Сергей Ченнык - Последний штурм — Севастополь

• Название: Последний штурм — Севастополь
• Автор: Сергей Ченнык
• Издательство: Гала
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-1539-36-4

«Последний штурм» — пятая из книг, посвященных Крымской кампании (1854-1856 гг.) Восточной войны (1853-1856 гг.) и новая работа известного крымского военного историка Сергея Ченныка, чье творчество стало широко известным благодаря аналитическим публикациям на тему Крымской воины.

В основу исследования легло одно из самых трагических событий последнего месяца героической защиты Севастополя во время Крымской войны. Тогда, в результате целого ряда ошибок русского командования, ставших для крепости роковыми, войска союзников сумели занять город.

Но последний штурм не стал для них «легкой прогулкой», превратившись в испытание с многотысячными потерями. Предшествовавшее сражение на Черной речке в очередной раз показало, что даже в самых тяжелых условиях Российская императорская армия отличается невероятной стойкостью и упорством.

Ненавязчивый стиль и уверенная аргументация — основное достоинство автора книги. Благодаря этому читатель имеет возможность увидеть страшную и величественную природу описываемых событий далекого XIX века. Эффект достоверности присутствия — одно из главных достоинств книги.

Для достижения такого «погружения в историю» автор широко использует многочисленные библиографические ссылки на источники по данной теме, которая всегда привлекала внимание всех, кому интересна история Крыма.

«Большое видится на расстоянии» — данная книга — это еще одна попытка приблизить и внимательно рассмотреть великое событие, связанное с подвигом нашего народа, совершенным им в то уже далекое трагическое и героическое время.

---

Своевременное решение. Можно сказать — образец правильного видения ситуации. Это уже без иронии. Сардинцы дождались отхода русских и просто заняли оставленную ими территорию. Не будем считать столь неторопливое движение сардинской пехоты за трусость. Она пошла, когда условия для ее действий были подготовлены артиллерией.

Сразу после начала отхода русских, вперед двинулась французская пехота: «Французский генерал Клер, командир 2-й бригады резерва, отдает приказ перейти в контратаку и 62-й полк атакует авангард русских колонн. Они отбрасываются и преследуются за р. Черная. Этот повторный наступательный порыв французов поддерживается сардинскими батальонами дивизии Тротти, которые также восстанавливают свои утраченные боевые позиции на г. Зиг-Заг, и в дальнейшем преследуют в беспорядке отступающего противника под прикрытием их значительных кавалерийских отрядов и огня русских артбатарей. 6 турецких батальонов тем временем спешат для усиления позиций союзников вдоль Черной речки. С этой же целью командующий французской армией приказал трем новым своим дивизиям выдвинуться поближе к русским, находящимся на прилегающем плато».{473}

И вновь официальная версия сардинцев грешит, говоря о «беспорядке» среди отступающих русских. Где-где, а у Липранди такового не наблюдалось.

Пьемонтцы пошли в атаку не одновременно с французами, а присоединились к ней уже по ходу разворачивавшихся событий: «В этот раз передовые части французов, к которым присоединились 2 роты берсальеров 5-го батальона (капитан Ферарри), 12-й пехотный батальон (капитан Бланкетти); 17-й батальон (майор Ферреро) и дивизион 16-й артбатарей, — все они, возглавляемые командиром бригады генералом Дж. Моллардом, стали преследовать противника при его отступлении. 17-й батальон и 1-я рота берсальеров перешли канал по небольшому деревянному мосту, и удлинив наступательную цепь 11-го батальона, стали ружейным огнем преследовать отходящего противника. С ближайших холмов, занятых французскими войсками, послышался протяжный призыв: “Да здравствуют Пьемонтцы!”».{474}

На перевязочном пункте передовой оборонительной линии Севастополя. Фрагмент панорамы. Худ. Ф. Рубо. 

Генерал Риччи в написанных в 1885 г. «Воспоминаниях…» объясняет, почему сардинцы столь большое внимание уделяют таком частному эпизоду, как их атака: «Это был самый лучший и важный момент для нас! Момент утверждения национальной гордости! Мы не преувеличиваем важности этого факта, как и сложности его достижения. Но он был: наши воины не пропустили вперед себя никого. И это могут подтвердить французы, англичане, турки и русские. И этого достаточно для нас, чтобы показать, что мы должны были и хотели смыть перед лицом всей Европы позор и воспоминания о полном фатальном поражении при Новаре!»{475}

Младший лейтенант Первиньяно из 5-го батальона берсальеров возглавлял своих подчиненных призывая: «Дети мои, не дайте зуавам обойти нас!», и раненный в щеку, сделав перевязку, остался со своим взводом.

Очень красиво, патетично, но с трудом умещается в описание сражения. Выше мы об этом уже говорили. Не стоит большого труда понять, что пьемонтцы просто продвигались вперед за отходившей русской пехотой, сопровождая ее ружейным огнем и занимая по мере отхода последней освободившееся пространство. Когда же русские окончательно отошли — сардинцы броском вернули утраченные до этого позиции.

