Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

Слушатели одобрили обстоятельства травмы.

– Главное, как вы понимаете, – продолжал доктор, – надо было сделать так, чтобы все скользкие моменты диагноза и обстоятельства были сокрыты от внимания политического управления и жены. Сделать это далеко не просто, т.к. при поступлении подобных больных из приемного отделения госпиталя уходит телефонограмма в медицинский отдел, ОУС и ПУ флота с подробным изложением причин и следствий. Телефонограммы, естественно, уже ушли. Бог не выдаст – свинья не съест.

Я взял в “приемном” чистый бланк истории болезни и заново ее переписал, убрав из диагноза “алкогольное опьянение”.. Причины травмы изложил так: “ В 1 час 30 минут производил дома покрасочные работы. Упал со стремянки”.

– Кто же ночью потолок красит? С бабой лежать надо!

– Дал маху, док!

– Сам, небось, по ночам только с койки можешь сорваться!?

– Ха... ха... ха... И-го-го...

– Ша, жеребцы! Слушайте. Из госпиталя я поехал в медотдел, и там коллеги мне помогли в “журнале учета телефонограмм” изложить свою версию происшедшего. Только прибыл на корабль – зам к себе требует. Вхожу. Излагаю, не моргнув глазом, всю историю. В личной интерпретации, конечно. Раздался звонок. Звонил член военного совета. Выслушав речь высокого начальства, наш повелитель душ возразил:

– Не совсем так, товарищ ЧВС! Вот передо мной стоит мой НМС. Он только что прибыл из госпиталя. Да! Лично! Он утверждает, что Веселовский пьян не был. Да! И в окно не лез! Дома со стремянки. Есть. Сейчас бегу.

– Ну и заварил ты кашу, док. Идем к ЧВСу. Можешь уже лейтенантом себя считать.

Приходим. ЧВСу излагаю по той же схеме.

– Слушай, лейтенант, – это мне ЧВС, – вот передо мной лежит документ. Он уличает тебя во лжи. Я этого не потерплю!

– Не могу знать! Но я лично смотрел историю болезни.

ЧВС заколебался. Позвонил начальнику госпиталя. Григоренко, затребовав из отделения историю болезни, подтвердил мои слова. Начмед флота, которому позвонил ЧВС, сделал то же самое. В ОУС ЧВС не звонил. Наказали только дежурного по госпиталю врача. За ошибки, допущенные при передаче информации в ПУ. Однако, ЧВС, догадывающийся о сути происходящего, объявил дежурному замечание. Но мой кореш все же в поход не пошел. Не успел. Жена пострадавшего получила информацию из моих уст, где причина травмы выглядела так: “Сбит автомобилем, который с места происшествия скрылся”. Поверить в это ей очень хотелось. И она поверила.

Одобрили действия эскулапа, приняли “на грудь” и разошлись в пять часов утра.

Глава 45 КОРАБЕЛЬНЫЕ БУДНИ

Адмирал с группой офицеров прибыл на корабль в 7.00. Сыграв экстренное приготовление к бою и походу, проверив действия командира по учебной тревоге, боевую слаженность ГКП – БИП, ГКП - ПЭЖ, проинструктировав дежурные расчеты ПВО, вахтенного офицера и вахтенного штурмана, адмирал, наконец, угомонился и убыл в каюту флагмана. Моментально разнесся слух: требовательный, знающий, толковый. Хорошо. Во время оно ЗНПО Патрон тоже не терял времени даром: он беседовал с личным составом. В результате бесед было установлено, что:

– на корабле полно тараканов;

– на корабле полно крыс;

– на корабле матросы, получая хлеб, прижимают его к потным телам по пути в кубрик, а затем... о, ужас! едят;

– на корабле существуют неуставные взаимоотношения;

– на корабле имеют место быть случаи пьянства;

– на корабле имеются недостатки в организации БП, ПП, питания, водоснабжения, быта, мед.обеспечения...

– и т.д.

Ужас! Застрелиться и не жить! Флагарт, как ветеран эскадры, отдыхал в каюте командира ракетно-артиллерийской БЧ. Вернее, тоже беседовал.

Турбины мерно гудели, взвалив свою мощь на лопасти винтов. Возле каюты НМС надрывался в диком грохоте бытовой кондиционер фирмы “Дагдизель”. Или какой-либо другой фирмы с Урала. Но слуховой аппарат доктора водопад децибел уже не воспринимал. Адаптация.

Милю за милей поглощая пространство, крейсер следовал на юг. День за днем жизнь уходила из измученных вахтами, зноем и одиночеством тел военморов. Да! Моряки считают себя одинокими даже в тысячных коллективах – рядом нет близких, любимых, родных Но каждое утро, с неизбежностью менструаций одинокой морячки, ЗНПО “Гильза” на утреннем докладе докладывал:

– На корабле полно тараканов!

