Николай Шмагин - Дорога в Алатырь

• Название: Дорога в Алатырь
• Автор: Николай Шмагин
• Жанр: Русское современное

Время действия – от 50-х годов 20 века до наших дней (21 век).

Основное место действия – российская глубинка, город Алатырь на реке Суре. Включая эпизоды из жизни, в городах: Чебоксары, Архангельск, Котлас, Москва. На реках – Сура, Волга, Северная Двина, Москва-река. На Белом море.

Идея романа – в преемственности поколений, где на примере жизни простой семьи мы попытаемся понять, откуда берет истоки и как рождается РУССКИЙ ХАРАКТЕР на просторах нашей провинциальной коренной России в лице его героев – детей, их родителей, и дедушек с бабушками.

Возрождение российской духовности, о которой так много говорят сегодня, невозможно без возрождения настоящего русского характера, которое возможно только в новых поколениях россиян – наших детях и внуках.

Придется вновь научить наших детей любить Родину – свой город, село, деревню. Родных, близких, соседей. Друзей. Понятие – потерянное поколение – должно исчезнуть, но для этого идеология потребительского отношения к жизни сегодня должна уступить место вновь возрождаемой Российской Духовности.

Этой цели и посвящен роман «Дорога в Алатырь».

Задача романа – это приглашение читателям хотя бы иногда возвращаться к своим истокам, как роднику жизни, без которого пересохнет все наше истинно русское, российское.

Основные драматические развития сюжета происходят в одном месте, и когда перед читателем - вначале жизнь маленьких героев во всех временах года – зимой, весной, летом, осенью, затем их же в подростковом возрасте, юношеском, а вокруг стареют и умирают самые близкие в детстве люди – дед, бабушка, и другие, то есть времена жизни переплетаются с временами года во всей их красоте и неповторимости, читатель, сам того не замечая, прикипает душой к прочитанному.

И все это является одной из главных составляющих в драматургии романа, то есть психология развития образов и характеров в их связи с образом жизни. И что особенно важно, детской и юношеской жизни, как первоосновы, насыщенной маленькими, личными, и важнейшими событиями, остающимися в памяти и чувствах на всю дальнейшую жизнь, все это вызывает в душе читателя не только бурю чувств и эмоций, но и живой интерес к роману, его сопричастность к происходящему на страницах произведения.

---

Ощетинившаяся пушками крепость отражает штурм неприятеля: приставляя к стенам лестницы из прутиков, солдаты упорно лезут вверх, падают, рассекаемые на части иголками, стреляют пушки дымными головками спичек, идет настоящая война. Грохот сражения достигает своего апогея, и тут к мальчишкам входит взволнованная Васькина мать.

– Уж не деретесь ли? – она подозрительно оглядывает Ваньку.

– Не видишь разве, в пластилин играем, – досадует сын, приостанавливая бой и дожидаясь, когда она удалится…

– Вы к пасхе готовитесь? – Ванька удовлетворен игрой, еще бы: разгромлена такая крепость, везде лежат штабеля убитых.

– Пасха – религиозный праздник, – с любопытством смотрит на него удивленный Вася. – Вот первого мая на демонстрацию пойдем.

– Пасха – народный праздник, – упрямо возражает Ванька. – Дед разрешил яйца красить и кулич печь, а ведь он революционер.

– Хочешь в телескоп посмотреть? – меняет тему тактичный Вася, ловко налаживая прибор. Ванька приник к окуляру, но ничего не увидел и разочаровался в астрономии окончательно.

– Пойдешь завтра со мной? – неожиданно спросил он, сделав таинственное лицо и оглядываясь на дверь, за которой слышались тяжелые шаги.

– Куда это? – удивился заинтригованный Вася.

– Потом скажу. Я рано постучусь, не проспи. Ну, мне домой пора.

– Подожди, мама чаем нас угостит.

– У нас, чай, свой самовар имеется, – с достоинством ответил Ванька, направляясь к выходу. – До вас тут Витька жил, – вздохнул он, оглядывая квартиру. – Настоящий друг был, в Москве сейчас живет.

