Неля Мотрошилова - Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)

• Название: Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)
• Автор: Неля Мотрошилова
• Издательство: «Наука»
• Жанр: Философия
• Год: 1984

Книга представляет собой монографическое исследование становления философской мысли Гегеля (от ранних работ до «Науки логики» включительно), проведенное под углом зрения проблем системности и историзма.

Впервые в советской литературе обстоятельно анализируются работы Гегеля раннего периода (в том числе непереведенные на русский язык). В ходе исследования дается критический разбор положений западного гегелеведения 60 – 70-х годов.

---

Оценивая работу 1801 г. с точки зрения интересующих нас проблем системности и историзма (в связи с идейным развитием философского сообщества), мы вправе сделать следующие выводы.

1. Гегель пока еще не готов разработать собственную философскую систему. Но мыслитель уверен: новая философская система должна быть создана; более того, она обязательно будет создана, побуждаемая и пробуждаемая «живым духом» философствования. Имманентная цель системы – обеспечить внутреннее единство многомерной философской проблематики. Предварительно должны быть, как полагает Гегель, выявлены основные критерии философского системного мышления. Мыслитель формулирует требования к системе философии, которые представляются немаловажными. Недаром же и впоследствии Гегель не изменит некоторым из них. В основание системы надо положить, согласно Гегелю, диалектический принцип противоречия, единства противоположностей в форме тождества субъективного и объективного, который конкретизируется через единство «Я и природы, чистого и эмпирического самосознания, познания и бытия, самополагания и противополагания конечного и бесконечного» 53.

Итак, Гегель стал продумывать критерии философской системы диалектические требования к ней. Работа «Различие между системами философии Фихте и Шеллинга» является шагом на пути формулирования Гегелем принципиальных для него идеалов системного философского мышления. Возникает один из первых проектов членения философской системы.

2. Гегель отныне будет считать альфой и омегой системной работы сопряжение теоретического и практического разума, наук о природе и наук о человеке, в конечном счете во имя объединения необходимости и свободы. Идеал свободы по-прежнему ставится во главу угла, но уже более тесно связывается с необходимостью. Только благодаря их диалектическому объединению, как полагает Гегель, философ и философская система способны пробиться сквозь «обособление», «отчуждение», неминуемо присущих самому духу системности, – пробиться к «вечности», целостности, включиться в совокупную историю человеческой культуры, человеческого духа. Этот процесс столь же неизбежен, сколь и драматичен.

3. Избран, таким образом, особый стиль рассуждения о системах и системности философии. Испытывая на себе влияние традиционной абстрактной философии (с ее метафизическими, логико-гносеологическими темами и методами), Гегель вместе с тем предпочитает своеобразный подход, при котором философско-метафизические, «спекулятивные» размышления о критериях «подлинных систем», об их судьбах переплетаются с абстрактными историческими сопоставлениями «вечности» и конкретной эпохи. В этом подходе, в этом сплаве есть еще один важный ингредиент – чувственность в форме переживаний, устремлений, разочарований философа, «обреченного» на новаторскую философскую работу.

4. Перечисленные особенности философии Гегеля были в немалой степени связаны с острыми размежеваниями внутри неофициального философского сообщества, в стане философов-новаторов, в рамках того на первый взгляд целостного, но по сути дела весьма противоречивого историко-философского образования, которым была формирующаяся немецкая классическая философия. Это дискуссии глубоко содержательные – за каждым оттенком критического анализа скрываются в дальнейшем более основательно исследуемые узлы философских проблем. Это дискуссии внутри высокой философской культуры, что отличает их от полемики Гегеля с системосозидающей официальной философией.

2. Борьба с псевдосистемами философии. Первые «логико-метафизические» системные проекты

Как сообщает Куно Фишер, в Йенском университете в период работы в нем Гегеля существовало «засилье» философов: «Гегель попал в непроходимую чащу специалистов-товарищей» 54. Названы имена тогдашних йенских философов: И.Ф. Фриз, К.X. Краузе, И.Б. Шад, Ф. Аст, Г. Грубер, Г. Генрици – имена, в сегодняшней истории философии в сущности забытые. Скорее всего, отношения Гегеля с «философской общиной» Йены внешне были спокойными и прохладными. (Более близкими для начинающего преподавателя Гегеля были профессор ботаники Ф.И. Шельвер, известный тогда физик Т.И. Зеебек, которого высоко ценил Гёте; переводчик Тассо, Ариосто и Кальдерона И.Д. Гриз и издатель К.Ф. Фроман.)

