Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

• Название: Воспоминания (1865–1904)
• Автор: Владимир Джунковский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8242-0147-5

В. Ф. Джунковский (1865–1938), генерал-лейтенант, генерал-майор свиты, московский губернатор (1905–1913), товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов (1913–1915), с 1915 по 1917 годы – в Действующей армии, где командовал дивизией, 3-м Сибирским корпусом на Западном фронте. Предыдущие тома воспоминаний за 1905–1915 и 1915–1917 гг. опубликованы в «Издательстве им. Сабашниковых» в 1997 и 2015 гг.

В настоящий том вошли детство и юность мемуариста, учеба в Пажеском корпусе, служба в старейшем лейб-гвардии Преображенском полку, будни адъютанта московского генерал-губернатора, придворная и повседневная жизнь обеих столиц в 1865–1904 гг.

В текст мемуаров включены личная переписка и полковые приказы, афиши постановок императорских театров и меню праздничных обедов. Издание проиллюстрировано редкими фотографиями из личного архива автора, как сделанные им самим, так и принадлежащие известным российским фотографам.

Публикуется впервые.

---

В 7 часов была всенощная впереди нашего лагеря, на которой присутствовали великая княгиня Елизавета Федоровна и принцесса Евгения Максимилиановна (жена принца А. П. Ольденбургского, нашего корпусного командира). После всенощной они пили чай в офицерском собрании. На другой день в 11 часов был церковный парад полку по случаю храмового праздника. В прежние годы всегда всем присутствовавшим на параде дамам и всем великим княгиням подносили по букету цветов, но император Александр III, не любивший роскоши, в 1884 году запретил на полковых праздниках эти букеты. Надо было что-нибудь другое придумать, и в прошлом 1885 году на полковом празднике мы, офицеры полка, придумали сделать ковер из живых роз полковых цветов: желтых, красных и белых, – ковер по размеру ковра в коляске. Этот ковер и был положен в коляску, в которой приехали их величества на парад. Когда по окончании парада подали коляску, то государь посмотрел на ковер и, пораженный красотой его, а может быть и предупрежденный своим братом Сергеем Александровичем, не рассердился, приняв очень милостиво такой обход своего повеления.

Ковер этот произвел фурор, все только и говорили, как преображенцы вышли из затруднения не подносить букетов.

В этом году пришлось придумать нечто другое – мы обвили цветами все стулья, стоявшие в шатре, из которого императрица, все великие княгини и дамы смотрели на парад, а по всему ковру в живописном беспорядке раскидали чудные розы на длинных стеблях. Наследник в этом году впервые официально обходил полк, здороваясь и поздравляя с праздником. Он приехал вместе с великим князем Георгием Александровичем, который страшно вытянулся и перерос своего старшего брата. Наследник с этого года стал ездить один по лагерю с конвойным казаком на козлах. Парад сошел отлично, потом был завтрак во дворце, на котором и наследник, и Георгий Александрович сидели среди офицеров полка, а не за царским столом. Наследник был очень разговорчив, интересуясь полком, малейшими деталями полковой жизни и службы. После завтрака мы, офицеры, вернулись в полк, куда приехали вскоре и наследник с Георгием Александровичем и наследным принцем Греческим.[189] Они смотрели увеселения, устроенные для солдат, и оставались до 6-ти часов, после чая в офицерском собрании уехали.

В 8 часов в собрании был ужин, из великих князей присутствовали: Владимир и Алексей Александровичи, Михаил Николаевич, Георгий Максимилианович и принцы Ольденбургские, отец и сын, а также принц Макс Баденский, сын Марии Максимилиановны.[190]

Георгий Максимилианович просил меня взять под свое покровительство молодого принца и не давать ему много вина, так как он недавно был болен катаром желудка. Я и сел с ним рядом, он произвел на меня очень хорошее впечатление своей выдержанностью и воспитанностью.

Во время обеда пел только что составленный в полку хор песенников, на манер Славянского.[191] После ужина в саду в открытом шатре пили кофе, в это время на площади стрельбища был пущен фейерверк, очень удачно и красиво.

Особенно красиво вышло с вензелями государя и императрицы. Вокруг них был устроен венок из проволоки, на которой были прикреплены одна возле другой коробочки с разноцветным составом из горючего материала. Все эти коробочки были соединены пороховой ниткой. Рядом с вензелем были два колеса, которые и подожгли.

Искры от колес попали на пороховую нитку, и весь вензель сразу зажегся, в этот самый момент певчие запели «Боже, Царя храни». Вышло и красиво, и эффектно. Затем стали варить жженку, появился крюшон, тут уже сами офицеры принялись петь полковые песни. Принц Макс все время просил меня переводить на французский или немецкий язык слова песен, что было очень затруднительно, и я ограничивался тем, что говорил: «Это в память 12-го года, это в память турецкой войны» – и т. д. С 12 часов ночи заступил цыганский хор и пел всю ночь. Я оставался до 6-ти утра, ушел последним. В 10 часов явился к князю Оболенскому и великому князю Сергею Александровичу по случаю отъезда в двухмесячный отпуск. Великий князь подтвердил свое приглашение и просил меня приехать в Ильинское к 22-му августа.

