешь слово вновь —
Чтоб вынуть перерезанной… повесить…
И научить смеяться средь скотов?!

Соткать себе из тысячи предательств
Броню бесчувствия, неверия в слова!
И, обрывая этот белый танец,
Сама себе и страсть, и голова!

Как уберечь любовь…

По этой кромке треснутого завтра
С обрывками вчерашних полудел,
Иду к тебе – влюбленная, богата
Любовью, за которой всяк предел
Перерастает грани вечных истин,
Всевышнего Начала и Конца,
И звезды обрываются, как листья,
Успевшие влюбиться в свет лица.

Я в этом свете сожжена до сути
И вновь рождаюсь во вселенском вне —
Внутри себя такая, как все люди,
И та – кто ярче для тебя во мне,
Теплее и любимее средь ночи,
Где столько раз подругами убит,
Ждал мое сердце, поцелуи, почерк,
Которым вся моя любовь болит!

И будет так – покуда эта правда
Не возомнит себя любви умней,
Ведь гордецу лишь он и есть отрада
В подобострастии других людей.

Как уберечь любовь от самомнений,
Когда пределам нету новых сил?
И кто черней – не знающий горений
Иль полюбивший, кто затем —
убил?!

«В твоих руках весь мир – моей печали…»

В твоих руках весь мир – моей печали,
Моих надежд и радостей простых.
Твои ладони яростно держали
Безумный бег ретивых вороных!

Неслась судьба – разбиться под откосом,
Где раньше жил то праздник, то мечта.
И в одночасье вырезали розы,
И выстлана шипами высота.

И падать мне!.. – в распластанную душу
Вгонять по горло ядовитый шип.
И больше мне никто уже не нужен.
И мной никто – не в дикий рёв, ни в хрип…

И только ты, – ладони искровавив, —
Держал безумный бег моей судьбы,
Чтобы на радость чьей-нибудь забаве
Не выпала из рук твоих!.. Шипы
Вытягивали языки резные,
Слюною исходила смерть на дне, —
Ты через раны, колото-сквозные,
Жизнь данью отдавал, – спасая мне.

«Вошел как миг. Остался получасом…»

Вошел как миг. Остался получасом.
Запомнился, как первая любовь.
Свет рассекал усталый плен паласа.
И аромат чарующих духов
Бродил по дому… Одинокий запах
Искал себя в скучающей груди.
Вечерний сумрак на кошачьих лапах
Лизал твои ушедшие следы.

И возвращался – в обреченной воле.
Лежал у моих ног мне верный мир.
Безрадостный, но и такой довольный
Простору суммой черных дыр…

«Не заставляй меня разлюбить этот дождь…»

Не заставляй меня разлюбить этот дождь,
Которым пахнут твои волосы, глаза и губы;
Разлюбить этот холод – сквозь дверь протыкающий нож
Тело, душу, согретое сердцем вино… Я забуду
Потом навсегда аромат ноября, где есть ты,
Сколько чисел, часов и минут в каждом месяце года.
Свечи будут стоять с того месяца – бледность в цветы —
Восковой смертной маской любви, где кого-то и кто-то
Разлюбил навсегда, – как не любят всё то, из чего вырос дух.
Перерос. Посмотрел на былое влеченье.
Удивился… и в памяти добрых потуг
Поискал. Ничего… Пустота и забвенье.

И потом ноябрем будет снова реветь мокрый холод,
Косяки всех дверей поистычет наточенный нож,
А я дождь полюбить не смогу. Одинокое золото
Упадет. Загниет. Тем и будет ноябрь мне хорош…
Только мой. Одинокий стареющий недруг,
Чья погибель и радует, и ворует в войне ее вкус
Без противника. И в рисунках калеченых веток
Я прочту безразличие.
Сразу и наизусть.

«То слишком много, то постимся порознь…»

То слишком много, то постимся порознь.
И неизвестно, что порою лучше:
Когда любовь хранят в разлуке души —
Или под крышей убивают, ссорясь…

«Будто вылезешь дать ему душу…»

Будто вылезешь дать ему душу,
Будто сможешь поверить опять —
А он вынет улитку наружу
И оставит ее умирать.

