Сергей Косарев - История и теория криминалистических методик расследования преступлений

• Название: История и теория криминалистических методик расследования преступлений
• Автор: Сергей Косарев
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2006
• ISBN: 5-94201-505-5

Монография посвящена исследованию истории криминалистических методик расследования преступлений и теоретическим основам учения о них.

В работе подробно описаны генезис методик расследования преступлений, эволюция их структуры и подходов к построению, проведена научно-практическая систематизация этих методик, разработаны современная типовая структура типичных частных криминалистических методик и подходы к структурированию групповых криминалистических методик, определены основные направления развития системы криминалистических методик, пути и перспективы использования возможностей программирования при их создании, затронуты вопросы совершенствования учебного процесса по криминалистике.

Книга предназначена для научных и практических работников, преподавателей юридических дисциплин уголовно-правового цикла, студентов, курсантов, слушателей, аспирантов, адъюнктов юридических учебных заведений, а также всех интересующихся этими проблемами.

---

По поводу предложений Д. Долгова о максимально полном исследовании личности обвиняемого Ф. Наливкин пишет: «За всю многолетнюю практику мою, по производству уголовных дел, даже во всю мою жизнь, не случалось видеть и даже слышать, чтобы так собирали справки… из самых разных мест»[140]. По мнению Ф. Наливкина – достаточно «справок» из казначейства, полицейских и судебных «мест», иногда из некоторых специализированных судов.

Впрочем, к некоторым критическим замечаниям Ф. Наливкина стоит прислушаться внимательнее.

«Если следователи… будут отдавать краденое или отнятое, хозяевам, по предоставленным от них доказательствам, то, иногда, могут подвергать себя ответственности… Кроме того, автор (Д. Долгов. – С. К.) забыл 965 статью XV тома Свода Законов, изд. 1842 года, в которой запрещается выдавать отнятую вещь хозяину, если нужно ее присовокупить к делу, для изобличения виновного»[141].

По поводу весьма спорного совета Д. Долгова о том, что «обыск во всяком случае надо делать днем»[142], Ф. Наливкин пишет: «Укажите, сделайте милость, в Своде Законов, изд. 1842 года, ту статью, по которой вы велите проводить обыск не иначе, как днем… Чем может оправдаться следователь, если он послушает вас, не станет обыскивать или делать выемку ночью, упустит время, даст возможность скрыть следы преступления!»[143]

По поводу другого спорного совета Д. Долгова о том, что «в случае отлучки того, у кого надобно сделать обыск, и если нет налицо его домашних или ближних родных, должно опечатать дом или квартиру и все пристройки, требовать его на место жительства, и дожидаться его прибытия»[144], Ф. Наливкин едко, но справедливо, замечает: «Неправда. Прочтите Свод Законов изд. 1842 года, т. XV, ст. 969, и вы увидите, что следователь обязан войти с понятыми в дом, хотя бы он был пустой, обыскать его с правом отмыкать запертое. Опять беда следователям, если они послушаются вас»[145].

(Как жаль, что авторы современной редакции ст. 182 УПК РФ не читали сочинения Ф. Н. Наливкина!)

Почему-то ставится в упрек Д. Долгову то, что тот утопленников «хочет анатомировать всех без исключения, хотя бы они утонули при сотнях достоверных свидетелях»[146].

Комментируя рекомендацию Д. Долгова о том, что «следователь до начала освидетельствования должен сообщить медику, что по розыску известно о причинах смерти трупа»[147], Ф. Наливкин здесь опять не без ехидства замечает: «Слыхали ли вы, что умирают трупы?»[148]

В работе Ф. Наливкина содержатся и некоторые другие, небольшие и довольно спорные замечания в адрес Д. Долгова.

Вот на таком уровне велись дискуссии между учеными мужами в середине XIX столетия.

Помимо критического разбора отдельных положений работы Д. Долгова, в сочинении Ф. Наливкина затрагиваются некоторые вопросы, касающиеся порядка производства допроса и очной ставки.

Вопросы расследования отдельных категорий преступлений затрагиваются и в других работах этого периода.

Так, в уже упоминавшейся работе Е. Ф. Колоколова приводятся тематически скрупулезно подобранные законоположения, относящиеся к расследованию смертоубийства и отравления, подлога в акте, злонамеренного банкротства и похищения[149].

Также автор приводит и по тому же принципу подобранные положения, касающиеся особенностей производства предварительного следствия в разных местностях (Санкт-Петербурге, Москве, губернских и уездных городах, на территориях земств, в казенных и помещичьих селениях)[150], – своего рода прообраз особенных методик расследования преступлений в зависимости от места их совершения.

В конце 1840-х гг. выходит сочинение председателя Вятской палаты уголовных и гражданских дел Н. К. Калайдовича «Указания для производства уголовных следствий» (СПб., 1849; 2-е изд. СПб., 1850).

В данной работе автором приводятся дельные рекомендации по тактике производства различных следственных действий (осмотр, обыск и выемка, допрос обвиняемого и свидетелей и др.), причем качество изложения материала таково, что многие из приводимых рекомендаций зачастую совпадают чуть ли не текстуально, с рекомендациями из современных учебников и учебных пособий по криминалистике.