На другой день я уехал в отпуск, прямо к моим друзьям Михалковым в Назарьево, в их подмосковное имение. На станции Жаворонки меня встретила тройка, присланная из Назарьева. Я быстро промчался, хотя и по скверной дороге, 7 верст до имения, где радушно был встречен стариками Михалковыми и прелестной Алисой Логиновной, которой я все больше и больше увлекался. В деревне у себя она мне показалась еще более привлекательной, несмотря на то что ее прелестная фигурка была несколько испорчена, она ожидала в начале зимы ребенка.

Мы проводили целые дни вместе, гуляли, читали вслух, обедали всегда у стариков, после чего я обыкновенно читал им громко, что доставляло им видимое удовольствие. Михалкова – мужа Алисы – не было, он находился в своем большом Южном имении в Донской области, и его все ждали, а он откладывал свой приезд.

Я познакомился в Назарьеве с очень милой семьей Апариных. Отец, Иван Федорович, был главным управляющим у старика Михалкова, это был на редкость идеальной души человек, для Михалковых это был клад, жена его Анна Евграфовна была святая женщина в полном смысле этого слова, это была сама кротость. У таких родителей не могло быть нехороших детей, две дочери, Надежда и Мария, и сын Григорий были достойными детьми своих родителей. Конечно, у них были у каждого свои недостатки, но основание их душ они унаследовали от своих родителей. Я очень сблизился впоследствии со всей семьей. Иван Федорович недолго прожил после того, что я познакомился с ним, через два года он скончался, оставив жену и детей.

Две недели, проведенные мною в Назарьеве, прошли быстро, незаметно, не хотелось уезжать. Я усердно переписывался с моей матерью и сестрой – мы все переживали в это время тревогу за брата моего Николая, который под влиянием нашего племянника Дмитрия Хилкова стал увлекаться идеями Толстого и решил выйти в отставку и жениться на крестьянке. Мою мать это очень тревожило и огорчало, сестру также. Я считал это полной утопией, совершенно не мог примириться с настроениями брата. Во всех своих мыслях и тревогах за брата я находил большую поддержку в Алисе Логиновне, которая своим здравым умом и сердечностью смягчала мое настроение.

19-го августа праздновали рождение маленькой Бэби, дочки Алисы, ей минуло два года. По этому случаю был шоколад, и эта прелестная маленькая девочка, с ямочками на щечках, как у своей мамы, одетая в белое нарядное платьице, принимала гостей. Она получила от всех подарки, от меня маленькую ванночку с куклой в ней, которую она каждый день после стала мыть небольшой губочкой. Это был прелестный ребенок, несмотря на свои два года, она все решительно понимала и говорила, была очень привязана ко мне, дала мне название «Гудо», под каким именем я и фигурировал в семье Михалковых в то время. 23-го августа пришлось ехать в Ильинское, покинуть моего друга Алису Логиновну, которая за эти две недели [стала] мне еще ближе. В два часа дня я выехал из Назарьево, меня трогательно все провожали, просили еще приехать, до второй версты я дошел пешком с Алисой Логиновной, которая хотела меня несколько проводить, а затем я сел в михалковскую коляску тройкой и покатил в Ильинское, которое в 15–18-ти верстах от Назарьево. Не без смущения подъезжал я к Ильинскому.

Когда я выехал на огромный заливной луг против Ильинского дворца, то смущение меня охватило еще больше. У ворот меня остановил сторож и сказал, что помещение мне приготовлено в домике «Миловид», куда он и проводил меня. Здесь меня встретили человек пять лакеев и приказчик – все преображенцы, служившие при мне в полку. Один из лакеев представился мне и сказал, что назначен ко мне, он провел меня в мои комнаты, где уже были разложены мои вещи, посланные мною раньше на подводе. В том же домике жил обер-гофмейстер Озеров, очень милый старичок, состоявший при великой княгине Марии Александровне, гостившей в то время в Ильинском. Гостиная у нас была общая, затем у меня кабинет, спальня, уборная со всеми принадлежностями.

Очень мило все было убрано. Минут через пять по моему приезду пришел ко мне граф Стенбок и сказал, что все уехали за грибами, но скоро приедут. Я с ним выпил чаю, и он мне сказал, что я могу требовать у человека все, что угодно: кофе, чай, вино – в любое время, а день проводят так: встают когда угодно, и до завтрака каждый предоставлен сам себе. Завтрак в час дня, затем прогулка, обед в 7.30, после все вместе, кто читает, кто рисует, кто играет в карты, все в одной комнате и пьют чай, в 11 часов – спать. В 5 часов приехали все с прогулки, т. е. великий князь Сергей Александрович, великая княгиня Елизавета Федоровна, великая княгиня Мария Александровна, ее фрейлина Перовская, Васильчикова, Шнейдер, великий князь Павел Александрович,[192] Степанов.

Озерова Стенбок послал доложить великому князю, что я приехал, а я тем временем прошел к Васильчиковой, куда за мной и пришли. Великий князь принял меня в кабинете, был страшно любезен, сказал, что это очень мило с моей стороны, что я приехал, не забыл и рассказал мне все, что было в полку за последнее время, расспрашивал про Михалковых, про мою мать, сестер; затем показал кабинет весь, который остался в том же виде, как у покойного государя. Половина седьмого он простился со мной и сказал, что перед обедом я увижу его жену и сестру. Я отправился к себе разложить вещи. Ильинское находится на Москве-реке, с балкона прямо вид на реку, на громадный луг и сосновый лес, где устроен парк и куда ездили всегда за грибами. Посредине сада дворец деревянный, двухэтажный, снаружи не очень красивый, но внутри роскошно убранный, скорей по-городскому.