Олег Дамениа - Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)

• Название: Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)
• Автор: Олег Дамениа
• Жанр: Философия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94201-622-7

В предлагаемой вниманию читателей книге известного абхазского философа исследуются проблемы развития современного абхазского общества. Автор рассматривает происходящие в абхазской жизни изменения на фоне современных трансформационных процессов. Анализ проводится на основе комплексного подхода с использованием методов и понятийного аппарата социальной философии, культурологии, этнологии, феноменологии, герменевтики, психоаналитики и синергетики. Впервые предпринята попытка создания в контексте мировой и общекавказской культуры концепции развития абхазской культуры и государственности.

Книга рассчитана на широкий круг читателей – историков, философов, культурологов, политологов, а также всех, кто интересуется проблемами развития абхазской культуры.

---

Существование Грузии в этих границах означало для Абхазии не что иное, как утрату той исторической перспективы, за которую абхазский народ заплатил столь высокую цену. Но и признание международным сообществом суверенности абхазского государства означало для Грузии потерю важного для нее региона.

§ 3. Поствоенная трансформация конфликта

Ключевые понятия: конфликт, трансформация, безопасность, переговоры, тупик, урегулирование, познание

От культа силы к диалогу

Поскольку ни Абхазии, ни Грузии силой не удалось достичь цели, которую каждая из них преследовала, то им пришлось согласиться с предложением посреднических сторон и сесть за стол переговоров. Но это было сменой тактики противоборства, но не стратегии.

В контексте развития абхазо-грузинских взаимоотношений переговорный процесс, начавшийся сразу же после прекращения боевых действий, – явление этапное. В условиях разрастания боевых действий нейтрализация войны и переход от насильственных методов в решении конфликтных проблем к ненасильственным представляли несомненный успех в политической жизни Абхазии и Грузии, значимость которого трудно переоценить. Именно благодаря этому успеху удалось остановить кровопролитие и дальнейшее истребление противоборствующими сторонами друг друга.

Такой резкий поворот в технологии политических действий обеих сторон весьма существенно изменил характер их взаимоотношений. Никогда раньше сторонам не приходилось вести между собой политического диалога по проблемам, затрагивающим национальные интересы, на высшем уровне. В советское время Абхазия, как известно, по существу была объектом политики.

Грузинский истеблишмент, будучи в плену табели о рангах, унаследованной от советской системы, не мог допустить мысли о том, что Абхазия может выступать равноправным партнером и самостоятельным субъектом государственно-правовых отношений на переговорах по вопросу политического устройства Грузии. Для него (истеблишмента) Абхазия – это часть Грузии, стало быть, отношения между ними должны строиться только по модели части и целого, когда часть подчинена целому и функционирует по законам и нормам этого целого.

Однако поражение в войне, повторяю, заставило грузинскую сторону пойти на такой шаг, что фактически означало допустимость признания равноправности Абхазии. Ведь политический диалог (переговорный процесс) – это не только инструментарий; как таковой он может состояться лишь при условиях соблюдения определенных правовых процедур, в первую очередь признания формального равенства прав его непосредственных участников.

Подспудное признание Абхазии просматривается и в отношении к ней международного сообщества, в частности ООН, под эгидой которой проводился переговорный процесс. Сам факт участия в переговорном процессе Абхазии, не признанной еще de jure международным сообществом, есть не что иное, как своеобразное (скрытое) признание ее в качестве субъекта государственно-правовых отношений. Подтверждением могут служить политико-правовые документы, в частности «Декларация о мерах по политическому урегулированию грузино-абхазского конфликта», принятая сторонами 4 апреля 1994 г. в Москве в присутствии Генерального секретаря ООН, министра иностранных дел РФ и других официальных лиц.

В Декларации отмечается право Абхазии на государство-образование. Тем самым международное сообщество, пожалуй, впервые признало правосубъектность Абхазии, право ее на самоопределение. Создаст ли Абхазия свое суверенное государство или предпочтет войти в состав другого государства – это ее право, право самостоятельного решения вопросов своего государственного обустройства.

На основе реальной оценки правового положения Абхазии можно было продолжить поиск возможных путей урегулирования конфликта и обозначить какие-то контуры новой модели абхазо-грузинских взаимоотношений. Однако этого не произошло. Более того, переговоры, как и следовало ожидать, зашли в тупик.

И вновь тупик?!

