Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2

• Название: Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2
• Автор: Григорий Джаншиев
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-91129-010-3

Григорий Джаншиев одним из первых начал изучение истории судебной реформы и вообще преобразований шестидесятых годов. Различным сторонам этой эпохи он посвятил несколько крупных монографий и написал ряд биографических этюдов о выдающихся деятелях крестьянской и судебной реформы. Свои статьи он собрал в книге «Из эпохи великих реформ», которое было подготовлено и издано к 30-летнему юбилею Великих реформ (1891 г.) Далее в течении 16 лет книга выдержала десять изданий, что блестяще иллюстрирует ее популярность и значение.

«Эпоха Великих Реформ» вышла в 1892 г. и выдержала с тех пор ряд изданий, при жизни автора постепенно дополнявшихся. Эта книга была весьма популярна не только среди видных судей, юристов и видных русских деятелей, но и среди зарубежной общественности и среди широких масс. Издание сыграло серьезную общественно-воспитательную роль как единственная история реформ царствования Александра II. Девятое издание, вышедшее в 1905 году, являлось одним из самых дополненных и пересмотренных, к тому же оно стало первым изданием Литературного Фонда.

---

«Таким образом, вопрос этот в сущности сводится к вопросу о действующем суде присяжных, о его форме, постановке, суррогатах; другими словами – о желательных в нем поправках и об учреждениях, могущих так или иначе заменить его. Здесь нельзя не отметить самый момент рассмотрения вопроса о нашем суде присяжных. Уже не молодым мы застаем его: большинство из нас успело вместе с ним состариться на судебном поприще в течение тех долгих годов, которые прошли со времени введения его сначала на небольшом пространстве, а потом постепенно почти во всех внутренних губерниях. За этим учреждением уже стоит долговременный и многосторонний опыт, сложившийся на твердой почве бесчисленных фактических данных, широко открытых проверке и исследованию. К существованию и деятельности суда присяжных давно привыкло население, в понятиях которого с ним неразрывно соединено отправление правосудия по всем более тяжким общим преступлениям. Вообще несколько равнодушный к общественному делу русский человек склонен уклоняться от присяжной повинности не более, если даже не менее, чем от другой. При всем том, в общем, он несет ее усердно и добросовестно, сознавая высоту и святость господства в суде таких великих и добрых слов, как присяга, совесть, внутреннее убеждение. Если отдельные лица иногда и тяготятся обязанностью присяжного, то все общество несомненно дорожит этим учреждением. С таким положением вещей нужно считаться, и речь о непригодности суда присяжных для русской жизни могла бы идти единственно в том случае, когда было бы неопровержимо доказано, что суд этот вследствие органических своих недостатков не только не выполнил своего назначения, но и совершенно неспособен к исправлению и усовершенствованию. Ничего подобного не указывает практика, приводящая скорее к противоположным выводам. Многие тысячи уголовных дел разрешены и ежедневно разрешаются присяжными в силу клятвенного обещания, даваемого ими перед крестом и евангелием, – и я не думаю, чтобы у самого непримиримого их противника достало духу или смелости утверждать, что в этом множестве преобладают неправильные или ошибочные решения. По официальным сведениям безусловной достоверности и по единогласному свидетельству компетентных лиц, близко знакомых с деятельностью нашего суда присяжных за многолетний ее период, злоупотребления в ней были случаями крайне редкими и единичными, а более или менее значительные ошибки, к тому же иногда скорее кажущиеся, чем действительные, почти исчезают в громадном большинстве вполне правосудных приговоров. Зато кому не памятны и кто решится отрицать крупные заслуги суда присяжных при разрешении тех выдающихся по значению и сложности процессов, в которых ревностное исполнение обязанностей присяжных заседателей иногда прямо граничило с гражданской доблестью? Еще, быть может, важнее большая общественная польза, приносимая ординарным повседневным трудом наших присяжных на всем огромном протяжении их подсудности по делам, хотя не громким и не видным, но глубоко затрагивающим общие и частные интересы. Как бы то ни было, государство имеет в присяжных заседателях безмездных судей, честно несущих ответственную службу, без которых платные коронные судьи в их ограниченном составе едва ли могли бы справиться с процессией».

В записке первого отдела комиссии, с соображениями которого в пользу суда присяжным и его нынешней организации согласилось общее собрание 22 и 23 ноября, указано прежде всего на действительное состояние этого института. Суд присяжных, говорится там, впервые введенный в России на основании Судебных Уставов 1864 г., несмотря на громко высказавшиеся тогда указания на недостаточную для того развитость русского народа, только что освобожденного от крепостной зависимости, и на опасность, представляемую означенным институтом с точки зрения политической, просуществовал уже свыше тридцати лет и, хотя за это время подвергся ряду частичных преобразований, тем не менее сохранил до сих пор неизменными главнейшие черты первоначальной своей организации. Таким образом, суд присяжных оказался у нас вполне жизнеспособным, за тридцать лет своего существования глубоко проник в русскую жизнь, завоевал себе несомненные симпатии как самого населения, так и представителей нашего судебного ведомства, мнения которых имеют, конечно, в данном случае особое значение, как лиц, участвующих в отправлении правосудия совместно с присяжными. В подтверждение основательности такого заключения нельзя не указать на сочувственное отношение к суду присяжных нашей печати, за исключением лишь весьма немногих ее органов (в записке названы эти органы: это «Гражданин», «Московские Ведомости» и «Русский Вестник»), восстающих в существе против самой возможности привлечения общественного элемента в той или иной форме к делу отправления суда, а также на многочисленные, посвященные деятельности упомянутого института и признающие его вполне удовлетворяющим своему назначению сочинения, исследования и отдельные монографии, принадлежащие притом перу как юристов-теоретиков, так и судебных деятелей.