Оскорбленный в своих чувствах новый друг захлопнул за ним дверь, а Ваньке расхотелось домой, и он подошел к остаткам размытой запруды.

По переулку смело бежали веселые девочки-старшеклассницы:

– Какой хороший мальчик, – засмеялась одна из них и погладила его по голове. Ваньке это очень не понравилось. Он увернулся из-под руки и, сердито взглянув снизу вверх на хохотушку, забежал во двор.

– Это наш новый сосед, – пояснила смуглая черноокая красавица, остановившись у дома напротив. Она ласково улыбнулась Ваньке, но тот уже был на крыльце и с его высоты гордо и презрительно смотрел на них сверху вниз: глупые девчонки, считают его маленьким, когда он большой.

Старшеклассницы рассмеялись, и он отвернулся, сохраняя достоинство…

Подождав, пока они не разошлись по домам, Ванька снова выскочил в переулок и увидел, как вниз осторожно спускалась старуха грозного вида, ведя на поводу двух шустрых пацанов.

Заметив, что они нарочно захлопали сапогами по грязи, она, не мудрствуя лукаво, отвесила им по мощной затрещине, и они вынуждены были снова чинно идти рядом с ней. Завидев Ваньку, пацаны с любопытством уставились на него своими нахальными глазенками.

Хмуро поглядев на Ваньку, старуха спросила басом:

– Дед с бабушкой дома?

Ванька молча кивнул, заранее опасаясь сердитой старухи: а вдруг она и ему врежет по уху на всякий случай, для профилактики.

– Ну, чево скукожились? – напустилась старуха на пацанов. – Это ваш брательник троюродный, Иван. Поиграйтесь пока во дворе с ним, а я к родне зайду. Тока гляди у меня, не удумайте безобразить.

Старуха зашла в дом, а пацаны тут же стали бить по грязи сапогами так, чтобы брызги летели на Ваньку, испытующе поглядывая на него при этом: не полезет ли он к ним драться, и уж тогда они покажут себя.

– Хотите, я вам нашего Борьку покажу? – не обратил внимания на вызов родственников Ванька и подвел их к сараю. Приникнув к щелям в двери, мальчишки с интересом стали разглядывать боровка, который отвечал им взаимностью, громко и дружелюбно хрюкая на весь двор.

– Живем, как мухи, – закряхтел дед, опускаясь на скамеечку. – Нынче жив, а завтра, глядишь, на мазарки отнесут. Жалко Матвеича, правильный был мужик, – дед потянулся спиной и поморщился, – болит, проклятая, ети ее в капалку. Не отпускает…

– Курить бросай, – отозвалась бабушка, латающая у стола одежду. – Настя-то после похорон с лица спала, к дочери переехала в город, – она безуспешно пыталась вдеть нитку в иголку. – Не вижу без очков, кляча старая.

– Давай я вдену, – Ванька ловко вдел нитку в тонкое игольное ушко и подбежал к деду, – дед, на мазарки – это на кладбище, да?

Дедушка молча пускал дым в отдушину…

– Правильный говоришь, был, – продолжила разговор бабушка, – а кто партбилет в горкоме на стол бросил? Это счас полегше дышать стало, а тогда? Чуть не упекли, куда Макар телят не гонял, по старости отделался.

– Балаболишь, чего не знаешь, сорока, – осерчал дед. – Пенсию ему начислили курам на смех, а стаж поболе моего. Да што говорить без толку…

В наступившем молчании было слышно, как мерно тикают ходики.

– Займут квартеру-то ихнюю оглоеды какие-нибудь, тогда што?..

– Ништо, где наша не пропадала…

– Дед, у меня усы выросли, потрогай! – вскинулся Ванька, удивленно пощипывая себя за верхнюю губу. – Помнишь, чего обещал?

Дед провел пальцем по гладкой губе внука и, усмехнувшись, протянул ему цигарку:

– На, курни, и впрямь растут.

Обрадованный Ванька жадно затянулся: слезы посыпались из глаз, он задохнулся, закашлялся и, пошатнувшись, сел рядом с дедом.

