Данил Винницкий - Российское налоговое право

• Название: Российское налоговое право
• Автор: Данил Винницкий
• Жанр: Бухучет, налогообложение, аудит
• Год: 2003
• ISBN: 5-94201-142-7

Книга посвящена исследованию проблем теории и практики российского налогового права: его функциям, предмету регулирования, особенностям способов его правового воздействия, налогово-правовым принципам, понятиям и категориям, используемым презумпциям и юридическим конструкциям, некоторым приемам толкования налогово-правовых норм. В работе подробно анализируется система российского налогового права, выделяются такие ее элементы, как общая часть, институт правового регулирования установления и введения налогов и сборов, налоговое обязательственное и налоговое процедурное право, налоговое деликтное право, международное налоговое право. В книге, наряду с проблемами отечественного налогового законодательства, судебной практики и научной доктрины, рассматриваются налогово-правовые концепции и теории, сложившиеся в зарубежных странах.

Для студентов, аспирантов, преподавателей, работников налоговых и финансовых органов, органов налоговой полиции, судей, практикующих юристов, всех тех, кто интересуется проблемами теории и практики российского налогового права.

---

4. Последствия неверного образования научного понятия в полной мере проявляются при его включении в единый механизм категорий соответствующей науки, в том числе отраслевой юридической науки, т. е. при установлении логических и функциональных отношений между данным понятием и иными научными категориями. В определенной мере неудачное введение в научный оборот категории «финансовая деятельность» проявляется при установлении взаимосвязей данной категории с такими устоявшимися юридическими понятиями, как «финансово-правовая норма» и «финансовое правоотношение».

Классическое понимание соотношения понятий «норма права», «деятельность» и «правоотношение» хорошо выражено Р. О. Халфиной в следующих словах: «Реализация нормы означает … что определенная деятельность осуществляется в соответствии с моделью, закрепленной в правоотношении…»[159]. Таким образом, правоотношение выступает как основной канал реализации нормы права, как юридическая модель социально необходимого поведения; фактическое поведение (деятельность) участников общественного отношения должно соответствовать этой юридической модели. Финансово-правовая доктрина явно или подспудно переворачивает эту теоретическую концепцию с ног на голову.

Действительно, обратимся к рассмотренной выше конструкции финансовой деятельности и посмотрим, как проявляет она себя в динамике. Предположим, государство, реализуя финансовую деятельность, «вступило в субъектно-объектные отношения» «с отношениями собственности» своих граждан, а именно с их накоплениями, находящимися на банковских счетах. Согласно анализируемой формуле, государство совершает определенные операции, входящие в состав содержания финансовой деятельности, изымает часть этих накоплений в виде налога, что порождает финансовые правоотношения[160]. Итак, верно ли определена взаимосвязь между понятиями «финансовая деятельность» и «финансовое правоотношение»? Думается, что нет. В действительности все должно происходить и, как правило, происходит иначе. Государство в лице компетентных органов вступает в отношения не с накоплениями, а в урегулированные правом общественные отношения с гражданами – собственниками данных материальных благ. И операции государства, в данном случае по взиманию налогов, не просто порождают финансовые отношения, они сами по себе составляют фактическое содержание реализуемых финансовых правоотношений. Осуществляя те или иные операции в рамках финансовой деятельности, государство в лице компетентных органов уже находится как участник в составе различных правоотношений. Любая финансовая операция, даже в самой начальной своей стадии реализации, должна быть, как правило, регламентирована правом (для налогового права – это замечание особенно важно). Поэтому понятие финансовой деятельности государства всегда выступает как подчиненное к категории финансового правоотношения, характеризуя содержание действий одного из его участников.

Как было отмечено выше, финансово-правовая доктрина предлагает рассматривать финансово-правовые нормы как важнейшее средство финансовой деятельности. В результате деятельность государства как субъекта финансовой деятельности оказывается доминирующей не только по отношению к деятельности иных субъектов, но и к праву в целом (финансовому праву), как явлению, производному от этой деятельности. Финансовая деятельность, по существу, выводится из-под действия права и по этой причине дальнейшие заверения «о необходимости правовой формы финансовой деятельности» выглядят не более чем уступкой конъюнктуре текущего момента.