142

«Защитительные речи», 348.

143

Соображения государственной канцелярии.

144

«Из лекций». Т. I, 37.

145

«Курс уг. суд.». СПб., 1896. Изд. 2-е. Т. I, 460.

146

В «Юридической Летописи», занимавшей (прекратилась в 1892 г.), благодаря своему двусмысленному нейтралитету, совершенно изолированное положение в юридической прессе, появилась статья, написанная в том же духе (1891, № 7).

147

В «Русской Мысли» (1891, № 8) было помещено обстоятельное возражение против этой статьи, в котором ясно доказывалось, что невозможно обезоружить врагов «основ судебной реформы» простым изменением номенклатуры или маскарадным ренегатством.

148

Сенатор Принтц, один из немногих оставшихся в живых деятелей великой судебной реформы, говоря о времени, непосредственно ей предшествовавшем, между прочим, писал в «Журнале Министерства Юстиции» 1895 года: молодое поколение, выросшее в царствование Александра II, вряд ли имеет отчетливое представление о том судебном строе, при котором жили не только их предки, но и отцы. Иначе оно содрогнулось бы и не поверило, что могли так недавно существовать порядки, столь мало отвечающие справедливости и народному благосостоянию. Обширная область суда и расправы принадлежала бесконтрольно помещикам, полиции и другим начальствам; масса лиц судилась военным судом; самый суд происходил под покровом тайны в отсутствии тяжущихся и подсудимых; господствовала примерная волокита; защиты не было; предания суду не было, а при отсутствии улик клеймили оставлением в подозрении; принесение жалобы в Сенат не останавливало ссылки в Сибирь и телесного наказания и пр. (см. № от декабря 1895 г.). См. также мои: «Основы судебной реформы», главу «Что такое новый суд?».

– О дореформенной полицейской расправе могут дать представление характерные рассказы суд. след. Лучинского. Про городничего, при котором служил Лучинский в черкасской городской полиции, он рассказывает: «Городничий Щербцов принадлежал к типу тех полицейских чиновников, которые тогда нравились начальству и считались отличными деятелями… Прежде он служил в Киеве частным приставом в то время, когда там был старшим полицеймейстером Голяткин, памятный старым киевлянам и прославившийся на всю губернию. Он объезжал город на тройке пожарных лошадей с четырьмя казаками, из которых один скакал впереди, два сзади и один сидел на козлах с кучером. Когда полицеймейстер что-либо замечал, то тотчас же производил и расправу: кучер останавливал экипаж, казаки спрыгивали с своих лошадей, хватали указанную жертву, растягивали ее на земле, один садился на голову, другой – на ноги, третий отсчитывал удары нагайкою по обнаженному телу, а четвертый держал верховых лошадей»… Вот в какой полицейской школе воспитался городничий и воспринял все ее начала. Так, например, всякое утро городничий выслушивал доклад и призывал для допроса арестованных; при этом нередко случалось, что допрашиваемый «вылетал из присутствия, а вслед за ним вылетал и городничий с побагровевшим лицом, с пеною у рта и производил кулачную расправу»… В особенности это производилось всегда с тем, кто при своих объяснениях решался упомянуть слово «закон». Тогда городничий немедленно вылетал из присутствия, произнося: «Вот я тебе покажу закон!» и при этом раздавалась громкая пощечина: «Вот тебе закон» (другая пощечина). «Город Высочайше мне вверен, а ты мне смеешь говорить про закон, – понимаешь ли, город Высочайше мне вверен, – я тебе закон! Вот я пропишу тебе закон, взять его!» («Русск. Стар.», 1897, сент.).

– Вот, что писал Погодину Даль весной 1851 г. о старых судебных порядках. «Мельников замотался по следствиям, которые поручает ему министр, он мало гостит в Нижнем. А дела делаются здесь хорошие, например: богатый мужик Тимофей подозревает бедного Василия из соседней деревни в воровстве; идет к нему миром с обыском, ничего не находит, но пьяная его ватага избивает всю весью Василия до полусмерти. Хмель прошел – как быть? Заседатель все поправил: Василий обвинен в воровстве без малейшего повода и улик и отдан в солдаты. По следствию Мельникова открывается, что, вероятно, и кражи-то не было, и Василия подозревать нет повода. Или: четыре вора обокрали церковь; их поймал староста с мужиками на месте и отобрал деньги и вещи все налицо. За тридцать рублей сер. воры оставлены в подозрении, а староста и и крестьян поклепщиков приговорены в арестантскую роту за разноречивые показания. Или: мужик приехал из Семенова в Нижний на базар с товаром; зазевался, лошади ушли с санями; он бежит следом, спрашивая встречных, дальше, дальше, наконец, добегает по Волге до Макарьева, а лошадям след простыл. Бедняк идет в земский суд заявить пропажу. А где у тебя паспорт? – Какой паспорт? Я прибежал чуть живой с базару, из Нижнего. И его, как безыменного бродягу, приговаривают: заклеймить и отдать в арестантскую роту. Приговор был уже утвержден, когда я успел спасти бедняка». (См. Барсуков– Жизнь Погодина. Кн. II).