Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

• Название: Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
• Автор: Борис Пшеничный
• Издательство: Адиб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

Нам нужно зеркало, чтобы видеть себя. Для писателя Бориса Пшеничного фантастика — это «зеркало», которое дает возможность лучше увидеть и понять реальный мир — от человека до вселенной.

---

Ему никто не объяснил, что делать, когда это случится. Но ни растерянности, ни колебаний он не испытывал. Бросился из комнаты — и не к основному выходу, а к боковому. Знал ведь: так быстрей! Со ступенек прыгнул в темноту, побежал напролом, веря, что и вслепую выберется к Башне.

Она призрачным облаком выплывала из ночи. Спрятанные по обочине поляны прожектора в четверть накала освещали ее основание. В рассеянном свете еще угадывались очертания нижних ярусов, а вершина терялась где-то в звездной выси.

Прямо по ходу обозначился портал. Марио направился к нему, не представляя пока, как он проникнет во внутрь и как заявить о себе — голосом, пинком в ворота или же существует какая сигнализация. Литая броня дверных створок отсвечивала холодным блеском. Что стоять, что ломиться — с одинаковым успехом можно было до скончания века.

Ждать однако не пришлось. Створки бесшумно разошлись, пропустив его в просторный бункер, и тут же сомкнулись. Прекрасная ловушка, мелькнула мысль, но созреть не успела: справа в стене образовался проход. Марио шагнул в проем и очутился в кабине лифта. Что это за лифт, он понял, ощутив ускорение подъема. Он плохо помнил свое состояние, вс^ что происходило с ним, напоминало сон. Вот только пробуждение почемуто не наступало. Лифт уносил его в неизвестность, и даже воображение забастовало: он и отдаленно не мог представить, что увидит сейчас.

…задул ветер, заструился, застучал по бумаге песок. Марио очнулся от дремы, сбросил с лица газету. Зеленое солнце ударило в глаза, и весь ослепительный яркий день казался ему со сна зеленым. Во рту пересохло, за ушами и под подбородком щипало от пота. Долго же он спал, если так его разморило. С трудом поднялся, стряхивая въевшийся в кожу песок, выбрался из ложбинки. Кто-то еще был на берегу. Вначале он увидел сложенные на камне вещи, потом женщину. Она выходила из воды, вытирая ладонями лицо. Удивилась, заметив его, — откуда он тут взялся, но не испугалась и даже не попыталась прикрыть руками наготу, как это делают застигнутые врасплох женщины. «Ты что, не видел голых баб?» — сказала без всякого недовольства и пошла к одежде. Он присел на корточки, смотрел, как она одевается. Мир все еще казался зеленым. «А ты не псих?» — спросила она, когда он, увязавшись, приплелся в поселок и уже стоял на пороге дома. «Ладно, заходи, — сказала она. — Только на столе у меня ничего нет. Могу сварить креветки, если хочешь»…

Похоже на пустующую оранжерею, нет, скорее на операционную, только неимоверно большую, для исполинов. По периметру круглого зала шли хромированные конструкции, образующие сложный причудливый узор, отчего стены казались ажурными. Полумрак съедал краски, размывал очертания предметов, усиливая ощущение гулкой пустоты и циклопичности помещения. Но что это? В центре зала на массивном мраморном постаменте, как в гнезде, покоилось гигантское яйцо. За прозрачной скорлупой фосфоресцировала плотная масса, испуская трепетное голубое сияние. Марио решил, что это каким-то образом отражается свет звезднад куполом Башни висело ночное небо.

— Ты любишь смотреть на звезды?

Вопрос прозвучал громом, хотя это был голос не робота, а человека и нес в себе всю полноту красок.

— Звезды? — эхом повторил Марио, не улавливая, к кому обращаться. — Не знаю, не замечал. Да и где, когда? В городе какие звезды?!

— Небо для всех одно, люди разные. От человека зависит: для одного — это блажь, у другого — душа требует.

— Может, и так, — согласился Марио. — Что-то похожее толковал мне однажды пастор.

— На исповеди?

— Нет, в поезде, ехали случайно вместе. Верующим меня не назовешь.

— Вообще не веришь? Ни во что?

— Почему же, верю, к примеру, что мне когда-то повезет.

— В чем?

Разговор все больше напоминал допрос, только ответы требовались исповедальные, и спрашивали его о вещах, о которых ему и задумываться раньше не приходилось. Он удивлялся, что как-то ухитряется еще отвечать.

— Подойди с другой стороны, там кресло, — предложил голос.

Марио обогнул постамент, устало сел и сразу почувствовал облегчение. В зеркальной глубине мрамора увидел свое отражение — и то дело, сойдет за собеседника.

— Так что же ты ждешь от жизни? — переспросил голос.

Ха! Он, должно быть, считает, что у человека на все есть готовые ответы.

