Сборник - Ялос-2015

• Название: Ялос-2015
• Автор: Сборник
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906829-77-1

В России 2015 год объявлен Годом Литературы. Россия отметила 70-летие Победы над фашистской Германией. И ровно год, как Крым вернулся в культурное пространство России, стал её южным форпостом.

Наш Международный музыкально-поэтический фестиваль «ЯЛОС» посвящён Всемирному Дню поэзии. И так получается, что мы открываем поэтическое фестивальное движение в Крыму.

---

«Кто знает – Небо или Ад…»

Кто знает – Небо или Ад
Командуют творцом,
Когда он мнит, что – вне и над,
Когда, смирен лицом,

Он взращивает дивный сад
На собственных костях —
Кто знает, Небо или Ад
В дому его гостят?

Когда красив он и крылат,
Охваченный огнём, —
Кто знает, Небо или Ад
Разбушевались в нём?

И в час, когда он, кончив труд,
Уходит – в звездопад,
Кто знает – Небо или Ад
Навек его берут?

««Любовь убегает». Скульптура Родена…»

«Любовь убегает». Скульптура Родена.
Высокие залы, колонны, полотна…
И дверь, за беглянкой закрытая плотно.
И стук каблучков в подворотне Эдема.

Напрасны все клятвы, мольбы, увещанья.
Любовь убегает – удержишь едва ли!
Небрежный кивок, поцелуй на прощанье.
И – шпилька, забытая на покрывале…

И серой громадой нависшее небо!
Ни водка, ни женщины не помогают.
Как всё беспричинно, жестоко, нелепо.
И непоправимо. Любовь убегает.

На узком запястье пульсирует вена…
Опомнись, ведь всё это выдумал сам ты!..
Слезятся софиты. Галдят экскурсанты.
Любовь убегает. Скульптура Родена.

«Минувшее в нас прорастает незримо…»

Минувшее в нас прорастает незримо.
Вдруг ставень качнётся и скрипнет крыльцо,
И где-то на улочках Старого Крыма
Почудится старого Грина лицо.

Как странен волшебник с чертами бродяги,
Носитель фантазий и грустных усов —
В стране, превратившей в кровавые стяги
Полотнища алых его парусов!

В стране, присягнувшей штыку и нагану,
Где счастлив любой, избежавший оков, —
И можно смотреть, как плывут к Зурбагану
Пушистые парусники облаков!

И можно умчаться из крохотной кельи
За тысячу миль, разминувшись с бедой,
И пить в кабаках молодецкое зелье,
И резаться в кости с матросской ордой!

Какие там обетованные кущи?
Какой там прикормленный вечный покой?
Он просто ушёл за своею Бегущей,
Махнувшей ему обнажённой рукой!

В дырявом шарфе, в макинтоше потёртом —
Туда, где легендами ветер пропах,
Где гроздья огней зажигает над портом
Мальчишка с растрёпанной книгой в руках.

«Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом…»

К. Вихляеву

Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.
Эта терпкая грусть в сладкозвучье их неповторимом,
Этот эллинский дух, что как факел горит, не сгорая,
Это тайное братство заложников вечного рая!

Есть особая прелесть в их строках, изысканно-пряных,
В этой царственной лени и мудро скрываемых ранах.
Разве можно надменно носиться с гордыней и горем
Там, где дремлют дольмены и горы венчаются с морем?!

О, блаженное право болтать на эзоповской фене,
Когда впору – о стену башкой или бритвой по вене!
Попивать свой мускат, маскируя ландшафтами чувства…
Нам, увы, недоступно волшебное это искусство!

Наш удел – среди серых дворов и небес голубиных
Бить челом супостатам, пить горькую, мучить любимых,
Вечно быть в должниках у суровой и скаредной Музы,
Проклиная бесплодье, нужду и семейные узы!

Воевать с ветряками, себя зачисляя в пророки,
У великих заимствовать все бытовые пороки.
И над пеплом страниц сигаретным рассеяться дымом!..
Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.

«Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган…»

Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган.
Нынче Крым, завтра Питер, а после – Рязань или Тула.
А в столице все тот же разбойный, хмельной балаган,
Тот же мусорный ветер и окон чернеющих дула!

Но полуночный Киев зажжет караваны огней,
Но январская Ялта укроет панамами пиний —
И желание жить пробирает до самых ступней,
И желание славы свой хвост распускает павлиний!

Как телок беспризорный ласкаясь к чужим матерям,
По просторам Отчизны как шарик воздушный порхая,
Что ищу так упрямо, как будто себя потерял —
За полжизни отсюда, в кварталах сгоревшего рая?!

И чужие проспекты меня провожают любя.
И чужие вокзалы встречают улыбкой радушной…
А вернусь – и в московском трамвае увижу себя —
На коленях у папы. И лопнет мой шарик воздушный.

«Шумит весенний гам, и мир творится снова…»

Шумит весенний гам, и мир творится снова.
И снег сползает с крыш, как старое тряпьё.
А все-таки печаль – на дне всего земного,
И никуда, поверь, не деться от неё.