Н. Калайдовичем также приводятся рекомендации методико-криминалистического характера по вопросам особенностей производства осмотра при расследовании различных категорий преступлений (убийств, изгнания или умервщления плода, повреждения здоровья, растления и изнасилования, мужеложства и скотоложства)[151].

Так, например, при расследовании отравлений, по мнению автора, «к числу обязанностей, общих врачу и следователю, принадлежат сохранение веществ, вынутых из тела, и всех предметов подозрительных, требующих химического исследования, которые, для этой цели, будучи тщательно уложены, закупорены, описаны, перенумерованы и запечатаны печатями следователя и врача, отсылаются… во Врачебную Управу»[152].

В качестве одного из приложений как образец надлежащего расследования автором приводятся материалы придуманного «учебного» уголовного дела о скоропостижной смерти жены крестьянина[153].

Расследование уголовных дел в первой половине XIX в. могли производить нижние земские суды, управы благочиния и различные присутствия, состоящие из полицмейстеров и частных приставов. Расследованием наиболее сложных уголовных дел занимались особые чиновники полиции – следственные приставы или приставы следственных дел, деятельность которых строилась, как бы мы сейчас сказали, по участковой системе. Каждый следственный пристав занимался расследованием преступлений, совершенных на его участке, границы которого обычно располагались в пределах той или иной административно-территориальной единицы. Например, в столице империи Санкт-Петербурге один пристав следственных дел, как правило, занимался расследованием уголовных дел о преступлениях, совершенных на территории одной из частей города (Литейной, Рождественской, Нарвской и т. д.). А вот Адмиралтейская часть столицы, ввиду ее больших размеров, была разделена на три следственных участка.

О количественных показателях следственной работы[154] достаточно красноречиво говорит следующий факт. В 1846 г., например, в Санкт-Петербурге работало пятнадцать приставов следственных дел[155], а в Москве лишь шесть[156]. В таком крупном городе империи как Казань примерно в то же время работал только один пристав следственных дел – коллежский асессор П. И. Стародубов[157].

Постепенно совершенствовалась организация расследования преступлений, чему немало способствовал центральный аппарат МВД Российской империи, разрабатывавший различные правила и предписания по разным вопросам расследования отдельных категорий преступлений.

Особое внимание, как это видно из регулярно публикуемых ведомственным журналом обзоров правительственных действий МВД[158], уделялось расследованию групповых преступлений, в частности деятельности разбойничьих шаек, промышлявших на обширной территории страны. Например, в 1845 г. в соответствии с приказом («повелением») МВД в целях предотвращения сговора арестантов, прикосновенных к одному и тому же делу, было предписано таковых размещать раздельно в арестантских одиночных помещениях[159].

Организация расследования конкретных преступлений была, с современных позиций, несложна, хотя, наверное, нельзя сказать, что и современные следственные органы очень сильно ушли вперед в деле организации расследования незамысловатых преступлений.

Вот как, например, проводилось расследование по факту убийства, совершенного 6 апреля (по ст. стилю) 1846 г. в деревне Бельщина Юхновского уезда Смоленской губернии, где восьмилетний крестьянский мальчик отрубил ножом голову своему двухлетнему брату, а также причинил тому другие телесные повреждения. С целью сокрытия преступления братоубийца порезал себе передний хрящ на горле, а затем сообщил соседу крестьянскому сыну Борису, что на него и брата напали бродячие нищие. При расследовании этого убийства производились розыскные мероприятия по поиску нищих (однако «нищих по розыску не открылось»), медицинское исследование трупа лекарем (в том числе, на предмет определения прижизненности и посмертности телесных повреждений на теле убитого), были допрошены упомянутый Борис, мать и сестра мальчиков, а также другие соседи и сторонние понятые (т. е. проведен повальный обыск. – С. К.). Все показали, что никого в убийстве двухлетнего Ивана не подозревают, а об его брате Дмитрии единогласно «объявили, что он и от природы, и по избалованности покойным отцом, уже и прежде был замечен сердца злого». Малолетний же убийца впоследствии сознался, что никаких нищих не было, а преступление «сделал» он сам. Так убийство было раскрыто[160].

Еще один пример из следственной практики той эпохи.

24 июля (по ст. стилю) 1859 г. полицией была задержана и обыскана Марианна Кленас, имевшая при себе узел, наполненный разной одеждой. При допросе она призналась в совершении восьми краж из дворов разных лиц. Потерпевшие, допрошенные по делу следователем (частным приставом), подтвердили обстоятельства краж. По делу было составлено восемь очень кратких и не подробных актов местного осмотра (протоколов осмотра места происшествия. – С. К). Все изъятые у М. Кленас вещи были предъявлены потерпевшим на опознание (при опознании другие похожие вещи, не имеющие отношения к делу, потерпевшим одновременно с похищенными вещами не предъявлялись). Все потерпевшие свои вещи опознали. Кроме того, по делу был проведен повальный обыск о личности М. Кленас[161].