Натан Рыбак - Переяславская рада. Том 2

• Название: Переяславская рада. Том 2
• Автор: Натан Рыбак
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1953

Историческая эпопея «Переяславская рада», посвящена освободительной войне украинского народа под водительством Богдана Хмельницкого, которая завершилась воссоединением Украины с Россией. За эпопею «Переяславская рада» Н. С. Рыбак удостоен Государственной премии СССР.

---

Явдоха Терновая слушала детский щебет. Глядела на дорогу. Вот он, гетман. Сразу узнала. Шагает легко. И Лытка с ним рядом. Улыбка скользнула по губам Явдохи. И сразу слезы набежали, затрепетали на ресницах. Хмельницкий был уже близко. Поклонился, как матери, и спросил:

— Как поживаешь, пани-матка? Ну-ка, покажи дворец твой…

…Сидел в землянке, в красном углу, под иконой. Над головой потрескивала лампада. Дед Лытка примостился на пороге. Явдоха поставила перед гетманом крынку молока, налила кружку, нарезала хлеб ломтями. Хмельницкий выпил с удовольствием. Вытер усы. Обвел глазами чистые степы землянки.

— Живешь как казачка, — заговорил он погодя. — Сын твой хорошо воюет. Шляхту выгоним навсегда — лучше тогда заживете, люди, — это он сказал уже не только Явдохе, а Лытке и Товстоносу, который стоял, прислонясь плечом к косяку, Ракитному, усевшемуся прямо на пол, Миколе, выглядывавшему из-под гетманской шапки.

Байгородцы толпились во дворе. Разве всем в землянке у Явдохи уместиться! Есаул Лученко времени зря не тратил, — рассказывая кареглазой молодице про Чигирин и Киев, незаметно пожимал ей руку.

— А осилим шляхту и басурманов? — спросил Лытка и сам испугался: можно ли такое спрашивать у гетмана? Не прогневается ли на него?

Хмельницкий внимательно поглядел на деда. Ответил твердо:

— Осилим. Москва нашу руку держит. Под Смоленском войско стрелецкое стоит. Многие города и села на Белой Руси уже поддались нам. Непременно побьем шляхту. Пускай себе сидят на Висле, а сюда не суются. Нам чужого не нужно, но и нашего не тронь.

— А татары? — не успокаивался Лытка. — Лишь бы татары сюда не пришли…

— Не пустим их, дед, не пустим. Крепко надейся на мои слова.

Явдоха подлила в кружку молока. Сказала тихим голосом:

— Не пускай их, басурманов, сюда, гетман. Только начали жить по-людски, а придут они — снова горе и слезы, смерть одна… — Кивнула головой на Миколку, он все еще стоял в гетманской шапке. — Отец и мать у него басурманы в ясырь угнали, сиротой остался. не пускай, гетман, татар и ляхов, не пускай сюда.

Тихо стало в землянке. Хмельницкий допил молоко. Поднялся. Сказал горячо:

— Не пущу! Ни ляхов, ни басурманов. Будьте в надежде на меня, люди!

…И через три дня, слушая у себя, в посольской палате, ханского посла Тохтамыш-агу, не забывал этих слов: «Но пускай их, басурманов, в край наш». А того, чтобы пришла хищная орда грабить и разорять край, мучить людей, угонять в полон тысячи и тысячи невольников, жаждали и король Речи Посполитой, и король шведский, и венецианский дож. Иезуитское отродье прямо из кожи лезло, лишь бы скорей орда появилась на Украине. Знали, псы, — это будет нож в спину Хмельницкому. Но Хмельницкий знал также, что орде решиться на подобный шаг именно теперь тоже нелегко. Новый хан должен на первых порах остерегаться. Проиграет битву — и прощай ханство.

Хмельницкий знал от своих людей, что в Бахчисарае посол короля Речи Посполитой панок Яскульский подговаривал Магомет-Гирея не мешкая послать войско на помощь королю, против казаков. Яскульский льстил новому хану, называл его Батыем. От имени короля обещал: когда они одержат победу над Хмельницким и Москвой, возьмет себе Магомет-Гирей царства Астраханское и Казанское. Более того — король не будет возражать, если орда придет в Москву и Киев.

Хмельницкому стало известно: Яскульский настаивал на том, чтобы хан разделил свою орду на две части: одну выслал на помощь Радзивиллу, а другую — Потоцкому.

Поражение, понесенное ширинским князем, несколько охладило беев и мурз. Магомет-Гирей без дозволения Стамбула и пальцем боится шевельнуть.

Все это предвидел Хмельницкий и раньше, а после уманской победы над Потоцким он мог держаться еще тверже.

Сейчас, когда Порта была занята войной с Венецией, возобновление морских походов донских и запорожских казаков было для нее большой угрозой. Опасаясь этого, Порта приказала хану медлить, тянуть время. Хмельницкий и это знал. Оттого, сколько льстивых слов ни ткал Тох-тамыш-ага, что бы ни говорил, Хмельницкий только улыбался, подливая послу в хрустальный кубок доброй мальвазии.

