В. Бирюк - Пристрелочник

• Название: Пристрелочник
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Научная Фантастика

«И кочегары мы, и плотники…» Коли есть место, что зовётся — Стрелка, то и людей, которые при том месте живут — зовут стрелочниками или пристрелочниками. И меня так называли. Что глядишь красавица? Ждёшь, что расскажу — как я в одну ночь город выстроил? Ага, и мост хрустальный до самово городу Парижу. Трахнул, тибедохнул… «пушки с пристани палят — кораблям пристать велят»… Господи, сколько ж сказок про меня, про мой город по Руси ходят! И что по воле Богородицы в одну ночь вышел из земли пустой град, велик и вельми изукрашен, и что прилетел в облаке да в сем месте домами да церквами пролился… Ерунда сиё, девочка. Мы его сами, вот этими руками… И ещё многими, и по-искуснее, получше этих — из земли вытаскивали, вылепляли, воздвигали да возвышали. Людьми место красится. Моими людьми. Как? А по всякому. И молитвой доброй, и словом худым, и умом, и дуростью, и горем с печалью и смехом с радостью… Бестолковости всякой — много было. Это нынче мы города как пирожки печём. А в те поры… всё в первый раз. Ты свой первой раз помнишь? Вот, зарозовела. А теперь прикинь — сотня мужиков враз… Ну-ну, не обижайся. Мне тогда… тоже лихо было. Смеху — аж до икоты. И что забавно: и испуги мои, по большей части, пустыми были, и надежды — всё более ложными. Планы, расчёты… попусту. А вот же ж — стоит град Всеволожск, велик да изукрашен!

---

Подарки. Дары. Выигрыш в лотерее, которая называется жизнь. «Не важна цена — важно внимание» — таки да. Но если ещё и цена: «нету и взять негде»… Хорошо делать подарки нищим. Как мы сейчас. По Жванецкому: «счастливы от ерунды».

Потом поток подарков закончился, и стали возникать вопросы:

— А того не привезли…? А этот не приехал…?

Радость новосёлов тоже начала несколько… стихать. При виде нашего житья-бытья. Люди-то в Пердуновке привыкли уже к хорошему. А у меня тут…

Как обустраивает своё жильё строительная артель из молодых парней и воинов-инвалидов на пустом месте во враждебном окружении?

Короче: занавесок на окнах нет. Поскольку нет окон. Для которых нет стен домов. Не построили ещё.

Домна посмотрела наше костровое место, поковыряла пальцем рыбку… выразилась коротко:

— Сегодня — переживём. Завтра построишь поварню. Нормальную. И — баню. Нормальную. И… и всё остальное.

И, обернувшись к кучке новоприбывших, уточнила:

— Жрать — позову. Идите.

Все, ставшие привычными нам уже неустроенности, мелочи, с которыми мы как-то смирились — вылезли наружу. Могли стать возможными поводами для конфликтов. Но общая эйфория, стремление старожилов услужить, помочь, посоветовать новосёлам, как и радость новеньких от завершения их путешествия — сглаживали проблемы.

— А где здесь у вас… м-м-м… ну… отхожее место?

— Для девочек? — Сща сделаем!

На Стрелке никогда не было больше 8 десятков жильцов. А тут больше полутора сотен только новых. Просто положить — негде! Старожилы, одним — галантно, другим — по-товарищески уступили свои шалаши. Но там для свежего человека… Хоть бы лапник переменить.

Хорошо — пока тепло. Часть разбрелась по лескам, часть в лодках заночевала.

К сумеркам развели костры, устроили… общий ужин. На пир боярский… не тянет — не с чего. Но с плясками, песнями, музыкой…

Первый раз слышу на Стрелке женское хоровое пение. Хорошо-то как! А как они по голосам расходятся!

Только бы мои здешние — женщин обижать не вздумали! От отвычки — совсем забыли, что с бабами нужно сперва разговаривать. И с моими пришлыми — не передрались. Хотя почти все друг друга давно знают, но молодёжь растёт быстро — могут попытаться и переиграть статусы…

Тут пришла Гапа и вытащила меня из-за стола:

— Пойдём, господине, всех сказов не переслушаешь.

— А куда?

— А в реку. Купаться. А я тебе дрючок привезла. Ну, твой, берёзовый.

Офигеть! Не забыла. Ведь просто палочка! А она… озаботилась, за тыщу вёрст притащила.

Конечно, приличная воспитанная русская женщина не должна прерывать мужской беседы. Тем более, что мы ж… об важном, об делах… Но я сбежал из-за стола сразу. С женщиной. С двумя: дорогой к нам Трифа присоединилась. С ворохом одеял. И мы залезли в Волгу. Где-то в тех местах, где я для Боголюбского наложницу сыскал. А вода… как парное молоко. И у меня в руках две обнажённых, ласковых, жарких…

Мужчины, после длительного воздержания, бывают… чересчур быстрыми.

«В постели ты великолепен,
все две минуты просто бог».

Я как-то… смутился. Но Гапа сразу сказала:

— Не надейся — не отделаешься. Всё только начинается.

А Трифена, благочинно, не поднимая глаз, уточнила:

— Ибо сказано: господь не посылает человеку креста, который он снести не может. Мы с Гапой сейчас тут крестом ляжем. На тебе.

Как давно известно:

«На мужика не нужен нож.
Ему немножечко помнёшь.
И делай с ним что хошь».

