Ричард Сеннетт - Коррозия характера

• Название: Коррозия характера
• Автор: Ричард Сеннетт
• Издательство: Фонд социо–прогностических исследований «Тренды»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-902688-03-5 (pyc.), 0-393-04678-8 (англ.)

Работа Ричарда Сеннета, современного американского социального аналитика, «Коррозия характера» — блестящее исследование положения личности при «новом» капитализме сквозь призму трудовой деятельности. Книга написана в манере эссе, автор свободно переходит от одной темы к другой, от исторических экскурсов к современности, подкрепляя свои рассуждения конкретными данными, социологическими интервью и случаями из жизни. Фирменный знак книги — междисциплинарный подход, органичное сочетание политэкономического анализа, психологических наблюдений, культурологических интерпретаций и философской рефлексии. Книга «звучит» как джазовая импровизация на общую тему личности в жестко заданном ритме «гибкого» капитализма.

Автор заново пересматривает понятия «характер», «работа», «карьера», «власть», «авторитет» и другие, наполняя их новым содержанием.

Книга отличается богатством идей, оригинальностью подхода, свежестью видения и именно поэтому может стать полезной для тех, кто стремится понять сущность современных социальных и экономических процессов.

---

Точно так же не была принята в расчет и ее практическая деятельность. И хотя формально с ней был заключен двухлетний контракт, «они мне дали ясно понять, что могут заплатить мне неустойку и „отпустить“ меня в любое время». Поскольку бар она сдала в аренду, для нее это не было смертельной угрозой. Но то, что действительно ее доставало там, касалось более тонких вещей: она постоянно чувствовала, что ее как бы экзаменуют, и в то же время она никогда точно не знала, каково ее истинное положение. Не существовало объективных мерил для оценки хорошо проделанной работы («ну, кроме этого „жужжания“»), и было непонятно, какой уровень квалификации требуется, чтобы «не позволить чему-либо прилипнуть к тебе». Это было особенно тревожно, потому что Роза проводила и личный эксперимент. Она пришла в этот мир не для того, чтобы разбогатеть, а для того, чтобы сделать что-нибудь более интересное в своей жизни. Тем не менее где-то через год она сказала мне: «Я не чувствовала, что я чего-то добилась, я просто не знала, так это или не так».

Во флюидных неопределенных ситуациях, наподобие этой, люди склонны копаться в деталях ежедневно происходящих событий, пытаясь обнаружить в них некое предзнаменование, как это делали древние жрецы, изучавшие внутренности убитых животных. Ну, например, как босс говорит по утрам «хеллоу», кого пригласили только на аперитив, а кому предложили остаться на ужин — это были своего рода знамения того, что в действительности происходило в офисе. Роза смогла бы справиться с этой озабоченностью тривиального повседневного типа — она была одним из самых стойких человеческих существ, которых я когда-либо знал, но ощущение, что у нее нет якоря в этих сверкающих морях имидж-бизнеса, подтачивало ее изнутри.

Более того, в рекламном агентстве она уяснила горькую правду насчет своего прошлого практического опыта, на который она делала ставку в своей азартной игре за обретение новой жизни: к людям среднего возраста, таким, как она, относились как к сухостою, мертвому дереву; их аккумулированный опыт ценился невысоко. Все в офисе фокусировалось на конкретном моменте, на том, что должно вот-вот произойти, на том, чтобы упредить «поворот». Глаза у присутствующих начинают стекленеть или подергиваются дремотной поволокой, когда кто-то начинает предложение словами: «одна вещь, которую я понял, заключается в том…».

От человека среднего возраста, вроде Розы, требуется немалое мужество, чтобы пойти на риск, испытать что-то новое, но неопределенность ее положения в сочетании с отрицанием ее жизненного опыта, в конце концов, истощили запасы ее стойкости.

«Изменение», «возможность», «новое» — для нее это были лишь пустые слова к тому времени, когда она решила вернуться в свою «Форель». Хотя ее желание рискнуть было неординарным, а медиа-бизнес — необычно текучим и поверхностным, ее неудача хорошо иллюстрирует некое более общее непонимание того, как ориентировать самого себя в этом гибком мире.

Стремление рисковать может, во многих различных обстоятельствах, стать стоящим многого испытанием характера. В романах XIX века герои типа стендалевского Жюльена Сореля или бальзаковского Вотрена психологически совершенствуются, когда рискуют по-крупному, и в своем стремлении все поставить на кон они становятся почти героическими фигурами. Когда экономист Джозеф Шумпеттер прославляет предпринимателя, осуществляющего «созидательную деструкцию», он делает это в духе тех же романистов: исключительные человеческие существа совершенствуются, находясь постоянно на острие. Черты характера, явленные в Давосе, людей, спокойно расстающихся с прошлым и чувствующих себя нормально в условиях беспорядка, это тоже один из способов жить на острие.

