А. Стриганова - Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании

• Название: Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании
• Автор: А. Стриганова
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7429-0423-6

В представленной книге впервые опубликован труд прп. Макария (Глухарёва) «Мысли об улучшении воспитания общественного в духовном звании», показано его значение и взаимосвязь с более поздним, широко известным его сочинением «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе».

В книге дан краткий обзор становления духовных школ в России. Читатель познакомится с интересным проектом духовно-воспитательного заведения, который был составлен прп. Макарием на основе своего опыта работы в духовных школах и знакомства с «благоустроенными» монашескими общежитиями. Замысел прп. Макария был высоко оценен свт. Филаретом (Дроздовым). Планируя осуществить задуманный проект, святитель писал: «Если Бог благословит сие учреждение: то оно должно доставить церкви служителей, преданных ея служению совершенно и бескорыстно…».

Взгляд выдающегося православного русского миссионера прп. Макария (Глухарёва) на проблемы постановки воспитательной работы в духовной школе будет интересен не только педагогам духовных школ, но и широкому кругу читателей, работающих в системе светского образования.

---

В своем «Поминовении Преосвященного Иова», написанном после смерти преосвященного в виде исповеди игумену Филарету (Данилевскому) в Глинской пустыни, прп. Макарий пишет об усопшем преосвященном Иове как об «истинном отце», который был вооружен против грехов его «правдою Божией». В жесткой руке преосв. Иова он видит Промыслом Божиим данное ему врачевство против «гордости ученой». Он осуждает себя за «постыдное бегство» из Ектеринославля. Сокрушается, что не смог понести своего креста, стыдится за «малодушие самолюбивое, “по которому” не только сошел с креста, но и сбежал с Голгофы.»[104].

Неровное отношение архиеп. Иова к молодому ученому монаху причиняло тому большие страдания еще и потому, что некоторые из сослуживцев прп. Макария начинали досаждать ему, считая его за опального.

Особенно много огорчал его ректор семинарии архимандрит Никифор, который, по свидетельству свящ. Иоанна (Герболинского), «оскорблял кроткого Макария несколько раз самым грубым образом, почти пред всею семинариею, и этот незлобивый агнец не пререкал и не вопиял, но все переносил в молчании. Удивительная добродетель! – во все время пребывания его в Екатеринославле ни о ком не сказал ни одного худого слова»[105].

В 1819 г., по тогдашнему обычаю, во время экзаменов для учеников была устроена рекреация, и вся семинария с ректором во главе выехала за город. Когда общество разгулялось, ректор и учитель философии «приказали» ученикам петь светские песни. Это было прямым нарушением нового устава духовных школ, по которому «пение без нот, и особливо пение простонародное строго воспрещается». Молодой инспектор, во исполнение своих прямых обязанностей, категорически потребовал: «Не пойте! Пойте духовные песни!» В ответ на него обрушился «град оскорблений и насмешек». Ревнителю нового устава, пекущемуся о нравственности подопечных, ничего не оставалось, как сесть в экипаж и одному вернуться в город.

Летом этого же года прп. Макарию предстояло еще одно тяжелое испытание. После встречи с квакерами Стефаном Грелле де Мобилье и Вильямом Аллено, привезшими, кстати, о. Макарию письмо от преосвященного Филарета, он был обвинен в неправославии. Донос устроил ректор Никифор, организовавший за о. Макарием слежку. Письмоводитель, посланный подсматривать за о. Макарием, донес, что «о. Макарий молится с посетителями». Преосвященный Иов был в ярости и грозился даже отлучить о. Макария от Церкви.

В дружеских беседах со священником Иоанном Герболинским о. Макарий часто вздыхал: «Ах, какой черствый хлеб – любить врагов своих!… Ах, о. Иоанн, как бы мне местечко такое, чтобы я знал только самого себя!»[106]

Перед каникулами 1820 г. прп. Макарий послал прошение об увольнении его, по слабости здоровья, от инспекторской должности, а через полгода написал свт. Филарету о своем желании перейти на ту же должность в другую семинарию, более благоустроенную, и к ректору, известному самому Филарету «по духу Христову».

