Александр Богаделин - Кикимора и другие. Сказки-притчи

• Название: Кикимора и другие. Сказки-притчи
• Автор: Александр Богаделин
• Издательство: Ан-Пресс, ЮРАЙТ-ИЗДАТ
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 5-94488-008-2

Все мы можем хоть что-то поведать о жизни греческих богов и героев — Зевсе, его жене Гере, Афродите, Геракле и т. д. А что мы можем сказать о славянских богах и духах? А ведь их было не меньше греческих и скандинавских, и они также жили, воевали, влюблялись, страдали и веселились.

Но теперь обо всем этом можно прочитать.

Книга Александра Богаделина «Кикимора и другие…» — это рассказанные в увлекательной сказочной манере «биографии» богов (Велес, Баба Яга, Змий Огненный), духов (лешие, водяные, кикиморы, черти, домовые, русалки, берегини), мифических животных (Кот Баюн) и героев (Илья Муромец). Но кроме этого, в ней еще имеется пересказ для современных детей известных русских и мировых сказок («Репка», «Курочка Ряба», «Царевна-Несмеяна», «Красная Шапочка», «Золушка», «Кот в сапогах»), а также ненавязчивый комментарий, содержащий интересные факты из жизни славян. Например, мало кто знает, что Баба Яга когда-то была небесной богиней Ясуней. Что по ширине полос радуги наши предки гадали об урожае и были уверены, что небесный огонь от молнии можно было погасить только молоком от черной коровы, квасом или сырыми яйцами.

Но «Кикимора и другие…» — это не только чтение для детей и школьников. Взрослые в ней также найдут для себя много интересного, ведь не случайно в книге имеется подзаголовок «сказки-притчи». Воспитание непослушных детей, любовь и брак по расчету, преодоление жизненных неурядиц, хотя и описаны сказочным языком, легко соотносятся с реальными жизненными проблемами.

Рекомендуется любителям фэнтези от 9 до 50 лет, а также тем, кому нравятся Туве Янссон и его мир Муми-Троллей, книги М.Семеновой и Э.Успенского.

«Кикимора и другие…» может также служить прекрасным дополнением к школьной программе по литературе.

---

— А не посоветовать ли новоявленному маркизу сходить в поход годика на три, — вдруг предложил черт, глядя на вполне освоившегося со своей ролью сына мельника. — Тебе не кажется, что ему рановато жениться?

— А что, хорошая идея, — поддержал его Пшелты. — Чашу какую-нибудь поискать иль Землю обетованную.[196]

— И твою любимую вещь в себе воспитать времени хватит, — как бы между прочим заметил Щасвернус, отправляясь подавать на стол очередное блюдо.

СУТЬ ВЕЩЕЙ

— Одиночество учит сути вещей…. — начал Пшелты.

— …ибо суть их тоже одиночество, — продолжил Щасвернус. — Знаю, вчера менестрель распевал.[197]

— Ты как это понимаешь?

— Одиночество приходит, когда я совсем один, — начал рассуждать Щасвернус. — И оно должно меня научить. Правда, не понятно чему.

— Постижению сути вещей.

— Которое тоже одиночество?

— Наверное, — неуверенно предположил Пшелты.

— А как ты думаешь, когда наступает это постижение?

— Ну, допустим, если тебе уже все равно — кувшин наполовину полон или наполовину пуст.

— А, понял, — обрадовался Щасвернус, — и при мысли о пустоте ощущаешь вдруг свет ниоткуда.[198]

— Угу, — подтвердил Пшелты, — и, сидя на красивом холме, видишь сны о чем-то большем.[199]

— А еще, когда…

НОВЫЕ МИФОЛОЖКИ

СКАЗАНИЕ О ЕМЕЛЕ

Собрались как-то духи лесные совет держать. Водяной речки-невелички пожаловался, что совсем жития от смертных не стало.

Раньше как было. В деревеньке, что на берегу стояла, народ как повсюду жил. Землепашествовал окрест, лес в меру рубил и рыбу для ухи иль праздника какого налавливал. Но взбрело в голову заграбастому одному сетей понаставить да в град престольный на базар улов свозить. Другим сразу завидно стало, и быстро речушка вся неводами перегорожена оказалась. А как рыба на нерест пошла, так еще и крючья острые по дну разбросали. И часто осетр или щука на них брюхом напарывались.

Водяной, как и полагается, вразумлять народ принялся. Весной воды столько напустил, что полдеревни затопило, а потом дождей еще на поля наслал. Так что посевы ихние на корню все сгнили. Только смертные после этого еще пуще рыбу вылавливать принялись и даже мальков назад отпускать перестали.

А еще Емеля Водяного приметил, когда тот, щукою обернувшись, меж сетей пробирался, да за жабры на берег и выволок. За колдовство обещанное назад только и отпустил. Но стар уж Водяной был ведра за него до дому таскать да печь по деревне двигать.

Духи, конечно, возмущаться начали, ногами и копытами топать, а потом Пшелты с Щасвернусом разобраться поручили. Мол, они в общении со смертными опытные самые.

* * *

Пришли черт с бесом на речку. Водяного под корягой нашли, а тот ни жив, ни мертв — в иле отлеживается. Надорвался, говорит, сани Емелины в лес и обратно с дровами таская.

Пожалели Пшелты с Щасвернусом старика и безобразия эти прекратить обещали.

Первым делом решили они дощечки на берегу расставить: «Рыбу ловить в реке запрещается». Но народ над стараниями их посмеялся только, а через день-другой и вовсе деревяшки по огородам растащил.