Адмирал, взглянув на старшего лейтенанта медслужбы, изрекал указание НМСу и отмечал работу ЗНПО.

Назавтра ЗНПО докладывал, что на корабле полно крыс... Адмирал, взглянув на старшего лейтенанта медслужбы, изрекал указание НМСу и отмечал работу ЗНПО. Назавтра ЗНПО докладывал.... Адмирал, взглянув на..., изрекал... Сплошная проституция!

Ежедневно получать указания адмирала старшему лейтенанту не очень приятно, тем более, что указания отдавались зачастую в исключительно вежливой форме. На все возмущения эскулапа, которые тот выплескивал в каюте командира, последний советовал молчать или говорить: “есть!” В любой ситуации начальник всегда прав. Обстановка взвинчивала нервы, и без того натянутые до предела. Однако, дни шли за днями, а изменений в серой череде походных будней не предвиделось. И не могло быть. Система.

Еще при стоянке на острове Сокотра хирург крейсера Ситкин В.В. был изъят из дружного коллектива МС, посажен на МТ “Якорь” и отправлен в Персидский залив. Попытки мои воспрепятствовать сему распоряжению флагмана закончились отрицательным результатом. Это значит, что кроме обязанностей НМС, я вынужден был взвалить на себя обязанности врача-хирурга. Естественно, не получив прибавки к зарплате. Сложная эпидемическая обстановка в районе плавания и порту захода (Мапуту), куда направлялся крейсер, требовали от медицинской службы напряжения всех сил и четкой слаженности действий, чтобы не допустить “никакой холеры”, как любил выражаться СПК капитан третьего ранга Халевин.

Огромный объем работы, огромная ответственность и ежедневные вводные, подкидываемые мне заместителем НПО, способствовало накоплению в мозгу доктора отрицательных эмоций, которые – в свою очередь – нарушали баланс и механизм регулирования процессов торможения и возбуждения в коре головного мозга. А подобное не способствует созданию теплого психологического микроклимата в коллективе. (Надо учесть, что и все остальные члены коллектива точно в таком же положении и состоянии). В данной ситуации возможны разного рода конфликты, возникающие по совершенно незначительным поводам, на которые в условиях берега никто и внимания не обратит.

Однажды, только что вымотанный проведенной операцией, мокрый от пота и злой на весь мир и самое себя, я зашел в кают-компанию. Офицеры обедали. Одновременно выясняли нелепый вопрос: кто лучше – доктора или политработники? Четырнадцать инженеров человеческих душ уверяли, что лучше политработники, а остальная часть коллектива утверждала обратное. К согласию прийти было совершенно невозможно, однако, зам, увидев вошедшего доктора, обратился к нему с вопросом:

– Мы знаем, что вы, доктор, коммунист принципиальный. Вот и скажите нам, кто лучше: доктора или политработники?

Не вникнув, как следует, в суть происходящего, я все же рискнул дать рискованный ответ:

– По существу вопрос поставлен неверно. Лучше его сформулировать так: кто нужнее? Отвечаю. Нужнее флоту врачи. Но если вопрос поставлен именно так, то... лучше опять-таки врачи.

Тень, пробежавшая по лицу зама, и шум недовольства за столом политработников не насторожили меня.

– Поясните свою мысль, – требовательно изрек зам.

– На наличие любовницы у военмора врачи смотрят, как на любовь, а не как на партийную распущенность.

Кают-компания разразилась хохотом и аплодисментами. Все, за исключением..., признали, что врачи лучше. Я же за столь откровенную формулировку мыслей автоматически попал в немилость к заму большому и обеспечил недоброжелательное отношение к себе всех замов маленьких. Нужно было ждать неприятностей. Мелких, закулисных, исподтишка. Об этом и сказали своему товарищу командиры боевых частей, собравшиеся вечером в каюте механика за чашкой чая.

С этого дня любые мои высказывания по вопросам нравственности, политики, этики, педагогики, организации службы или жизни земноводных в дельте Амазонки, непонятным образом вдруг начали принимать только политическую окраску. В оценках политаппарата, конечно. К тому же из этих оценок всегда следовал логический вывод:

– Вы, Иванов, неправильно понимаете... даете неверную оценку... незрелый коммунист...

Самым великим криминалом в служебной деятельности эскулапа и символом его политической неблагонадежности считалось, что он никогда в своих выступлениях не ссылался на гениальные мысли лично Леонида Ильича, никогда не заявлял, что хотя бы раз в жизни был “воодушевлен решениями очередного съезда КПСС”. К тому же, однажды в ККОС в какой-то дискуссии высказал крамольную мысль: