Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

• Название: Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
• Автор: Александр Наумов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

Уѣздная моя работа стала протекать въ дружной обстановкѣ бывшихъ моихъ сотрудниковъ по Съѣзду.

Судебныя засѣданія обычно велъ С. А. Сосновскій, но нерѣдко приходилось и мнѣ предсѣдательствовать по дѣламъ, которымъ я придавалъ особо серьезное значеніе.

Составъ земскихъ начальниковъ я засталъ почти тотъ же, что былъ и ранѣе.

Исправникомъ былъ мой старый знакомый, почтенный А. А. Агатицкій.

Спокойный и ровный, Агатицкій превосходно зналъ полицейское дѣло, всю свою жизнь проведя на этой службѣ. Въ короткое время онъ сумѣлъ сдѣлаться общимъ нашимъ любимцемъ, почти со всѣми сойдясь на „ты”, несмотря на нѣкоторый свой уѣздно-обывательскій недостатокъ, заключавшійся въ томъ, что онъ водки совершенно не пилъ, въ рѣдкихъ случаяхъ лишь „пригубливая” какое-нибудь сладковатое слабое винцо.

Болѣе пріятнаго спутника, чѣмъ Александръ Алексѣевичъ, во время воинскихъ наборовъ, нельзя было себѣ представить. Надо, отдать справедливость, при немъ полиція была подтянута и исполнительна, но много говорить со своими подчиненными онъ не любилъ, да и... не умѣлъ.

Однажды, на одномъ изъ сборныхъ пунктовъ, по окончаніи набора, я попросилъ Агатицкаго поставить на видъ старшинамъ о необходимости должнаго содержанія зимнихъ дорогъ. — Это по твоей части, дорогой Александръ Алексѣевичъ, — сказалъ я ему, — прошу, какъ слѣдуетъ — внуши имъ”. Когда вошли къ намъ всѣ старшины, урядники и старосты, я обратился къ нимъ съ рѣчью, высказавъ все, что считалъ для общаго дѣла важнымъ и необходимымъ, и предупредилъ ихь, что съ ними сейчасъ будетъ говорить исправникъ. Онъ встряхнулся, оправилъ многочисленныя регаліи, всталъ въ величественную позу, солидно откашлялся и медленномъ длинными паузами, охрипшей октавой, произнесъ:— „Старшины! Скоро зима! вѣшки! слышите?!..” То была единственная публично-произнесенная „начальническая рѣчь”, слышанная мною изъ исправничьихъ устъ за все мое предводительское трехлѣтіе. Но дѣло у него въ уѣздѣ шло и — повторяю — хорошо шло.

Нашъ милый исправникъ былъ добрѣйшей души, деликатный въ высшей степени, временами даже застѣнчивый.

Любилъ я бывать въ его уютной Ставропольской квартирѣ, сплошь завѣшанной всевозможными фотографическими группами изъ прошлой его службы. Душевный простой и милый былъ человѣкъ.

Ставропольскимъ воинскимъ начальникомъ въ описываемое мною время состоялъ полковникъ Н. М. Стафіевскій — маленькій человѣчекъ, по внѣшнему своему виду лишенный всякой воинственности, вѣчно жаловавшійся на свой склерозъ, рамоликъ настолько, что временами онъ путалъ наименованіе царствующаго Государя въ своихъ начальническихъ публичныхъ выступленіяхъ передъ собравшимися новобранцами. Вообще много было у насъ на былой Руси добраго и хорошаго, но и немало встрѣчалось въ ея оффиціально-служебной жизни непонятнаго. По гражданскому - вѣдомству почему то часто сдавали все устарѣвшее или лишнее на складъ въ Сенатъ, а по военному — въ воинскіе начальники. Между тѣмъ, казалось бы, по заданіямъ Великаго Петра, отвѣтственныя должности слѣдовало бы снабжать отборными силами!

Секретаремъ Воинскаго Присутствія состоялъ Петръ Іустиновичъ Ледомскій. Онъ же, искони вѣковъ, безсмѣнный секретарь Предводителя Дворянства.

Одновременно съ моимъ избраніемъ въ 1902 году были установлены и особыя правила для замѣщенія должности секретаря Воинскаго Присутствія. Требовалось представленіе кандидата Предсѣдателемъ Уѣзднаго Присутствія и затѣмъ его утвержденіе Губернаторомъ. Я рекомендовалъ Начальнику Губерніи Ледомскаго, какъ человѣка аккуратнаго, знающаго, всѣмъ давно извѣстнаго и безусловно подходящаго для должности секретаря Ставропольскаго Уѣзднаго Воинскаго Присутствія.

Пришлось мнѣ вскорѣ послѣ этого быть въ Самарѣ. Являюсь къ Губернатору, А. С. Брянчанинову. Обычно онъ радушно меня встрѣчалъ. Вдругъ мой милый „Помпадуръ” величественно заявляетъ, что онъ не считаетъ возможнымъ утвердить представленнаго мною Ледомскаго, на томъ основаніи, что новая должность, „по духу закона”, требуетъ серьезнаго къ себѣ отношенія и должна быть замѣщаема лишь „людьми спеціальнаго знанія и настоящаго труда”.

Брянчаниновъ начальнически-снисходительно, не безъ нѣкотораго благодушія, далъ мнѣ понять, что мое представленіе Ледомскаго, вѣроятно, основано не на его пригодности для данной должности, а исходитъ изъ великодушнаго желанія „своему” человѣку предоставить лишнее матеріальное обезпеченіе... „У меня имѣется свой кандидатъ”, добавилъ внушительнымъ тономъ Губернаторъ, „подсказанный милѣйшимъ Иваномъ Афанасьевичемъ* — человѣкъ на самомъ дѣлѣ достойный и опытный дѣляга”...