А уж когда «хоши» совпадают у всех…

Последние тёплые ночи. Звёзды — по кулаку каждая. Чуть слышный шелест волжской воды на песке. Две жаждущие, страстные, искусные женщины… то весело хихикающие, то выразительно молчащие, то томно стонущие. Играющие то между собой, то со мной. Ласкающие и дразнящие. Знающие меня… каждую клеточку, каждое моё дыхание… Нежные. Мягкие. Податливые. И вдруг набрасывающиеся подобно разъярённым тигрицам. Рычащие и кусающие. Утомлённые, упавшие, задрёмывающие у меня на груди, на животе, плечах, на руках… И снова потихоньку заводящие и заводящиеся. Меня, себя, друг друга… Не оторваться. Ни на минуту. Вздохнул — и снова в поцелуй. В два. В два потока ласки… прикосновения, дыхания…

— Ваня, ты извини. Что мы такие… ненасытные. Ты ж уехал, а мы-то… одни остались. У тебя тут хоть Любава была… Расскажи. Как она… Как её…

Суть-то они знают — я в письме к Акиму писал. А вот подробности… Заново — горечь потери. Заново — свой стыд. Не предусмотрел, не защитил… Заново — ощущение необратимости. Чуть-чуть бы иначе… Бы… Поздно.

— Ты не убивайся. На всё воля божья. Душа по-болит и перестанет. Пройдёт. Время лечит.

— Не хочу. Чтобы проходило.

— Ничего, у тебя ещё много баб будет. И красивых, и добрых, и ласковых… Ой! Вань! Извини дуру старую! Ты не подумай! Я не к тому, что я… что мы… что на место Любавы…

— Уймись, Гапа. Ты на своём месте хороша. Вот здесь, на моём плече. Трифа, где ты там спряталась? Иди сюда, другое плечо свободно. Вот и хорошо, девочки. Отдыхайте.

Они довольно быстро засопели после длинного суетливого дня. И страстной ночи. А я ещё долго вспоминал… разное. Из своих обеих жизней. Разглядывал ярко-голубую Вегу. Просто потому, что это одна из немногих звёзд, которую я знаю. Потом Вега пропала: небо закрыла большая мохнатая башка. Крокодилячьего типа. Которая шумно сопела и пыталась облизать мне лицо. Поняв, что женщины заняли все места возле меня, Курт фыркнул и улёгся на песок по-кошачьи — спиной к нам. Так укладываются коты, когда доверяют человеку — задницей к хозяину.

Интересно: когда Фортуна поворачивается ко мне задом — это от её сильного ко мне доверия?

* * *

Забавно: я ведь всю эту жизнь — просто убегал. Спасал свою плешивую головёнку. Сбежал из Киева, чтобы руки-ноги не переломали. В Рябиновку прибежал, потому что некуда было больше. Там чуть не убили. Несколько раз. Но выжил, выкрутился. Сбежал из Смоленска. Чтобы не прирезали по-тихому. В Мологе убил, чтобы не затрахали до смерти. В Янине из-под топора чудом выскочил…

Я всё время убегал. И при этом — жил. Как умел. Делал… не — «хорошо», не — «плохо», не — «выгодно» или — «что должно». Старался делать «правильно». «Правильно» — по моему внутреннему чувству. Не — по уму, не — по справедливости… Часто и нагло игнорируя мнения окружающих. Всех.

Моё «правильно» — только моё. Здесь, в «Святой Руси», для всего средневекового человечества — единственное в мире. Я, Ванька плешивый ублюдок — против всех. «Впоперёк». Но вот же! Я делал по-своему, и две прекрасные женщины счастливо спят на моих руках. Две сотни весьма неординарных людей пришли ко мне. Для весьма рискованного, тяжёлого дела — строить мой город. Строить — со мной. Похоже, моё «правильно» и в самом деле — «правильно». Раз уж оно настолько эффективно. Раз уж перебивает традиции и инстинкты. Это у меня — «общечеловеческие ценности»? А с учётом Курта — «общемлекопитательные»?

* * *

Разбудил нас посыльный. Я вчера сдуру решил устроить совет сразу после восхода солнца. Мальчишка-посыльный, смущался, но не мог глаз оторвать, углядев сразу две женских головки рядом со мной под одним одеялом. Пришлось шикнуть. И приказать Курту проводить отрока… подальше.

А купаться… голышом на рассвете — здорово! И не только купаться, но и… И — облом.

— Ваня, мы, пожалуй, пойдём. А то вчера… малость горит. С отвычки.

Праздник кончился — пошли трудовые будни. Хотя, конечно, никаких работ, кроме баньки и поварни — Домне обещал же! — в этот день не было — люди как сонные мухи. Но озлобленных, битых — не видно. И не будет. Если не дам бездельничать, если сумею загрузить тяжёлой, нужной, важной работой. Каждого. Ему — по сердцу.

Уже поздним утром собрался совет.

Сперва как всегда: хи-хи, ха-ха. Потом — воспоминания. «А где был я вчера — не найду днём с огнём», «ой и чудны наши хлопци як выпьют». Потом… короткий жёсткий примитивный список ближайших приоритетов: безопасность, питание, жильё.

— Не, погодь. Я ж горшки делаю! Я ж под это дело и ребят своих…

— Я помню, Горшеня, кто ты и чем занимаешься. Сперва — как я сказал. Горшки — позже. Не боись — не забуду.

Если по первым двум пунктам у нас и так что-то делается, только — усилить, увеличить количество бригад, то по жилью…

Альф — грустил и смущался, Прокуй — мрачнел, вскидывался и… осаживался. Фриц исходил слюной. Во все стороны. Ему, масону высокого градуса… Но против очевидного — даже немец не попрёт.

У нас — только летнее жильё. Балаганы и шалаши. Нужно — тёплое, зимнее. А времени уже нет: вот-вот пойдут дожди, начнёт холодать. В конце сентября бывает ниже плюс 10 — людям ночевать под открытым небом… Чтобы я своих красавиц в такую холодрыгу…?!