— Разобраться, так и вправду ждать нечего, — сказал Марио. — Устроены мы так: надеешься на лучшее, а какое оно, лучшее, сам толком не знаешь.

— Продолжай, мне интересно.

— Интересного тут мало. Если живешь, как бродячий пес, то и сказать, чего тебе хочется, не так-то просто. Бросили кость — хвостом виляешь, дали пинка — скулишь. Скулить не хочется, да и хвостом вилять тоже не очень приятно.

— Давай уточним: ты имеешь в виду дом, семью, работу?

— Само собой. Без этого какой ты человек.

— Что еще? Допустим, все это у тебя есть, дела твои процветают. Дальше что? Я согласен, голодный и куску хлеба рад. Но вот он насытился. И все? Желать ему больше нечего?

Он что, смеется или считает меня кретином?

— Не обижайся, Марио. Все люди с причудами, а мне тем более простительно. Я ведь могу спросить о чем угодно, о странных порой вещах. Например, что чувствует человек, когда его «разморило». Или какой вкус у креветок.

Марио насторожился. Обмолвка не могла быть случайной.

— У одного писателя, — продолжал голос, — я прочел: зеленое солнце. Потом спрашивал многих, какого цвета солнце, так некоторые тоже обижались.

— Солнце бывает зеленое, — сказал Марио.

— Теперь я знаю. Конечно, вопросом можно обидеть, даже причинить боль. Но как еще я могу узнать людей? Однажды совсем нехорошо получилось. Прошел конкурс детского рисунка. Первый приз получила девочка восьми с половиной лет. Ее звали Несса. Она нарисовала сломанное деревце и надвинувшуюся на него какую-то тень — не то здания, не то сапога. В газете была репродукция: сломанное деревце и тень, ничего больше. Я говорил с этой девочкой. Не здесь, разумеется; попросил встретиться с ней Эгона Хагена, у него с детьми получается. Но разговаривал я, только девочка об этом не догадывалась. И надо же было так неловко спросить, до сих пор себя ругаю. Хочешь, говорю, чтобы дерево на твоем рисунке снова росло, а вместо тени над ним светило солнце?

— Что же сказала девочка?

— Ничего. Она заплакала. И я, кажется, понял почему, только поздно… Извини, если что не так, но мне нужно еще о многом тебя спросить.

Отображение в мраморе шевельнулось — Марио положил ногу на ногу.

— Постарайся меня понять, — голос взывал к вниманию. Человек ведь состоит из желаний, надежд. Это как бы мера его существования: каковы твои устремления, таков и ты. Высокого хочешь — ты значителен, если же только живот набить — ничтожество. Потому и интересует меня, кто чего ищет. Понимаешь?

Нет, до Марио доходило с трудом. Абстракции всегда вызывали в нем раздражение, он не доверял им, как не доверял упаковочному ящику, не видя что в нем, — там мог быть и мусор. Рассуждать он не любил и не умел, философ из него никудышный.

— А кто мне судья? — спросил он агрессивно. — Кто скажет, чего я стою, если я сам не знаю, чего мне хочется.

— Оставим это, — ушел от ответа голос. — Послушай дальше, мой главный вопрос еще впереди. Знает человек о своих желаниях или не знает — не в этом суть. Они все равно есть, и люди стремятся к ним. Но как? Увидел на яблоне плод, навалился — и сломал дерево… Умница девочка. Надо же, восемь с половиной лет — и так понять! Тебе не хочется ее повидать?

Марио промолчал. Он не мог уловить канву разговора, его смысл и испытывал смутное беспокойство и тревогу.

…машина стояла в гараже, за домом. Пользовались ею редко. За две недели, как его привезли на ранчо, лишь однажды он услышал шум мотора. Выбежал во двор, но опоздал — только пыльный след. «У отца дело в городе, — сказала женщина, ласково посмотрев на него грустными глазами. — Он скоро вернется». После обеда машина снова была в гараже… Марио плотно прикрыл за собой ворота, выждал, пока глаза забудут солнце. Кабина его не интересовала, там никого нет. Таинственное существо жило в железной коробке. Это к нему лазают головой люди и шепотом о чем-то договариваются, Он видел, как открывают капот, и без труда откинул крышку. Пахнуло нагретыми парами бензина, мотор еще не успел остыть…

— Ведь и ты ломал деревья, а, Марио? Вспомни, в детстве. Было, было. Все мальчишки что-нибудь ломают. Но и это не главный мой вопрос… Подожди минутку, что-то передают. Голос отключился, и на несколько секунд установилась пронзительная тишина. Марио подался вперед, всматриваясь в свое отражение. Он не узнал себя: на него смотрело чужое лицо. Воздух дрогнул. — Извини, сообщение из Женевы. Начались переговоры. Тебя это интересует?