Что думал Гегель о типичной для тогдашней Германии официально принятой философии, гадать не приходится. Гнев и ненависть против «философских ничтожеств», против господствующей и воинствующей серости у Гегеля и его друга Шеллинга не смягчились. Более того, теперь им решено было дать выход, для чего использовалась главным образом «Эрлангенская литературная газета», где был помещен ряд очень резких, блестящих рецензий Шеллинга и Гегеля (в переписке Гегеля имеются деловые и в то же время довольно откровенные письма к издателю газеты профессору Г. Мемелю). Затем был учрежден «Критический журнал философии», совместное издание Шеллинга и Гегеля – других авторов у нового журнала, кажется, так и не нашлось. Программа действий двух друзей против официальной философии, а одновременно и программа будущего журнала была определена Гегелем в одном из писем так: «Оружие, которым журнал намерен пользоваться, крайне разнообразно: можно назвать его дубинкой, бичом, колотушкой. Для доброго дела и ради gloriae Dei [славы божией] может пригодиться что угодно. Конечно, – предвидит Гегель, – многие будут на это жаловаться, но ведь „прижигание“ и в самом деле стало необходимостью» 55.

Гегель ничего не опубликовал против своих коллег по университету, что, пожалуй, в свете исторической перспективы можно признать и невезением для йенских философов, ибо имена тех, на кого обрушился-таки сарказм гегелевской критики, все же чаще употребляются в истории философии – правда, как приложение к очерку развития идей великого философа. Но «великим» Гегель в Йене пока еще не казался; его будущее вряд ли рисовалось доцентам Йены сколько-нибудь ясно. Зато наверняка находились коллеги, которые смотрели на уже не молодого, но еще только начинающего университетское преподавание Гегеля с «высоты» зазубренной немецкой доцентской философии (вспомним, Гегель читал лекции суховато, без внешнего блеска, почему он не сразу стал популярным лектором). Против кого непосредственно были направлены Гегелем удары «дубинок и колотушек», предназначаемые, конечно же, всей официальной немецкой философии? «Рейнгольд, Боут[ервек], Круг и другие, – пишет Гегель редактору „Эрлангенской литературной газеты“ Мемелю, – люди одного сорта; каждый называет свою совершенно случайную и незначительную форму [мышления] оригинальным открытием и ведет себя как философ. Cardo [осью], вокруг которой мы должны вращаться, является утверждение, что эти господа не имеют вообще никакой философии» 56. Можно наверняка утверждать, что запальчивость Гегеля, сражающегося за «подлинную» философию, вызывала приблизительно такую ответную реакцию: а что создал в философии, что опубликовал сам критик? Да какое имеет право выражать требования и оценки от имени философии, отлучать от философии почтенных профессоров довольно-таки скучный лектор и автор одной-двух небольших работ?! История уже рассудила, что Гегель такое право, бесспорно, имел. Но суд истории, однако, вещь довольно отвлеченная, когда дело идет о сегодняшней жизни.

Что же в Йене в начале века поддерживало в Гегеле воинствующий пыл и уверенность в своей правоте? Ничего, кроме ощущения глубокой внутренней причастности к философии и кроме дружбы другого настоящего философа, Шеллинга. Как выяснилось, этого было не так уж мало. Война официальному сообществу философов была объявлена. Первые объекты нападения – кто они? Рейнгольд – философ, конечно, не рядовой, однако в начале XIX столетия сам себя записавший в разряд официозов; Круг и Боутервек были, видимо, «не лучше и не хуже» всех тех, про кого Гегель сказал: «…и другие». Добавятся Герштекер, Вернебург, тоже приобретшие вследствие этого честь стать «приложениями» к истории гегелевской философии.

К проблеме системности спор Гегеля с перечисленными философами тогдашней Германии имеет самое непосредственное отношение. Ибо если и существовала, что называется, зримая отличительная черта у такой философии, то это была амбиция буквально каждого философствующего доцента создать хоть какую-нибудь да систему, заложить не иначе как «первоосновы» философии и всех наук. Достаточно привести названия сочинений упомянутых господ: «Первоосновы спекулятивной философии» – так именовалось «учебное пособие», написанное Ф. Боутервеком. Ф. Герштекер в названии своей книги воплотил несколько более «скромные» претензии: «Опыт общепонятной дедукции понятия права из высших первоначал знания как основа будущей системы философии права». В. Круг же написал «Набросок нового органона философии».