Янник Прово - Милен Фармер – великий астронавт

• Название: Милен Фармер – великий астронавт
• Автор: Янник Прово
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Великий астронавт» – Милен Фармер хотела бы, чтобы о ней вспоминали именно с такими словами. Ей посвящено много произведений, которые напрасно пытаются постичь тайну её успеха. «Выдумывается моя жизнь, мои эмоции», – сказала она в 2006 году. В таком случае кто расскажет о карьере Милен Фармер лучше, чем она сама? В этой книге прослежено тридцать лет карьеры певицы, описанные исключительно её высказываниями, взятыми более чем из трёхсот пятидесяти интервью в период с 1984 по 2013 год.

---

Венгрия вкладывает много денег в кино. Качество работы венгров великолепно, было полное чувство непривычности в новой обстановке. Там есть много хорошо подготовленных техников. Лоран был очень польщён их профессионализмом и начал делать заметки для своего первого полнометражного фильма… Последним доводом в пользу Венгрии было то, что это стоило не так дорого, и поэтому мы могли сделать грандиозные вещи за меньшую сумму. В клипе было около сотни персонажей второго плана. Среди выбранных людей было мало актеров, за исключением тюремщицы. Это были уличные мальчишки, очень примечательные дети. Мы хотели найти много статистов, и прежде всего детей, у которых на лицах было бы что-то серьезное, взгляд. Детей уже с «жизненным опытом». Я всегда мысленно возвращаюсь туда, так как для клипа было очень важно показать эти удивительные детские взгляды. И легче найти эти лица в странах востока. Между прочим, к несчастью для них. Я нахожу, что поехать в другую страну за данной серьезностью – это немного неуместно, но у нас была возможность быстро найти сто детей. Во Франции мы должны были бы проводить кастинг за кастингом. В Венгрии мы нашли их на улице, в школах или в центрах перевоспитания, и они привнесли определенную форму жестокости. Они несли в себе эту удивительную жестокость. Со всеми этими молодыми венграми был только обмен взглядами, так как мы не знали венгерского языка, и у нас не было переводчика, чтобы общаться с ними. Все эти актеры второго плана не играли, однако они были очень точны. В конце концов, они играли, но ни в коем случае не переигрывали, и это было очаровательно. В них была спонтанность. У нас сложилось такое впечатление, что они родились в тех костюмах, в той эпохе. И я признаю, что это было плюсом для съемок. Среди этих «актеров» были дети, которые имели физические недостатки. Произошел интересный и абсолютно великолепный случай: мы заметили, что один из детей с физическими недостатками приспособился к съемкам за четыре дня. И его воспитательница сказала нам, что за эти четыре дня он преуспел так же, как за полгода в обычной жизни. Это было милое вознаграждение.

Я хочу всех успокоить: во время сцены в заводской столовой у меня во рту был бутафорный таракан… Он был сделан из каучука. У меня фобия на насекомых. Следует или терпеть, или иметь фобию. У меня это фобия: мне нельзя оказываться в пределах досягаемости хотя бы одного таракана, так как от этого мне делается дурно. Поэтому я никоим образом не могла положить себе в рот настоящего насекомого.

Финальная сцена кипа показывает возбужденных детей с синяками и ссадинами, которых я побудила убежать из тюрьмы, и которые сталкиваются с огромной пугающей пустотой. Они прибегают на холм и видят чистую равнину до горизонта. Несмотря на их восстание, ничего нет. Это волнующе, а не печально. Это также красиво, как и романтизм. Лучше стремиться к свободе, даже рискуя заметить, что она напрасна, чем подвергаться издевательствам и быть искалеченным. Слово «конец» истории не является весьма обнадеживающим. Это символизировало моё видение разочарования.

Как и у большинства стран востока, прошло мало времени с тех пор, как Венгрия обрела свободу. Но эта свобода немного тревожит меня. Чоран6 говорил: «Свободный в пустыне», и это создает у меня определенное мнение, что все эти революции совершенно очевидно имеют причину. Но у нас такое впечатление, что после обретения свободы мы сталкиваемся с пустыней, с дверями, со стенами, и в этом, по моему мнению, и состоит настоящее разочарование. Нашему поколению, может быть, свойственно бороться и иметь желание к мятежам, которые ведут… в никуда. Это ужасно иметь чувство приближающейся свободы, ради которой Человек живет, и понимать, что почти всё это является утопией. Каждый имеет свой взгляд на вещи, но у меня впечатление, что всё находится в возбужденном состоянии, и что всё это ведет нас к потерям иллюзий и, следовательно – к разочарованию. Этот взгляд немного пессимистичный, но разве я пессимистка? Я в этом не уверена, у меня есть моменты оптимизма. Я считаю это осознанностью или ясностью ума. Может быть это претенциозно. Это говорит о том, что я более охотно вижу черную сторону вещей. Я так устроена! Это то, что ужасает меня в повседневной жизни: у нас нет выбора. Если надежда умирает последней, как говорят для успокоения, то я знаю, что нет никакой надежды. Тогда, если даже ничего и нет, то самые пессимистичные люди что-то делают…

Альбом L’Autre…

Прошло немного более года, как меня не было слышно с момента моего последнего Берси. Я прошла через ощущение пустоты, что было довольно болезненным. Мы нуждаемся в том, чтобы скрыться после сцены. Одно существует до и после: это много эмоций. Меня предупреждали: в конце спектакля все артисты знают об этом периоде пустоты. Говорили, болезнь артиста. Когда мы пишем или выходим на сцену, у нас есть склонность к тому, чтобы задаваться вопросами. Это, без сомнений, банально, но не так-то и легко жить. Всё кажется напрасным: успех, продажи дисков, ежедневные дела. Я не знаю, депрессия ли это, но у меня впечатление, что то, что я прожила там, по крайней мере, в течение четырех месяцев, выступая в Берси, это похоже на данное состояние. Это желание не выходить больше из дома, это нежелание общаться. Несомненно, необходимо время, чтобы собраться. Трудно было думать о том, чтобы писать после моментов, проведенных на сцене. Отсутствовали хоть какие-то идеи для написания следующего альбома.