Понимание сущности права на современном этапе, отраженное в положениях российской Конституции, обязывает к прямо противоположной логике. Не финансово-правовые нормы выступают средством финансовой деятельности (как это нередко трактуется в финансово-правовой литературе), напротив, финансовая деятельность является показателем фактической реализации указанных норм. Функции финансово-правовых норм (как и в других отраслях права) заключаются в закреплении общих моделей финансовой деятельности (т. е., в конечном счете, моделей юридически значимого поведения определенных субъектов). Соответственно именно финансово-правовые нормы указывают юридические границы финансовой деятельности, устанавливают единственно возможные ее процедурные формы осуществления, определяют ее приоритеты и т. д. Однако решение финансово-правовыми нормами этих проблем невозможно без рассмотрения тех отношений, в рамках которых будет осуществляться соответствующая деятельность, и установления всех заслуживающих защиты интересов любых возможных участников этих отношений.

Таким образом, категория финансовой деятельности обретает научную ценность для правовой науки лишь в плане исследования соотношения реального поведения участников правоотношений с их правами и обязанностями. Р. О. Халфина справедливо обращает внимание на то, что «исследование реального поведения участников правоотношения в соотношении с их правами и обязанностями раскрывает соотношение формы и содержания, соответствие реального поведения установленной правом модели. Иными словами, именно здесь можно увидеть результат действия нормы, определить ее место в системе факторов, мотивирующих поведение, наметить пути повышения эффективности нормы. Вряд ли нужно доказывать, насколько такой анализ необходим для того, чтобы возможности воздействия, специфические для права, были максимально использованы»[161].

5. Л. фон Берталанфи писал, что с появлением общей теории систем «мы получили новый компас для научного мышления, но очень трудно продраться между Сциллой тривиальности и Харибдой ложных неологизмов»[162]. Вероятно, эти слова справедливы ко всем случаям, когда возникает проблема применения достижений любых фундаментальных теорий, определяющих методологические подходы к решению тех или иных вопросов, в конкретных научных сферах, в том числе в отраслевых юридических науках. К сожалению, и в науке финансового права при использовании достижений теории деятельности и государственного управления, по всей видимости, не удалось успешно обойти названные выше препятствия.

Так, разработка категории «финансовая деятельность» (в соответствующем направлении) повлекла введение в научный оборот целого ряда новых квазиюридических понятий, научная обоснованность которых далеко не бесспорна. Например, при анализе сущности, форм, методов и иных характеристик финансовой деятельности государства происходит «подмена» ряда устоявшихся юридических категорий понятиями, неясными по значению и сфере своего практического применения. Например, «методы», «способы финансовой деятельности» в значительной степени дублируют и подменяют категории метода и способов финансово-правового регулирования, заимствуя многие сущностные черты этих давно разработанных и положительно зарекомендовавших себя понятий.

Появилась тенденция к формированию целой «теневой» системы финансово-правовых категорий. Можно даже предложить дальнейшие направления такой работы. Например, для любой деятельности принципиальное значение имеет анализ «субъективности ее цели» и «объективности ее содержания»[163]. Почему бы не ввести понятие «субъективной цели финансовой деятельности» – своеобразный аналог фундаментальной межотраслевой категории субъективного права? Затем перейти к основаниям возникновения, изменения содержания и прекращения финансовой деятельности и т. д. Но возникает резонный вопрос: в чем состоит ценность таких понятий, если познание финансово-правовой действительности может осуществляться с опорой на сложившуюся юридическую терминологию, на основе которой построена вся система российского права и законодательства[164]?

6. К изложенному ранее следует добавить, что в рассматриваемой конструкции «финансовая деятельность» имеются, на наш взгляд, чисто логические недоработки. Например, финансовое правоотношение порождается явлением (финансовой деятельностью государства), содержание которого оно в то же время составляет. Одновременно остается непонятным, чем отличается финансовая деятельность, облеченная в правовую форму, от финансового правоотношения, которое также является отношением в определенной правовой форме. Чем же отличаются друг от друга эти две «правовые формы»?

В литературе указывается на «управляющее влияние субъекта финансовой деятельности – государства на объект и, соответственно, определенного рода подчинение объекта субъекту этой деятельности». При этом, как отмечалось ранее, в качестве соответствующего объекта называются «экономические отношения», «отношения собственности», в конечном счете, «доходы, накопления различных субъектов». Однако остается неясным, как отношения подчинения могут существовать между государством и другими «отношениями» или материальными благами (причем благами, принадлежащими субъектам, имущественная база которых не основана на публичной форме собственности)?