Меня взорвало. Я не выдержалъ, всталъ и, стараясь сдерживаться, заявилъ Начальнику Губерніи, что подобная его оцѣнка личности моего кандидата носитъ совершенно произвольный характеръ, также какъ и высказанныя имъ догадки о самыхъ мотивахъ моего представленія. „То и другое, — добавилъ я взволнованно твердымъ голосомъ — по моему мнѣнію настолько порочатъ, какъ почтеннаго Ледомскаго, такъ и самого Предводителя, Подписавшаго представленіе, что дальнѣйшая служба послѣдняго представляется мнѣ, при подобномъ явно недовѣрчивомъ отношеніи Начальника Губерніи, совершенно невозможной. Потому, не желая входить въ препирательства съ Вашимъ Превосходительствомъ относительно личныхъ и служебныхъ качествъ достойнѣйшаго и давняго уѣзднаго работника Ледомскаго, принимая во вниманіе проявленное ко мнѣ недовѣріе со стороны Начальника Губерніи, я вынужденъ теперь же, передъ уходомъ изъ кабинета, заявить Вамъ, что обо всемъ зтомъ будетъ мною доложено моимъ дворянамъ-избирателямъ на предметъ избавленія меня отъ дальнѣйшаго несенія моихъ обязанностей Предводителя Дворянства, о чемъ имѣю честь Васъ предупредить”....

Во время произнесенія мною этихъ словъ Брянчаниновъ тоже всталъ, началъ махать руками, старался всячески меня успокоить. Окончивъ, я повернулся и пошелъ къ выходу... Замѣтно растерявшійся Губернаторъ догналъ меня, сталъ обнимать, приговаривая: „Да что Вы? Богъ съ Вами! Развѣ я хотѣлъ Васъ обидѣть?! Да пусть будетъ этотъ самый Ледовскій секретаремъ! Ради Бога лишь успокойтесь! Присядьте!” Этимъ я не удовольствовался и тутъ же, не уходя и не садясь, попросилъ Губернатора ускорить утвержденіе Ледомскаго. Былъ данъ звонокъ, вытребована бумага и подписана. О всемъ происшедшемъ городъ и губернія узнали изъ устъ болтливаго Брянчанинова, прозвавшаго меня „бѣдовымъ” молодымъ Предводителемъ. Дальнѣйшая совмѣстная наша съ нимъ служба протекала въ теченіе всего моего трехлѣтія гладко, мирно, и даже не помѣшало ему черезъ годъ украсить меня шейнымъ Станиславомъ...

Уѣздное предводительство обязывало работать въ двухъ направленіяхъ — въ уѣздѣ: въ качествѣ Предсѣдателя всѣхъ имѣвшихся въ немъ учрежденій всевозможныхъ вѣдомствъ и наименованій; въ губерніи — какъ участникъ засѣданій собраній Предводителей и Депутатовъ мѣстнаго Губернскаго Дворянскаго Общества, гдѣ обсуждались вопросы, связанные большею частью съ интересами чисто сословнаго характера.

Въ уѣздной жизни предводительская работа заключалась, прежде всего, въ ежемѣсячномъ руководствѣ засѣданій Уѣзднаго Съѣзда, не столько по судебнымъ разбирательствамъ, сколько по разсмотрѣнію административныхъ дѣлъ. Сюда, большей частью, входили дѣла земельно-общиннаго характера; ихъ было очень много и сущность ихъ подчасъ отличалась необычайной сложностью и путанностью.

Съѣзды я посѣщалъ аккуратно. Съ весны и до заморозковъ я пользовался удобнымъ сообщеніемъ изъ Головкина до Ставрополя по Волгѣ на пароходахъ.

По зимамъ приходилось совершать путь до Ставрополя на смѣнныхъ лошадяхъ, въ своихъ завѣтныхъ, дорожныхъ, удобныхъ саняхъ на „сибирскомъ” ходу,** обитыхъ лосиными шкурами съ волчьей полостью и прикрытыхъ сверху цыновкой.

Уляжешься, бывало, съ вечера въ Головкинѣ въ эти сани среди кучи подушекъ, со всѣхъ сторонъ закутаешься мѣховымъ одѣяломъ и въ такомъ видѣ остаешься во всю ночную дорогу вплоть до самаго утра..

Первый этапъ я дѣлалъ на своихъ лошадяхъ, а тамъ дальше начинались перепряжки.

Уляжешься съ вечера въ Головкинѣ, всласть выспишься, успѣешь долгими часами и помечтать, и кое-что пообдумать, любуясь на зимнее яркое звѣздное небо, на его мерцающія свѣтила. А въ это время, незамѣтно, одна пряжка замѣнялась другой, пока, наконецъ, утромъ, съ гикомъ и обычными своими поговорками, лохматый Евдокимъ не подкатывалъ лихо къ съѣздовскому предводительскому подъѣзду.

Пріятно бывало вылѣзти изъ саннаго логовища и расправить „заснувшіе” за всю дорожную долгую ночь члены. Вскорѣ появлялся на столѣ кипящій во всѣ свои отдушины, какъ зеркало вычищенный самоваръ, свѣжія, румяныя булки и добрая закуска. Часа черезъ два, бодрый и переодѣтый, я принималъ въ своихъ предводительскихъ аппартаментахъ очередные доклады и ожидавшихъ просителей.