Поэтому я позволила пройти четырем – пяти месяцам. Я ждала. Всегда должно быть так, чтобы подходящий момент приходил естественным образом, я не высчитываю его. Так как я работаю с Лораном Бутонна, то это должно быть совместное желание. И потом, нам нужно вдохновение для творчества. На самом деле, правильно: когда мы выходим на сцену, мы теряем наше вдохновение. Существует страх быть неспособным снова что-то делать. И потом, нужно немного подпитываться. Так как на сцене возникает опустошение, особенно после сцены. На два-три месяца, которые следовали за периодом концертов, я полностью оставила бумагу и карандаш. Я много читала, особенно поэзию. Я пыталась восстановить свои силы, я немного возвратилась к чтению, читая таких поэтов, как Реверди (Reverdy), Дикинсон (Dickinson), полное собрание Чорана (Cioran) … Я полностью погрузилась в это. И заинтересовать меня чем-то другим, что касается моей профессии – это очень трудно! Много размышлений. Не все вещи обязательно ощутимы. Я открыла для себя живопись, я много ею интересовалась, а это требует времени. И я клянусь, что я, вероятно, делала и очень банальные вещи. Всё то, чем я не могла заниматься в течение полутора лет, то есть ходить в кино и просто ничего не делать. Впрочем, это то, что не является чем-то потрясающим. Также я немного стимулировала продажи за границей. Это способ познать что-то другое. Я совсем немного попутешествовала – это иной способ расслабиться. А потом я начала думать об альбоме.

Был тот же коллектив. Я всегда работала с Лораном Бутонна, но с недавнего времени работаю и с Тьерри Сюком (Thierry Suc). Тьерри был сопродюсером спектакля 1989 года, и немного позже мы его похитили. С тех пор он следует за мной. Создание альбома заняло почти шесть месяцев. Его подготовка требовала четыре – пять месяцев работы с некоторыми песнями в студии, которые были переделаны несколько раз. Все тексты действительно были написаны в период от схода со сцены до входа в студию. Вначале я хотела выпустить альбом к сентябрю 1990 года, но он вышел в апреле 1991 года.

Только я писала альбом «L’autre…» Я бросила поэтов! У меня всегда есть немного боли, которая объясняется содержанием альбома. Он в том же ключе, что и «Ainsi soit je…», его предшественник. Это довольно удивительно даже для меня. Возможно потому, что мой взгляд и мои слова изменились в отношении того, что я смогла прожить между этим альбомом и предыдущим. В новом альбоме немного отличалась форма, но ни в коем случае не основа. Внезапно я нашла себя в роли критика. И иметь такой взгляд оказалось трудно. Я могу сказать, что этот третий альбом, «L’autre…» – это то же лицо, то же вдохновение, то же направление. Артист, как любой творец, неутомимо и неумолимо повторяется. И это нормально! Тот же человек написал текст и тот же человек написал музыку. Это было продолжение моей жизни, моих эмоций. Заметно развитие по мере того, как я прогрессировала со временем. Надеюсь, что я так же прогрессировала и в своей работе. Там я говорю о себе, так как неспособна говорить о чем-то ином. У меня не было намерения говорить о действительности, хотя 1990 год был волнующим. Очевидно, что внешние вещи затрагивают меня, но мне нужны мои собственные эмоции, чтобы смочь писать. Этот альбом был продолжением образа. Я пою о том, что движет мной, что меня преследует, что не дает мне покоя. Но между «Ainsi soit je…» и «L’autre…» был разрыв. До бесконечности… Я не задавалась вопросом: будет ли то, что я написала, соответствовать или отличаться от того, что я делала до этого времени. Но написав тексты и слушая песни этого альбома, я осознала эволюцию. Столько вещей в мире становятся причиной того, что мы эволюционируем, хотя я так не люблю это слово, так как оно является немного медицинским. Разумеется, что мой опыт выступлений на сцене имел большое значение в написании этого альбома. У меня такое чувство, что я умирала на сцене, покидая её. Я хотела рассмотреть это как новое рождение. Это было желание немного больше повернуться к чему-то другому. Это была почти храбрость с моей стороны, так как я была замкнута в себе, мне не хватало уверенности, потому что я зашла чуть дальше обычного и выставила себя немного вперед. У меня также было желание говорить о нуждах других людей. Во всяком случае, я знаю только то, что нужно говорить о себе, а через себя – о других. В этом альбоме я намного более непристойная, чем в предыдущем: я решила намного откровеннее раскрыть свою интимность, чем в моих предыдущих альбомах, где я скрывалась за игрой или провокацией. Секс был основой. Говорить о том, что я ощущаю в своем сердце и в своей душе – это выставлять себя обнаженной. У меня было желание в менее скандальных вещах. Важно чувствовать себя действительно признанной в своих эмоциях. Новая Милен, другая, наконец, та, к которой я тогда шла, всегда была такой же, изменилась только форма. Я больше улыбалась, это возможно…