По свидетельству протоиерея Иоанна (Герболинского), прп. Макарий пять раз переделывал письмо к свт. Филарету. Видимо, он старался быть предельно деликатным и в то же время дать понять своему наставнику истинную причину своего бегства.

Желание прп. Макария перейти на другую службу быстро исполнилось. Указом Св. Синода от 20 февраля 1821 г. он был назначен ректором Костромской семинарии, куда и выехал 9 марта, тепло расставшись со своими друзьями и недругами и навсегда сохранив о тех и о других добрые воспоминания. В Костроме жизнь прп. Макария сложилась гораздо благоприятнее, чем в Екатеринославле, «здесь уже не было тех придирок и нападок, как в Екатеринославле»[107].

Однако позднее прп. Макарий горячо каялся пред Богом: «Прости мне грех моего своеволия, по которому я оставил сие училище, не научившись, сию врачебницу, не исцелившись! Избави всех меня знающих от соблазна, в который может привесть худой пример мой…»[108] На должность ректора Костромской семинарии он был назначен по своей просьбе и, как позднее писал суровый наставник митрополит Филарет, «по своей воле, по нетерпеливости, по неудовольствию видеть свою личность меньше своего места»[109]. В ответ на просьбу устроить его к ректору, который ведет дело «по духу Христову», свт. Филарет предоставил возможность ему самому попытаться практически воплотить свою мечту и устроить школу «по духу Христову».

Молодой педагог с энтузиазмом взялся за новое дело. По словам хорошо знавшего его А. Стурзы, в должности ректора Костромской семинарии и преподавателя богословских предметов архимандрит Макарий «всемерно старался поселить дух Христов в Заведении, для сего устроенном. ему хотелось, чтобы духовный рассадник боговедения был вместе и рассадником богоподобия»[110].

Будучи ректором, прп. Макарий вел истинно подвижническую жизнь, еще более строгую, чем в Екатеринославле. В употреблении пищи он соблюдал строгое воздержание, нередко по целым дням ничего не ел, ложился всегда позднее всех и вставал раньше всех, каждую свободную минуту посвящал молитве. Пища его была самая неприхотливая, а одежда самая простая: он имел всегда одну ряску, которую к Пасхе заменял новою. Зимняя ряска у него была всегда одна – подарок преосвященного Иова. Большую часть жалованья теперь, как и всю последующую жизнь, он тратил на помощь нуждающимся и на книги, которые ему помогал приобретать его новый друг, бакалавр философии Ф. А. Голубинский.

29 мая 1821 г. о. Макарий возведен был в сан игумена, а 2 декабря 1821 г. указом Св. Синода назначен настоятелем Богоявленского монастыря.

Молодой ректор, не щадя самолюбия воспитанников, боролся с их порочными наклонностями. Но укоренившаяся распущенность не хотела смириться. Известен случай, переданный Стурзой, когда однажды о. Макарий проходил по семинарскому двору, а из окна жилых помещений в него был брошен камень, попавший в плечо. «Это обстоятельство сильно огорчило о. Макария, но он не стал искать виновных (это было в духе о. Макария: он охотно и смиренно прощал всем свои личные обиды), а, собрав всех воспитанников, сказал им кроткое слово увещевания, которое всех тронуло»[111].

