Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2

• Название: Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2
• Автор: Григорий Джаншиев
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-91129-010-3

Григорий Джаншиев одним из первых начал изучение истории судебной реформы и вообще преобразований шестидесятых годов. Различным сторонам этой эпохи он посвятил несколько крупных монографий и написал ряд биографических этюдов о выдающихся деятелях крестьянской и судебной реформы. Свои статьи он собрал в книге «Из эпохи великих реформ», которое было подготовлено и издано к 30-летнему юбилею Великих реформ (1891 г.) Далее в течении 16 лет книга выдержала десять изданий, что блестяще иллюстрирует ее популярность и значение.

«Эпоха Великих Реформ» вышла в 1892 г. и выдержала с тех пор ряд изданий, при жизни автора постепенно дополнявшихся. Эта книга была весьма популярна не только среди видных судей, юристов и видных русских деятелей, но и среди зарубежной общественности и среди широких масс. Издание сыграло серьезную общественно-воспитательную роль как единственная история реформ царствования Александра II. Девятое издание, вышедшее в 1905 году, являлось одним из самых дополненных и пересмотренных, к тому же оно стало первым изданием Литературного Фонда.

---

101

«Русск. Стар.», 1891. № 5. С.403.

102

В с. Васильеве, Уфимской губ., как сообщали местные «Губернские ведомости», так заинтересовались сценами мирового разбирательства, печатавшимися в столичных газетах, что выучили их наизусть и разыгрывали в разных домах. «Журн. Мин. Юст.», 1867. № 5. С. 412.

103

См. «Суд. Вестн.», 1866. № 3.

Там же, 1868. № 4.

104

Говоря о времени открытия мировых учреждений, юбилейный отчет сообщает характерные подробности, свидетельствующие о чрезвычайной популярности мирового суда с самого его возникновения. В первые же дни мировые судьи были завалены массою прошений и жалоб по делам, подлежавшим и даже не подлежавшим их разбирательству. Новый суд, читаем в отчете, кроме интереса новизны, быстро сделался популярным своею доступностью, быстротою и несложностью формальностей сравнительно с прежним судом; в народной массе явилось сознание прав и гарантий, которые или не существовали ранее, или существовали только по имени, но были упразднены на практике за фактическою невозможностью их осуществления. Естественно, что потребность в осуществлении их при первой возможности проявилась огромным наплывом просителей и публики в камерах мировых судей. Некоторые камеры не могли вмещать всех являющихся, и были случаи, что судьи, не желая стеснять столь необходимую, в особенности на первых порах, гласность, производили разбирательство на дворе при камере, чтобы не лишить всех явившихся возможности присутствовать на разбирательстве. «Естественные в каждом новом деле, – продолжает отчет, – недоразумения возникали со всех сторон, “новые права” подвергались преувеличенным толкованиям, вследствие чего к мировым судьям обращались с такими просьбами, которые явно выходили из пределов ведомства мирового суда, если не вовсе не подлежали судебному разбирательству. Начиная от просьбы вникнуть в семейные отношения и уладить семейные разлады, до просьб, имевших характер бракоразводных дел, начиная от жалоб на оскорбления выражениями самого невинного свойства, до жалоб на истязания и грабежи, – все это направлялось к мировому судье, который с первых же дней явился живым истолкователем прав, предоставляемых каждому, и обязанностей, возлагаемых на него законом». (См. 25-летие Мир. Суд. Уст.).

105

См. октябрьскую книжку «Русск. Вестн.» за 1866 г.

106

В сибирской речи своей 1897 г., упомянув о мировых судьях, призванных служить в самых глухих местностях Сибири и быть почти единственными органами, непосредственно соприкасающимися с населением по обыденным его делам, статс-секретарь Муравьев сказал: «Между вновь назначенными мировыми судьями есть немало людей молодых, но мы не боимся этого, увы, скоропреходящего свойства: опыт неуклонно и неразлучно сопровождает ревностный труд, выдержка и характер восполняют года, а молодость – значит бодрость, энергия, выносливость, и в молодости, руководимой образованием и воспитанностью, всегда свежее и ярче благородные идеалы добра. Правительство твердо надеется, что сибирские мировые судьи окажутся на высоте этого исключительного призвания и будут творить царское правосудие с честью, с усердием, скажу больше – с благоговением. В глуши, в одиночестве, среди суровой природы и чуждых людей – это будет своего рода подвигом, но пусть даже и так, – сознательный подвиг и бескорыстная жертва возвышают того, кто способен на них. В подобном служении ярко засветится искра Божия, озаряющая темноту, и если с течением времени цепь мирового судьи сделается в Сибири живым символом закона и правды, то новые судьи сослужат великую незабвенную службу Царю и Отечеству». «Ж. М. Ю.», 1897. № 7. Нужно надеяться, что эти прекрасные слова, так живо напоминающие настроения первых деятелей судебной реформы, найдут отклик и в сердцах преемников их. К сожалению, нынешнее общественное настроение очень мало похоже на тогдашнее. «В 60-х гг., – писал в 1894 г. в “Гражданине” сам князь Мещерский, публицист, далеко им не сочувствующий, – все кипело жаждою духовною, тогда лучшие люди шли на общественную службу, тогда как в каждом русском человеке билось сильнее сердце, тогда либералы создали целую Ниагару мыслей, стремлений и пр. То ли ныне наблюдается?» Не во власти людей вызывать нравственный подъем и воодушевленную бодрость. «Не всегда возможен, – справедливо указывал г. Муравьев в другом месте, – животворящий дух горячего увлечения высокими идеалами, который окрыляет силы и заставляет не замечать препятствий». См. его вступительное слово в судебной комиссии («,Ж. М. Ю.», 1895. № 1. С. 47).