Духи тогда слух по деревне пустили, мол, рыба в реке вся сплошь отравлена и солитером заражена. Но и это не проняло. Мужики внутренности как выпустят, так выкидывают сразу, а оставшееся в кадки заваливают и в трех водах отмачивают.

* * *

Поняли черт с бесом — без государева указа никак им не справиться. Людьми обернулись и в град престольный направились. А как до места добрались, злата и серебра кому надо отсыпали, да словечко кого надо замолвить попросили. Так и стали Пшелты с Щасвернусом советниками царскими.

Надоумили они первым делом правителя поголовьем рыбьим озаботиться и департамент специальный создать. Вот, думают, будут мужи государевы денно и нощно следить, чтоб никто больше меры отведенной рыбы не вылавливал. Только выяснилось вскоре, что смотрящие сами браконьерством занялись и мужикам деревенским во всем потворствуют.

Прогнали их взашей и других поставили. Но по-прежнему Водяной жаловался, что жизни от смертных совсем никакой нет.

Задумались крепко черт с бесом, как с заданием духов лесных справиться. А тут из-за моря царь ихний в гости пожаловал, и ну давай царя-батюшку попрекать. Мол, деспотия у тебя в землях тридевятых. Народ забитый — слова сказать не может. То ли дело у нас, каждые пять годков нового правителя выбирают, и каждый говорить может, чего надумает.

А царь-батюшка давно уж хотел окно в земли заморские прорубить и дочку с сыновьями на обучение туда отправить.

— Вот, — думает, — выборы не проведу, накроются медным тазом замыслы мои великие.

* * *

Стали народу объяснять, что теперь царь-батюшка не по наследному праву у них будет, а по выборному. И все как один должны голос свой за него отдать. Но посланники заморские быстро пыл остудили. Кандидатов, говорят, минимум двое надобно.

Царь к советникам бросился. А те и предлагают Емелю в соперники взять. И вроде бы двое получается — и опасности никакой.

Царь-батюшка идею одобрил и действовать повелел. Но видят черт с бесом, ежели все по-старому оставить, то не только рыба в реках исчезнет, но и живность в лесах переведется.

И тут Щасвернус и предлагает:

— А давай Емелю царем сделаем.

— А чем он лучше-то? — удивился Пшелты.

— В том-то и дело, что ничем, — объяснил бес. — Но зато во всем нас слушаться будет.

* * *

Как выборы объявили, посланники заморские нахваливать царя-батюшку принялись. А тот и рад-радешенек, что и корону сохранить сможет, и с землями заморскими сравняется.

Только не знал он, что Пшелты с Щасвернусом чертей городских и деревенских созвали и велели им народ подбивать, чтоб за Емелю голосовали.

Вот так Емеля новым царем и заделался. Как узнал он, что теперь самый главный в землях тридевятых, и все приказы его немедля исполняются, повелел для себя кафтан красный да шапку соболью сшить. А еще кормить по три раза на дню и в баню раз в неделю водить. И как отдал распоряжения все, залез на печь свою любимую, что в царские палаты перенесли, и беспокоить не велел больше.

* * *

Народ, власти над собой не чуя, тащить все подряд принялся. Откуда ни возьмись, разбойников вдруг развелось множество и ни пройти ни проехать возможности никакой не стало. А еще царь-батюшка, недовольством бывших подданных воспользовавшись, сети заговора плести начал и силой корону себе возвратить захотел.

Поняли Пшелты с Щасвернусом, что делать срочно что-нибудь надобно. Народ Емелю за правителя не признает, анекдоты обидные складывает. Да и Леший, видя, что лес подчистую изводить начали, лично обещал разобраться.

Известно давно, когда подопрет сильно, мысли мудрые сразу в голову приходят. Порешили горе-советники одним махом и авторитет Емелин поднять и обещание, Водяному данное, выполнить.

Первым делом правителю новоиспеченному родословную подправили и щуку-волшебницу в матушки произвели. В селениях покрупнее, памятников на площадях центральных наставили — Емеля на скамеечке сидит, думу государеву думает, иль беседы умные с советниками ведет. А в деревнях — санями-самоходами да ведрами, что сами домой шли, ограничились.

День, когда Емеля с Водяным повстречался, праздником объявили. Народ хождения к рекам и прудам устраивал и матушку Емели-царя славословил. А еще тому, кто больше всего мальков вырастит да в реки отпустит, награду великую положили. Так что, как указ вышел, вылов щуки и прочей рыбы сверх меры запрещающий, народ с пониманием отнесся и безо всяких надзирателей выполнял неукоснительно.

Следом десятину государеву ввели. Отдал её и, ежели дело твое не супротив порядка положенного и отношений человеческих, ни в чем ограничений не будет.

Народ, своим умом зажив, богатеть потихоньку начал, и сторонники царя-батюшки бывшего стали от него один за другим отходить. Задумался тот о жизни своей, да и ушел по землям тридевятым странствовать. Так что, как срок выборов новых подоспел, да вновь ему царствование предлагать начали, отказываться принялся.

— Не главное это в жизни для меня нынче, — сказывает.

Но черту с бесом в теле человеческом давно уже ходить надоело. А потому объяснили они ему, что обязанность это у него теперь — не только о душе собственной заботиться, но и благе подданных своих.

Емеля за указ о пожизненном кафтане да кормежке трехразовой царские полномочья досрочно с себя сложил и бывшего царя-батюшку исполняющим обязанности правителя назначил. А сам назад в деревню родимую жить отправился.

Пришлось царю-батюшке опять в ярмо прежнее впрягаться. Но мудрый он теперь стал и больше о благе земель тридевятых думал, чем о благополучии собственном.