И последнею мыслью тщедушной
Шевельнется догадка о том,
Что я слишком хотела послушных,
Чтобы их не считать королем.

Что улитка хотела царицей,
Нет, не пушкинской, – просто царить,
Не умея на мертвой странице
Человеческим сердцем любить…

«Вручена тебе как беспомощное чудо…»

Вручена тебе как беспомощное чудо.
Наказание. Пытка горячая.
Как чашка чая, прОлитая на колени
Среди холода зимней простуды
неловкостью при раздаче.

И там ничего не остается выпить.
Только болеть будет долго… Язвительно.
Я возненавижу свои руки, любимые прежде тобой.
И, исчезая ночной, опоздавшею выпью*,
расплету по строчке косы любимого свитера.

И закончусь на последней петле
Пустотой изношенной радости,
Тепла невозможного и колючего прямо по середине зимы.
В неизбывной беззвезной мгле
шоколадной радости.

И больше меня не будет. Нигде.
Никогда. И нисколечко.
Мучить тебя ничто не будет: ни кипяток страсти рассерженной,
Ни лед безразличия,
Ни другая причуда
любви из январских иголочек.

И тогда ты поймешь, что свободен
свободою смертной, весенней и длинной.

* выпь – птица

«Мне хорошо с тобой. Уютно говорить…»

Мне хорошо с тобой. Уютно говорить,
Уютно думать и молчать уютно.
В твоих руках мое дыханье спит
Живое – распоясано, разуто,

Но бережно в твоих ладонях мне.
Ничто не навлечет позорной роли
Стыда, чужого праведной жене.
И лишь мурашки трепетно кололи
Моей щеки доверчивую рану,
Что помнит сон, где ты меня кольнул
Иссохшим поцелуем – и в туманы
Ушел. Холодный ветер дул
И разметал салютом тебе листья —
Как будто пыль клубится за тобой
И в отраженьи глаз моих искрится
И остывает сонной пеленой…

Так я проснулась. Глупость! Наважденье!
Мне хорошо с тобой. Уютно спать
И говорить… и каждое движенье
Уютной делает твою кровать,
Что и моя уже давно и прочно;
Уютно думать рядом с тишиной,
Пока ты спишь, в заре купая ночи,
Всем птицам раздавая голос мой!

А после эти нежные ладони,
И я лежу – сберечь себя от снов.
Ты – мой восток, заря на небосклоне —
И… смерть беспомощных птенцов…

Простое, как правда опоздавшего озарения

Всё, что чужое, – хочется.
Всё, что свое, – не ценится.
Просто так в жизни водится:
Солнце, дожди и – метелица.

Ходит душа за потерями.
Руки хватает холодные.
Губы чужие, серые.
Души – болезнью потные.

Кается кто-то расплатою.
Дарит весь мир искуплением.
Смяли дорогу обратную
Ливни да вьюги забвения.

Осеннее, знойное…

Чашка чая. Восточные сладости.
Каламбур. Мягкий мед в настроение.
Поцелуй. Глупый смех. Свечи радости.
Как мне нравится это волнение…

Куралесят в судьбе неурядицы.
За порогом – сугробы прелые.
А я выбрала лучшее платьице,
Обнажая пути загорелые…

А потом мы гуляли до устали,
Остывали от жара запойного.
Ах, какими дождями вкусными
Нас поило осеннее, знойное!..

«Спокойный, терпеливый голос твой…»

Спокойный, терпеливый голос твой.
А вечер за окном моим – калека:
То ли слепились в нечто эти двое,
То ли сломали вдвое человека…

А я ведь так любила голос твой —
Когда однажды благородным слухом
Коснулась песни слов, чье волшебство
Не человека – эльфа, духа…

Когда же открывала я глаза,
Твой голос имел руки, плечи, губы…
Какая нынче громкая гроза
И неба грохотание в раструбах!

И только голос твой – как звёзды звука,
Звенели в этом крике злых начал!
И я до синяков хватала твои руки,
Чтоб голос твой не смолк,
не замолчал!

«Когда спускается головорезом месяц…»