Переговорный процесс мыслился его участниками как выход из кризиса, в котором пребывали конфликтующие стороны. По сути, война была продолжением кризиса. Но и война на поверку оказалась далеко не лучшим способом разрешения противоречий. По мере разрастания войны становились все более очевидными ее бесперспективность, понимание того, что ненасильственный подход к урегулированию абхазо-грузинских взаимоотношений альтернативы не имеет. Эта простая истина находила все большее понимание у обеих сторон, правда, ценой больших потерь и жертв. Поэтому так много надежд возлагалось на институционализацию абхазо-грузинского диалога, открывавшего реальную возможность ненасильственного урегулирования конфликта и построения взаимоотношений сторон на правовой основе.

Единственный путь, который мог вести к реализации этой возможности, – диалог. Но и он оказался нелегким испытанием: его участники столкнулись с рядом трудноразрешимых задач. Главная из них – отсутствие взаимодоверия и взаимопонимания участников диалога, а также конъюнктурный подход международного сообщества к урегулированию конфликта. Участники переговорного процесса продолжали мыслить стереотипами и не хотели адекватного понимания природы самого конфликта. Отсюда и проистекало ложное представление об урегулировании конфликта как разовом принятии политического решения «верхами», а потом и «низами». Нетрудно понять бесперспективность такого представления, тем более при взаимоисключающих позициях сторон: Абхазия, как известно, настаивала на создании своего суверенного государства, Грузия же добивалась возвращения Абхазии в лоно своей государственности.

Участники переговорного процесса столкнулись и с другой трудностью – отсутствием правовых механизмов, учитывающих новые реалии. Каждая из противоборствующих сторон обосновывала свою позицию, ссылаясь на нормы международного права: Абхазия – на право народа на самоопределение, Грузия – на принцип территориальной целостности страны. Применение этих правовых норм в практике урегулирования конфликтов приводило к ситуации, когда соблюдение одной из них становилось нарушением другой. Естественно, легитимность в такой ситуации обретает лишь та договоренность, которая принимается всеми конфликтующими сторонами на базе политико-правового признания равносубъектности сторон.

Однако за 15 лет (1993–2008 гг.) участникам переговорного процесса так и не удалось выработать, хотя бы в самой общей форме, взаимоприемлемой политической модели урегулирования. Предлагавшиеся международными организациями (план Бодена и др.), а также грузинской стороной проекты были нацелены на реанимацию старой схемы – советской модели, узаконивающей зависимость одного народа от другого и игнорирующей принцип равноправия между ними.

Серьезным препятствием на пути достижения прогресса на переговорах стал также и сам политико-правовой формат, в рамках которого велся абхазо-грузинский диалог. Чрезмерная привязанность этого формата к интересам международной конъюнктуры, а также его узость не позволяли расширить пространство маневрирования, где можно было бы искать и конструировать какие-то другие модели урегулирования. Отсутствие ожидавшегося прогресса на переговорах – прогресса, который мог бы служить хоть каким-то гарантом мира и безопасности в регионе, – вызывало сомнения в эффективности самого диалога как политического инструментария в урегулировании конфликта.

В поисках выхода из тупика

Образовавшийся на переговорах тупик еще не означал, что миротворческий потенциал политического диалога исчерпан. Более того, тупик как таковой способен сыграть и положительную роль, если правильно понимать его природу и, исходя из этого, строить свои действия. В нашем случае он мог быть выражением сложившейся на переговорах определенной ситуации. Это во-первых. Во-вторых, тупик мог побудить мысль к поиску новых путей решения задачи. Важно было только избежать как переоценок, так и недооценок значимости тупиковой ситуации.

Следует учитывать и другое. Тот или иной миротворческий опыт, как и абхазо-грузинский, не может рассматриваться в качестве универсального критерия оценки потенциала политического диалога. Такой опыт сам по себе относителен и потому должен быть критически осмыслен. В связи с этим нетрудно понять, что тупик, образовавшийся на переговорах, есть не что иное, как отражение (выражение) принципиальной несовместимости стратегических целей и базовых интересов противоборствующих сторон.

В условиях продолжавшегося вооруженного противостояния стороны на переговорах не могли позволить себе ни малейшего отступления от своей исторической стратегии, ни определенного компромисса, дабы не лишиться своей легитимности и не быть обвиненными в предательстве национальных интересов. Для компромиссов же на переговорах необходимы определенные изменения как со стороны самих конфликтующих сторон, так и ситуации вокруг них. Такие изменения еще не произошли. Стало быть, мы не вправе были ожидать каких-то заметных прорывов на переговорах, как того хотелось широкой общественности, уставшей от послевоенной разрухи и социально-политической неопределенности.