107

Приводим из составленного мировым судьею В. К. Вульфертом сборника «Двадцатипятилетие московских столичных мировых судебных установлений» еще некоторые данные об них. Чтобы судить о размерах деятельности, проявленной мировыми судебными учреждениями, достаточно принять на вид, что перешедшие к ним дела ведались до 1866 г. следующими семью учреждениями: уездным судом, надворным судом, комиссией для словесной расправы между рядчиками и рабочими, девятью словесными судами при полицейских частях города и управлением 17 частей города Москвы. Если сопоставить рядом с этою многочисленностью учреждений количество производившихся в них дел, незначительность его сразу бросается в глаза. Уголовных дел производилось в год 1793, а гражданских 6200, всего, стало быть, около 8 000. Как велика в этом отношении перемена, происшедшая со введением мировых учреждений, явствует из следующих цифр. В 1890 г. у мировых судей возникло:

Уголовных дел 28 850

Гражданских» 38 137

__________________________

66 987

т. е. в течение 25 лет число дел увеличилось более, чем в 8 раз. Что явление это следует приписать не естественному росту населения (оно в Москве увеличилось несколько больше двух раз) или развитию городской жизни, а именно строю и направлению новых мировых судебных установлений, это можно вывести из сопоставления данных о деятельности их за первые же месяцы их существования. Московская городская дума, исходя из того соображения, что к мировым судьям будет поступать значительное количество мелких дел, для которых до судебной реформы «не было ни суда, ни расправы», при делении гор. Москвы на участки предполагала, что общее число дел сравнительно с прежними увеличится вдвое, т. е. будет 16 000 в год. На самом деле в первое же полугодие число дел, возникших в мировых учреждениях, достигло 38000, т. е. превысило число дел, возникавших в дореформенных учреждениях за соответственное время более чем в 9 раз. Что касается быстроты производства дел, то о ней могут дать понятие следующие данные: из общего числа возникших в 1890 г. 28 850 уголовных дел решено в том же году 28179, а из числа 38137 гражданских дел решено 37 321. Всего мировыми судьями решено в течение 25 лет – 1368546 дел, средним числом около 55000 в год.

108

См. «Жури. Мин. Юст.», 1867. № 5. С. 184.

109

Под характерным заглавием «Обломки разбитого корабля» В. Н. Никитин выпустил в 1891 г. к «судебному юбилею» книгу, в которой собраны сцены у мировых судей 60-х гг., представляющие крайне назидательную картину нравов известной части нашего общества, не могшей примириться с началом равноправности, введенным судебною реформой. Таких сцен масса. В одной из них фигурирует генерал Симборский, страшно обидевшийся на мирового судью, который в ответ на его требование, чтобы ему, как кавалеру ордена Св. Владимира, подан был стул, приказал подать два стула: один генералу Симборскому, другой истцу мещанину (С. 139). – Контр-адмирал Арбузов был возмущен тем, что мировой судья попросил его идти за решетку (в публику) и там дожидаться очереди. В апелляционной жалобе своей съезду г. Арбузов, между прочим, писал: «Услыша поочереди призыв г. судьи: “г. Арбузов и г. Соколов”, конечно, по идее социализма или непонятного энгелизма (sic), часто повторяемой от многих неучей мышления, как будто ведущих к прогрессивности, что, к сожалению, от непонимания сущности ведет наше должное развитие к ущербу с понятием о ложном, мнимом равенстве состояний или закона, что слышанных, к сожалению, от многих мировых судей при народном собрании разбирательства исков, в чем мое определение подвергаю решению судей, как здравомыслящих по непреложным законам природы (там же, 128)». – До какой степени это дикое наследие дореформенных порядков непонятно было европейцам, видно из того, что над ними иронизировала даже архиконсервативная прусская газета. «Крестовая Газета» (там же, 145).

– Каким обидным и вопиющим диссонансом кажутся эти старые сословно-крепостнические притязания, если вспомнить, что в Англии еще по Великой хартии 1215 г. признано равенство всех свободных граждан перед законом. Роберт Пиль имел полное право поставить в особую заслугу английской аристократии такое уважение к равноправности. «Милорды, – говорил он в 1770 г. в палате лордов, – вашим предкам, английским баронам, обязаны мы законами и конституциею, которою обладаем. Я думаю, что не воздали должной справедливости их образу действий, когда они исторгли у своего сюзерена то великое признание национальных прав, которое заключается в Великой хартии. Они не присвоили их себе одним, но сделали их общим благом и достоянием всего народа. Они не сказали: таковы права больших баронов или таковы права больших прелатов. Нет, милорды, языком грубой латыни того времени сказали они: nullus liber homo (ни один свободный человек), и столь же заботливо отнеслись к самому ничтожному из подданных, как и к самому знатному. Это чудные слова; нехорошо звучат они только в ушах буквоедов; они обращаются к человеческому сердцу. Эти три слова – nullus liber homo – имеют значение для всех нас! они стоят того, чтобы их запомнить, заучить наизусть; они стоят всех классиков»… (См. превосходную монографию В. Ф. Дерюжинского – Habeas corpus act. С. 5).