Большая часть семинаристов ценила справедливость и требовательность нового ректора. Его лучший ученик Афанасий (в миру Андрей Соколов), впоследствии Казанский архиепископ, вспоминал о нем: «Вечное место в душе моей он имеет наипаче потому, что духовная жизнь его при учении удерживала меня, 19—20-летнего, на путях Господних. Истину говорю, полный благодарения Господу, даровавшему мне такого наставника в юности моей. Когда он послал меня на подвиг учительства в г. Макарьев, тогда я любил только молиться, читать его проповеди и богословские уроки и быть его эхом. Это было в 1824–1825 гг. Согретый его духовным светом и теплотою, я поступил в Санкт-Петербургскую академию в августе 1825 года…»[112]

И вновь у прп. Макария трудно складывались отношения с семинарской корпорацией. В письме своему другу, священнику Иоанну (Герболинскому), в ноябре 1822 г. он писал: «Труды по семинарии съедают меня, изнемогаю в силах телесных и душевных. Людей злонамеренных нет при мне; одни благодетели, другие приятели, не много знакомых, и один друг; чего бы еще лучшего? Но – Сотворил Ты нас, Господи, для Тебя, и беспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе. Притом известен вам темперамент мой. Мрак души моей часто покрывает тенью печальною все меня окружающее»[113].

Очередные неприятности побуждали прп. Макария искать корень всех неудач в себе, его теперь терзала мысль о том, что, прежде чем приносить духовную пользу другим, необходимо нравственно воспитать самого себя, душа его тяготела к внутреннему духовному деланию где-нибудь в тиши монастырской обители под руководством опытного наставника.

Сначала прп. Макарий хотел поселиться со старцем Ливерием, но, не получив благословения, 29 апреля 1824 г. подал прошение преосвященному Костромскому Самуилу, в котором выражал, что, чувствуя слабость сил душевных и расстройство телесных, никак далее не может проходить ректорскую, профессорскую и настоятельскую должности и просит «исходатайствовать ему, где следует, от оных должностей увольнение». Епископ Самуил быстро дал прошению ход, сопровождая своим отзывом в послужном списке: «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении, часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется мало надежным»[114].

Согласно прошению, 13 августа 1824 г. Св. Синод уволил о. Макария от управления монастырем и, по его желанию, определил жить в Киево-Печерской Лавре. О решении удалиться в Киевскую Лавру прп. Макарий написал своему наставнику, свт. Филарету. Узнав об увольнении прп. Макария, митрополит был очень огорчен и хотел приостановить его решение, но опоздал, извинением за опоздание он начинает свое письмо к о. Макарию: «Преподобнейший отец архимандрит и ректор! Виноват я перед Вами, что так долго не отвечал Вам, особенно на то письмо, в котором изъявляете Вы намерение удалиться от общественного служения. Москва говорит, что Вы уже и решились. Знаю посему, не поздно ли рассуждать о сем. Скажу что, думаю, по крайней мере, дабы Вы знали, что не намеренное мое молчание. Опасно искать общественного служения, когда знаем свои недостатки, препятствующие проходить оное с успехом; но и того, думаю, остерегаться надобно, чтобы не оставить служения, к которому призваны, и в которое допустили себя ввести, по своей воле, по нетерпеливости, по неудовольствию видеть свою личность меньше своего места. Надобно в сем испытать себя, прежде нежели оставим свое место. Если же точно видим, способности наши и силы наши не позволяют нам исполнить, чего требует служение наше: можно решиться оставить оное, чтобы не быть виною ущерба общего блага, и на сей конец представить начальству, какая способность или сила наша, по примечанию нашему, не соответствует потребности, и ожидать с послушанием, решится ли оно терпеть наши недостатки, или признает нужным занять место наше иначе. Что касается до искушений от раздражительности: случаи к ним более или менее есть везде. Тишина духа утишает нервы. Не надо также основывать мира на человеке, хотя он и сын мира, и даже миротворец. Благополучие – найти такого: но если он, как говорите, оканчивает жизнь, кто знает, будет ли он продолжать ее сколько нам надобно? Надобно и сие иметь в виду и, опираясь на человека Божия, утверждать сердце свое в Господе Самом. Вот, что я мог вам сказать. Если не в тяжелый то будет труд, уведомите меня, что думаете, и что предпринимаете. А я с любовию есмь. Вашего Высокопреподобия Усердный слуга. Филарет М. Московский. Мая 28.1824» [115].