Желание рисковать — больше не заповедная зона только для венчурных капиталистов или экстраординарных авантюрных личностей. Предназначение риска в современных условиях стать повседневной необходимостью, взваленной на плечи масс. Социолог Ульрих Бек говорит, что «при развитой „модерности“ общественное производство богатства систематически сопровождается общественным производством рисков»[56]. Более обыденно изъясняются авторы книги «Укрупнение роли личности в сокращающейся корпорации». Они пишут о том, что смысл работы должен постоянно обновляться, как бы постоянно пересаживаться, подобно тому, как пересаживают растущее растение, «из горшка в горшок», работник тут выступает в роли садовника. Именно это нестабильность гибких организаций навязывает рабочим необходимость постоянно «пересаживаться», то есть рисковать своей работой. Это пособие по бизнесу — типичный образец многих таких пособий в их стремлении превратить необходимость в благо. Теория гласит, что вы обновляете свою энергетику, идя на риск, и сами как бы постоянно обновляетесь[57]. Этот образ пересадки «из горшка в горшок» умиротворяет; он как бы одомашнивает героизм риска. На место драматических, сотрясающих всю жизнь, азартных рисков Жюльена Со-реля приходит какой-то заурядный, обыденный риск.

Само слово «риск» происходит от итальянского слова эпохи Возрождения, означавшего «осмеливаться», «сметь» — risicare. Корень слова, действительно, предполагает отношение к жизни, полное бравады и уверенности в себе, но это не все. До сравнительно недавнего времени сами по себе игры в удачу или риск как таковой рассматривались как вызов богам. Современное выражение «искушать судьбу» происходит из греческой трагедии, в которой Ате, Сила судьбы, наказывает мужчин и женщин за гордыню — за то, что они осмеливаются на слишком многое, «играют» с будущим. В то же время Фортуна — римская богиня удачи определяет каждый выброс очков на игральных костях. В той вселенной, которой правили боги или Бог, было пространство для того, чтобы «сметь», но не слишком много было простора для удачи.

Знаменитая книга Фибоначчи о риске «Liber Abaci» знаменовала поворотный пункт в утверждении как чисто случайного характера событий, так и способности человеческих существ управлять своими рисками. Книга Фибоначчи, появившаяся в 1202 году, опиралась на практику арабской математики в написании чисел, например, 1, 2 или 804 738, что позволяло проводить расчеты, которые нелегко было сделать старыми римскими цифрами — I, II или MCIV. Самой знаменитой в книге Фибоначчи стала задача «Кролики»; он пытался предсказать, сколько кроликов родится через год от одной пары родителей. На основе практики таких вычислений затем возникла целая математическая наука о предсказании результатов. Итальянские математики эпохи Ренессанса, такие, как Пацциоли, Кардано, начали развивать новую науку расчета степени риска. То же самое делали Паскаль и Ферма во Франции. Многие из расчетных стратегий, использованных в современных компьютерах, в свою очередь, восходят к работам Джакоба Бернулли и его племянника Дэниэла Бернулли, живших на заре эпохи Просвещения.

Не так давно, в середине XVIII века, люди пытались понять проблему риска просто через вербальную дискуссию. Страховая компания «Ллойдс» из Лондона, например, «начиналась» как обыкновенная кофейня, в которой незнакомые люди, болтая за чашкой кофе, обменивались информацией относительно мореплавания и других рискованных предприятий. Некоторые из таких собеседников принимали важные инвестиционные решения на основе того, что они услышали[58]. Революция в математике, которую в свое время начал Фибоначчи, в дальнейшем заменила дискуссии обезличенным расчетом, так как в этих проекциях будущего стало возможным делать весьма сложные побочные ставки, осуществлять займы и увиливать от современной финансовой машины.

Все же страх испытать судьбу доминирует над управлением риском. «Кто может претендовать на то, что так глубоко проник в природу человеческого разума или в удивительную структуру человеческого тела, от которых зависят исходы всех игр? — вопрошал Джакоб Бернулли в 1710 году. — Кто осмелится предсказать, когда тот или иной игрок победит или проиграет?»[59] Чисто математический расчет не может заменить анализа психологических аспектов риска. В своем «Трактате о вероятности» Джон Мейнард Кейнс утверждал: «Маловероятно, что мы откроем метод, распознавания конкретных вероятностей, не прибегая к помощи либо интуиции, либо прямого свидетельства»[60]. То, на чем люди эмоционально фокусируются, полагает психолог Амос Тверски, — это «утраты».

В результате многочисленных лабораторных экспериментов Тверски пришел к выводу, что в повседневной жизни людей в большей степени волнуют «утраты», чем «приобретения», и тогда, когда они идут на риск в своей карьере или женитьбе, и тогда, когда они садятся за карточный стол. «Люди, — пишет Тверски, — намного более чувствительны к негативному, чем к позитивному раздражителю… есть ряд вещей, которые могут заставить вас почувствовать себя лучше, но число вещей, которые могут заставить вас почувствовать себя хуже, — безгранично»[61]. Тверски и его коллега Дэниэл Канеман попытались «открыть» то, что можно было бы назвать «математикой страха». Их работа базируется на феномене регрессии, то есть на том факте, что любая удачная ставка или удачный бросок костей не ведет к дальнейшей удачной ставке, но чаще регрессирует к недетерминированной середине, и следующий поворот рулетки может быть как удачным, так и неудачным[62]. Конкретный, непосредственный момент управляется слепым случаем, а не Богом.