Лариса Захарова - Мера любви. Избранное

• Название: Мера любви. Избранное
• Автор: Лариса Захарова
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91574-015-9

В книге представлены избранные произведения из поэтического наследия Ларисы Никифоровны Захаровой.

Впервые публикуются ряд стихотворений и автобиографическая поэма «Судьба» (в двух частях), в которой запечатлены трагические события Великой Отечественной войны – сто дней фашистской оккупации и сто дней сталинских застенков, выпавшие на долю юной героини из легендарного «поколения опаленной юности».

Лариса Захарова – автор книг «Радостно и больно», «Тех лет немой укор», «Свет в квартире», «Дитя в очереди за лаской», «Понимать друг друга», «Растут в семье мама и папа», сборника рассказов для детей «Галины друзья», стихотворной «Азбуки», а также многочисленных рассказов, очерков и статей в популярных журналах и газетах.

Она – автор текста «Песни учителя», музыку к которой написал Дмитрий Кабалевский. Композитор высоко ценил творчество Ларисы Захаровой: «У Вас добрый ум и умное сердце. И Ваш поэтический дар – добрый и умный!»

Поэзия Ларисы Захаровой отличается пронзительной искренностью, глубиной и простотой формы, пушкинской ясностью. По словам писателя-фронтовика Константина Симонова, в стихах Л. Захаровой есть главное – «суть дела, живая душа, есть настоящие людские чувства». Литературное творчество поэтессы достойно самого пристального внимания читателей.

---

Сосна

Этот холм и сосна.
Мы встречаемся снова,
Как это бывало лет сорок назад.
Под холмиком этим, под этой сосною
Зарыт неизвестный советский солдат.
Три дня и три ночи недвижно лежал он
На рваном от пуль черно-красном снегу.
Я, помню, девчонкой его увидала
И никогда позабыть не смогу.
Шел бой девять дней. Грохотали разрывы,
И пули визжали… Строчил автомат…
Как плакали все мы, встречая родимых,
Своих, долгожданных, любимых солдат!
И каждая баба смеялась и выла,
И счастье и горе у всех на селе…
И часто, бойца опуская в могилу
На им отвоеванной нашей земле,
Мы так и не знали, кто был этот воин…
В карманах шинели – как есть ничего.
Роняла сосна опаленную хвою
На неподвижное тело его.
На братских могилах стоят обелиски,
Куда мы цветы отнесем по весне.
Могиле родной мы поклонимся низко
И «Здравствуй!» приветливо скажем сосне.
На холмик глядит она с прежней любовью.
Пусть дождь заливает и солнышко жжет,
Но, руки ветвей заломивши по-вдовьи,
Могилу солдата она бережет.
Скорежился ствол ее, в горести замер,
Но ей ли забыть о минувшей поре?
…Все плачет сосна золотыми слезами,
Что каплями стынут на темной коре…

В Петергофе

Четыре года воевала
Войн не желавшая страна.
И лет с тех пор прошло немало…
Для многих все далеким стало:
«Тыл», «фронт», «бомбежки»
и «война»,
«Фашизм»,
«сожженные деревни»…
Но жив тех дней немой укор:
Под Ленинградом, в парке древнем,
В бомбежках ранены,
деревья
Стоят в повязках до сих пор.
Пестрят бессчетные заплаты —
Длинны, овальны и круглы…
И словно требуют расплаты
Петра видавшие когда-то
Многострадальные стволы.
Когда дневные стихнут звуки,
Скрипят и стонут в тишине
Они, познав людские муки,
Воздев израненные руки
С немым проклятием войне.

Памятник эпохи

Евгению – участнику и инвалиду Великой Отечественной войны

Добры все, слишком веселы,
При встрече с ним не хмурятся,
Ему почет и пенсия,
И помощь от тимуровцев,
И в жизни многоликой
Он с нами – каждым чувством,
Приученный не хныкать —
Как высшему искусству.
И вроде всем доволен,
В делах видна сноровка…
Судьбу своею волей
Скрутил он, как веревку.
Но и ребята круты,
Хоть помогают много:
Ведь путь до института —
Не торная дорога.
Промолвят среди прочего:
– Поете замечательно!
Потом – «Спокойной ночи вам!» —
И щелкнут выключателем.
И он один останется,
Вторичной тьмой окутан,
И на часы оглянется,
И слушает минуты,
И тяжко, как с веригами,
Возьмет стихи поэта —
Нечитаную книгу,
Как песню, что не спета,
Что яркой, алой, чистой
Забрызгана капелью…
Нашли ее танкисты
У сердца под шинелью.
Теперь – вся в пятнах, ржавая…
Писателю не снилось,
Что книги содержание
Еще обогатилось,
Что образами, мыслями
На кровь она испытана,
Была она дописана —
Осталась недочитанной…
Не довелось ей выстоять,
Был путь ее недолог…
В глаза и книгу искрами
Рассыпался осколок…
А может, лучше в сердце бы
Попасть ему, зубчатому?
Эх, знать бы, насмотреться бы
На зори и закаты,
На чьи-то очи ясные…
Но где-то на сетчатке
Лишь танки паукастые
Последними впечатаны.
Очками скрыты раны.
Не стала жизнь меняться.
Ему под той охраной,
Как прежде, восемнадцать.
Под тенью стекол черных
Нельзя ему согреться.
Но как стучит упорно
Его живое сердце!
И своего добьется —
Большого, настоящего!
Оно не ошибется,
Оно ведь, сердце, – зрячее!
Шепнет: «Уйми печаль ты!
Свою тревогу брось ты!»
Незрячий по асфальту
Постукивает тростью.
Проходит незаметно,
Не любит охи-вздохи…
Простой шагает смертный —
И памятник эпохи.