Силуян Мужиловский, как только посол замолчал, чтобы перевести дыхание, облил Тохтамыш-агу любезной улыбкой, показав ровные белые зубы, и сказал, по привычке наклоняя голову к левому плечу:

— Если и вправду мудрый диван хана Магомет-Гирея пребывает к нашему краю и к гетману нашему по-прежнему благосклонным, почему же визирь Сефер-Кази обещал послу Яскульскому двинуть орду против нас и Москвы? Ведомо хану и дивану, что мы договор с крымским царством соблюдаем и никакого нарушения его не допускаем.

Тохтамыш-ага блеснул раскосыми глазами.

— Султан велел хану идти войной на Московское царство, а не на гетмана.

Хмельницкий удивленно поднял брови. Посол заговорил так впервые. Шебеши-бей, сидевший в Чигирине три месяца, о том и не заикался.

— Как же вам идти войной на Московское царство, — спросил Хмельницкий, не выпуская трубки изо рта, — если мы под рукой царя Московского?

— А вы дома сидите, — хитро усмехнулся Тохтамыш-ага, — от ляхов обороняйтесь, а мы свое будем делать.

Хмельницкий заглянул в бегающие глаза посла. Положил на стол трубку. Сказал коротко:

— Того не будет. Пойдете войной на Москву — все равно с нами воевать начнете. На Сечи стоят мои отряды, и в Кодаке стоят. И еще будут полки, сколько понадобится. Встретят вас за Перекопом. Знайте о том.

Мужиловский с беспокойством поглядел на Хмельницкого: «К чему такая откровенность?» Но Хмельницкий не обратил внимания на предостерегающий взгляд полковника.

— С тем отпускаем мы тебя, пан посол, дабы ты все это передал нашему брату хану Магомет-Гпрею. Если вам наша дружба горька, то слаще ее вы все равно не найдете. Мы давний договор с вами рушить не станем, если вы первые его не порушите. А коли порушите, — Хмельницкий повысил голос, легонько ударил рукой по столу, — коли порушите, то вините потом себя, и только себя.

— Много земель разгневали вы тем, что поддались под руку царя Московского, — сказал резко Тохтамыш-ага.

— Мы ничьего гнева не боимся, — ответил Хмелъницкий, — кроме божьего да царского. А царей чужеземных гнев нам не страшен. Если же хан, польстившись на деньги, которые ему паны-ляхи обещают, хочет договор с нами нарушить…

Тохтамыш-ага протестующе замахал перед собой руками.

— Хан одного хочет, — чтобы ты, ясновельможный гетман, от Москвы отступился. — Ханский посол прижал руки к сердцу. — Зачем тебе с нею союз заключать? Султан на тебя в гневе, король польский в гневе, император римский в гневе, — Тохтамыщ-ага загибал пальцы на правой руке, — князь Ракоций прямо ногами топочет, так зол на тебя, воевода Стефан к хану послов присылал, что будет его поддерживать, если пойдет светлый хан войной на тебя.

Тохтамыш-ага начал загибать пальцы на левой руке.

— Король шведский Карлус тоже отписал в Стамбул, что пошлет своих солдат воевать тебя, ежели от Москвы не отступишься…

Хмельницкий с нескрываемым ехидством спросил:

— А что ж ты еще не посчитал папу римского, венецианского дожа, курфюрста саксонского, французского короля…

Хохотнул коротко. Вытер ладонью лоб. Поднял глаза на Тохтамыш-агу. Тот не выдержал злого блеска его глаз. Смешался. Подумал про себя: «Гяур! Настоящий гяур!»

— Скажи, посол, хану: надежда наша на царя Московского, и от Москвы мы не отступимся, пока у нас душа в теле. И дети наши того не сделают, и так же будут поступать дети детей наших, и никогда на свете такой измены не произойдет, потому что в союзе нашем, который мы в Переяславе заключили навеки, на который присягу дали всем народом, — жизнь наша!

Хмельницкий поднялся, давая понять, что переговоры окончены.

Встал Тохтамыш-ага.

Стоял, опершись руками о край стола, Силуян Мужиловский.

У Хмельницкого дергалась бровь. «Довольно попил я стыда из вашего кубка мира. Теперь не те времена! Не те!» Чуть не сказал вслух: «Теперь уже не тот пан, за кого хан!» Заместо того сказал твердо:

— И еще, пан высокий посол, передай нашему возлюбленному брату хану Магомет-Гирею: ежели задумал он порушить договор с нами и пойти войной на нас, то пусть знает — будем биться с ним, как с лютым недругом, на земле и на водах, сколько бог даст помощи, силы и разума.

Перевел дыхание и повторил:

— Так и скажи, пан посол: биться будем на земле и на водах.

Тохтамыпг-ага понял хорошо, почему повторил Хмельницкий эти слова про землю и воды. Появление на Черном море казацких стругов, чаек и челнов было бы нестерпимо не только для хана, но и для султана. А чего не хотел Мохаммед IV, султан турецкий, о том и помыслить не смел хан крымский Магомет-Гирей. Гяур Хмельницкий хорошо знал, куда метит.