– Чему внука учишь? – рассердилась не на шутку бабушка.

– Ништо, – усмехается дед в усы, – зато опосля не будет курить. На, еще попробуй, – но Ванька не выдержал испытания и с позором ретировался.

– Ноги ноют, к непогоде, видать, – вздохнула бабушка, и в это время лампочка под потолком мигнула и погасла. В наступившей темноте было слышно, как дед чиркнул спичкой, и кухня озарилась тусклым светом к неописуемой Ванькиной радости.

Бабушка зажгла керосиновую лампу, и сразу стало гораздо светлее.

– Будем сумерничать, как прежде бывало, – она посмотрела на внука, с интересом разглядывающего лампу, и улыбнулась:

– Ванюшк, загадку вам с дедом задам, слушайте: «Стоит мост на семь верст, на мосту дуб, на дубу цвет во весь белый свет». Кто первый отгадает?

– Бабань, ты, как маленькая, – засмеялся внук, видя ее нетерпение.

– Ни в жисть не отгадаете, – не обиделась бабушка. – То великий пост и пасха. – Она поставила на стол миску, полную крашеных яиц, кулич, полюбовалась и подошла к самовару – чайку надо вскипятить.

Дед взял косырь и стал щепать лучину из березового полена:

– Утресь в огород ходил, земля подсыхает, скоро копать. Вон, помощник какой у нас растет, – он собрал лучину и протянул Ваньке, лукаво усмехаясь:

– Отнеси-ка бабушке, Иван Николаич.

Ванька сунул бабушке в руки лучину и подбежал к двери. На косяке виднелись какие-то отметины, зарубки. Встав спиной вплотную к косяку, Ванька вытянулся весь, вытянул шею и даже привстал на носки, отмеряя рукой новую отметину над головой.

– Дед, иди смотри, насколько я вырос!

Дедушка подошел к внуку, поставил его нормально, как положено, положил ладонь ему на темя и отмерил его рост, процарапав гвоздем на косяке двери новую отметину.

– Ого, почти на сантиметр подрос. Скоро и деда перегонишь, – подбодрил он внука, радости которого не было границ.

Стараясь казаться как можно выше и больше, Ванька солидно приблизился к бабушке и стал помогать ей с самоваром.

– Завтра христосоваться с Васькой пойдем, можно, бабань?

– Отчего нельзя, сходите, обычай хороший.

Ванька смотрел на закипающий самовар, на деда с бабушкой, на керосиновую лампу на столе, и на душе его было светло: как здорово вокруг, как он счастлив в этом единственном и неповторимом для него мирке!

Ванька постучал в дверь и прислушался: тишина. Забрякал ногой.

– Кто там? – послышался недовольный бас Васькиной матери.

– Здрасьте, Ваську можно?

– Спит он, – глухо донеслось из недр квартиры.

– Я подожду, очень надо! – настырно прокричал он в закрытую дверь…

– Ты чего, забыл? Ну и соня! – накинулся он на вышедшего друга.

– Куда пойдем? – зевнул Вася, зябко ежась.

– Христосоваться! – торжественно объявил Ванька. – Может, боисся?

– Тише ты, мать услышит, не пустит.

– Пошли, – и Ванька решительно повел друга к ближайшему дому…

– Христос Воскресе, – елейным бабушкиным голоском пропел он выглянувшей на стук в дверь старушке-соседке.

– Воистину Воскресе, – умилилась старушка, истово крестясь и протягивая Ваньке кусок кулича и пару крашеных яиц. Облобызав и перекрестив его, отпустила с миром, и он подошел к смущенному Васе.

– Ты иди по той стороне, я по этой, в конце улицы встретимся…

Вася робко постучал в дверь большого нарядного дома:

– Кто там еще? – буркнул из коридора недовольный голос.

– Христос Воскресе, – насильно произнес он.

– Были уже у нас, – раздалось в ответ. – Вот черти носят с утра пораньше, не спится им. – Сердито хлопнула дверь внутри дома, и Вася уныло побрел дальше, как говорится, не солоно хлебавши…