Память войны

Перечитывая старые воспоминания и письма из бабушкиной шкатулки

I

Отвоевал положенный срок.
Не себя – Отчизну берег.
Внутрь себя направленный взгляд,
До сих пор обрубки болят.
Костыли в углу у стены —
Память той далекой войны,
А еще напомнит о ней
Пара снимков суровых дней,
И руки перебитая кость,
И осколков снарядных горсть.
Ордена, что ему вручены, —
Это тоже память войны.

II

Был у женщины взрослый сын,
Словно свет в окошке – один.
За всю жизнь, что она прожила,
Только ночка счастья была.
Но другим и понять невмочь,
Сколько значила эта ночь!
Став единственной в их судьбе,
Сотню лет спрессовав в себе…

Был коротким любовный век.
Умирать ушел человек.
Он погиб в то утро в бою,
Ей любовь оставив свою.
У могилы, скорби полна,
Все ж надеялась, плача, она:
Жизнь проснулась, не умерла,
У нее под сердцем взошла.
И живут уже не сыны,
А праправнуки – память войны…

III

А у этой за много лет
Ни осколков, ни фото нет,
Не знавала слова «беда»,
Горя не было никогда,
Путь прямой и спокойный дан:
Ни болезней, ни встреч, ни ран,
Ни сплетенных в объятье рук,
Ни тоскливой боли разлук,
Ни в шкатулке – заветной той —
Писем с почтою полевой,
Не висит шинель у дверей,
Нет ни сына, ни дочерей,
Голоса внучат не слышны,
Дни не веселы, не грустны…
Но остался трагичный след:
Что ни спросишь – ответит: «Нет».
Но спросите, есть ли беда, —
Сразу «нет» превратится в «да».
Все вокруг полно тишины —
Это тоже память войны…

Карточки

Светлой памяти Веры Сергеевны Герасимовой

Язык ее не слушался совсем,
Как будто глыбы многопудные ворочал:
– Простите… Потеряла… Сразу все…
Три иждивенческих и две рабочих…
Окаменев, недвижно сын стоял,
Боясь, наверно, быть чрезмерно резким,
И, словом убивая наповал,
– Великолепно! – молвила невестка.
Две девочки прижались у стены…
Им, несмышленым, были так знакомы
Те карточки, значения полны,
Те фото невесомые войны,
Что становились пайкою весомой.
И в ожиданье Страшного суда
Виновница сжимала скрюченные руки…
Но тем троим, кого настиг удар,
Не слышен был безмолвный крик старухи.
Наверно, легче было бы сейчас,
Когда бы на нее с дивана и со стула
Глядели не четыре пары глаз,
А черные винтовочные дула.
Вновь шарила дрожащая рука
В кармане, теребила полушалок…
И темный рот пустого кошелька
Был, как сама, беспомощен и жалок.
От ужаса лицо ее свело…
– Я дура старая… Убить такую надо…
Сегодня только первое число —
Начался месяц… Первая декада…
Вдруг замолчала. Сразу – тишина.
Упала на пол – и уже не встала.
Параличом разбитая, она
Еще два года целых пролежала.
…Все убирая после похорон,
Сноха – и та заплакала украдкой,
Найдя бумажный крохотный рулон
В кармане у свекрови – под подкладкой…
Он нес не жизнь, а смерть. То был снаряд,
Принесший горе – просто, между прочим.
…В семье поныне карточки хранят —
Три иждивенческих и две рабочих…

«Неожиданно, как-то странно…»

Неожиданно, как-то странно
Я столкнулась с Афганистаном.
В магазине вдруг услыхала я,
Что война эта, дескать, малая,
Даже сравнивать вроде дико
С той – Отечественной, Великой,
Что не всех же коснулось это,
Что воюют далеко где-то…
Льготы семьям – зачем их дали?
В сорок третьем не так страдали…
Видно, женщина та считала,
Что забот без того хватало,
Что стреляют совсем немножко,
Словно вроде бы понарошку,
И что многие не заметили
То, что гибнут двадцатилетние…
Только если убили сына,
То для матери все едино:
Знаменита война ли, нет ли —
Когда впору самой бы в петлю
Или так, в одночасье, чтобы
Умереть у родного гроба,
Холод цинка рукой обнимая,
Орден сына другой сжимая…
В сердце матери – весть ударом:
Сбит сыночек над Кандагаром,
Деда воинский путь свершивший,
Через сорок лет повторивший
И, как очень многие деды,
Не доживший до Дня Победы…
Люди сел, городов, столицы!
Милосердней вглядитесь в лица!
В чьем усталом, потухшем взоре
Неизбывное чье-то горе?
Ведь оно не кричит, не стонет,
Боль свою, как детей, хоронит
Или, нам не подавши вида,
Нянчит юного инвалида…
А в квартире горит светильник,
Монотонно стучит будильник.
Смотрят женщины на портреты,
Что навек в черный креп одеты.
Два ровесника. Как похожи!
Каждый двадцать на свете прожил.
И с улыбкой глядит на деда
Внук, не видевший Дня Победы…
Люди, будьте людей достойны!
Проклинаю любые войны!

«Он природы лучший образец…»

Родителям, чьи дети были искалечены или погибли в «горячих точках» Афганистана и Чечни