Живёшь ли целый век скучнее пса цепного
Иль вёрстами дорог судьба твоя пылит —
А всё-таки печаль на дне всего земного.
И тихий её свет в глазах твоих разлит.

Будь вошь ты или вождь, аскет иль Казанова,
Паши или пиши, молись иль зубоскаль, —
А всё-таки печаль на дне всего земного —
Прозрачная, как лёд нетающий, печаль.

И в этом бытия оскома и основа.
И да пребудет так в белёсой мгле веков —
Да светится печаль на дне всего земного,
Всех песен и легенд, и сказок, и стихов…

«Ключи от Рая – у меня в кармане…»

Ключи от Рая – у меня в кармане.
А двери нет – весь дом пошёл на слом.

Там наши тени в утреннем тумане
Пьют кофе за невидимым столом,
От общего ломая каравая.
Пузатый чайник фыркает, как конь,
И бабушка, по-прежнему живая,
Сметает крошки хлебные в ладонь.

Присохла к сердцу времени короста.
Но проскользну, минуя все посты, —
Туда, где всё незыблемо и просто,
Где нету страхов, кроме темноты.

Где пахнет в кухне мамиными щами,
Где все печали – мимолётный вздор,
Где населён нелепыми вещами
Таинственный, как джунгли, коридор.

Там детские прощаются огрехи,
А радость не приходит на бровях.
Там сахарные звонкие орехи
На ёлочных качаются ветвях.

Там сказки, словно птицы, к изголовью
Слетаются – любую выбирай!
Там дышит всё покоем и любовью —
Он так уютен, мой карманный рай!

И далеки жестокие годины,
Где будет он, как яблоко, разъят…

Земную жизнь пройдя до середины,
Я постоял – и повернул назад.

«А я – я из времени семидесятых…»

А я – я из времени семидесятых.
Наивных, развенчанных, в вечность не взятых.
С цитатами съездов, с «Берёзкой» и с БАМом,
Со складами по опозоренным храмам,
С борьбою за мир, со столовским компотом,
С Генсеком, кочующим по анекдотам,
Со Штирлицем, с очередями за пивом,
С народом, сплочённо-немым и счастливым.

А я – я из времени семидесятых.
С Эйнштейнами на инженерских зарплатах,
С «Ироньей судьбы», с «Белым Бимом», с Таганкой,
С Арбатом, не ставшим туристской приманкой,
С Тверской, не пестрящей валютной натурой,
С великой несдавшейся литературой.

Да, я из того, из «совкового» теста.
И нет мне в сегодняшнем времени места.
И пусть не тупей, не слабей, чем другие,
Оно не простит мне моей ностальгии,
Оно не простит моего ретроградства,
Соплей романтических нищего братства.
Оно не простит. И не надо прощенья.
Мне в столп соляной не грозит превращенье.
Пока ярок свет над помостом фанерным,
Пока мне «Надежду» поёт Анна Герман.

«Талант – не дар, а банковская ссуда…»

С. Геворкяну

Талант – не дар, а банковская ссуда,
Годами возвращаемый кредит.
На фунт изюма горечи полпуда —
Господь за дозировками следит!

Ты думал, в рай попал – проветрись, парень.
Всевышний – не купчишка-филантроп.
Ты завербован им, а не одарен.
И жизнь положишь, расплатиться чтоб.

Забудь же все земные погремушки —
Ты лиру под расписку получил.
И с той минуты, братец, ты на мушке —
У Неба, не у рыночных жучил.

Но, сознавая, что из жизни выпал,
Что перекрыт надёжно путь наверх,
Себе признайся честно: был же выбор,
Хоть ты его с презрением отверг.

Ты мог бы в кабаках сорить деньгами
И нежиться в барханах женских тел.
Ты мог бы быть – с твоими-то мозгами —
Покруче многих, если б захотел!

Вольно ж тебе, над рифмами шаманя,
В услужливые веря чудеса,
Сидеть на кухне с фигою в кармане,
С оплаченной путёвкой в небеса!

Выставка Шагала

Бьют часы петушиным крылом.
Время кошек, бродяг и влюблённых.
Старый дворник, взмахнув помелом,
Исчезает в чернеющих кронах!

Ты пришла, ты стоишь у стола.
Треплет платье сиреневый ветер.
Кто придумал, что ты умерла?
Мы бессмертны, как боги и дети!

И, о счастье бесстыдно трубя,
Мы летим над уснувшим кварталом!..
Ты прости, что я стал без тебя
Поседевшим, больным и усталым.

Видишь соты еврейских дворов,
Где я рос, быстроглаз и неловок,
Видишь в небе счастливых коров,
Что парят легче божьих коровок?!

Видишь, лошадь, Пегасам под стать,
С надоевшею твердью рассталась?..
Это я научил их летать.
Только мне без тебя не леталось.

Сколько музыки, света, огня!
Мир луною увенчан, как митрой.
И пускай будет плакать родня —
Там, в квартире с забытой палитрой.

Я целую тебя – на весу,
Унося к райским кущам и чащам.
Только туфельку, словно слезу,
Ты обронишь над городом спящим.

«Меж сосен, как между свечей…»