К 10 часам сардинцы заняли свои прежние укрепления на Телеграфной горе и Карловских высотах. На горе Гасфорта закрепились подошедшие из резерва три турецких батальона.{476}

Личный состав 5-го батальона берсальеров совместно с французскими зуавами участвовал в атаке, пытаясь отбить у русских Трактирный мост. Овладев им, зуавы, в знак признания доблести и бесстрашия пьемонтских берсальеров, вручили им свой головной убор «…феску, а берсальеры — свою шляпу с черными петушиными перьями».{477}

Итальянцы впоследствии оказались более склонными к фетишизму, сохранив в качестве традиционного элемента униформы берсалъеров красную феску — «шешие», которая до сих пор, наряду с другими традиционными элементами, входит в форму одежды итальянской легкой пехоты. Французы же, до конца существования зуавских частей, петушиных перьев не носили. Не понравились они им, наверное…

Говоря о заслугах пьмонтцев, сам Риччи не склонен к их преувеличению: «Каковы заслуги нашего сардинского корпуса в ходе Чернореченского сражения? Осмелюсь утверждать, что мы были начеку и вовремя обнаружили атакующие действия противника своими передовыми форпостами и твердо оборонялись и держались в первой фазе сражения. Мы своевременно перешли от обороны к наступлению во второй фазе и этим наш экспедиционный корпус сыграл важную роль в достижении победы союзниками. Претендовать на большее было бы преувеличением, но и отрицать то что нами было сделано, также было бы несправедливо».{478}

В то же время, не подлежит сомнению, что моральный настрой пьемонтцев был высоким: «Когда стало ясно, что намечается большое сражение, живое беспокойство проявилось среди пьемонтцев больных холерой, тифом, находившихся в лазаретах. Они покидали их, заявляя, что выздоровели и хотят стать в строй, занять свои места в траншеях среди своих боевых товарищей. Сначала их пытались остановить, запретить покидать больничные палатки, но затем вынуждены были уступить. И правда, что можно ответить людям, которые со слезами на глазах вам говорят: “Мы хотим воевать. Когда наши товарищи сражаются, мы не можем оставаться в палатках, дайте нам оружие и вы увидите, что мы выполним свой долг!”. И все видели, как эти изможденные и высохшие от длительных страданий люди брали дрожащими руками ружья, занимали свои места в траншеях с трудом удерживаясь на ногах. Часто приходилось их укладывать на землю почти без признаков жизни, но все они оставались твердыми, решительными и непреклонными. О друг мой, когда видишь подобное, то наверняка уверуешь в то, что солдат окружен ореолом морального величия, возвышающего его над всеми. Тогда любить его — это не только требование устава, но и веление сердца. Это чувство во многом сходно с отцовским. Это чувство, которое помимо любви и уважения к солдату, делает честь тому, кто его испытывает и проявляет!»{479}

Недаром современники считают, что единственной из сторон, участвовавших в сражении, мотивированной более других — были как раз сардинцы. В Крыму они бились за объединение своей Италии.

СЕВАСТОПОЛЬ: ОЖИДАНИЕ БЕЗ НАДЕЖДЫ

Все время когда шла кровавая схватка на берегах Черной речки, севастопольский гарнизон находился в напряжении. Все ждали сигнала к началу действий: «Страшное затишье, ни одного выстрела; мы все наготове, лошади оседланы, каждый имеет свое назначение; Хрулев в рубашке, с трубкой, нетерпеливо ходит по коридорам и грызет янтарь. 4 часа, первый телеграфический сигнал: «наши наступают»; 5 часов, второй сигнал — «бой начался»; 6 часов — «бой продолжается». В 7, в 8 и в 9 часов, повторяется сигнал «бой продолжается» и больше сигналов не было. Можно представить наше положение. С платформы батареи нам видно было, как неприятельские колонны из Камыша направились к месту сражения (12 верст пересеченной местности). Мы видели, как против нас французы выходили из траншей, строились в колонны, отправлялись туда же; против нас оставались одни турки».{480}

Хрулев нервничал. Опытный военачальник мог понимать — что-то произошло, запущенная многотысячная машина дала сбой. На его глазах упускалась реальная возможность если не нанести сокрушающий удар, то хотя бы создать проблемы для союзников, облегчить положение сражающихся на Черной речке: «Хрулев выходил из себя от нетерпения, в 9 часов, вошел в комнату, где мы сидели, сел в кресло и обращаясь к Самарину, спросил: “что вы думаете они делают?” — “Не знаю.” — “Бегут, подлецы!” И прибавив энергическую брань, быстро начал ходить».{481} Понимая, что дальше так продолжаться не может, он начинает действовать на свое усмотрение. Первое что делает — пытается получить независимую информацию: «Потом послал Самарина и Макарова на поле сражения, приказав первому воротится сейчас, а второму ожидать окончания. Им надо было переправиться через бухту и по горам 17 верст проскакать до места битвы».{482}

Но половина дня так и прошла в неизвестности. Это была личная трагедия Хрулева. Все, что столь тщательно разрабатывалось лично им, обращалось в прах: «Какая минута для вылазки! Колонны были на половине дороги и по тревоге не знали бы куда идти — к городу или на Черную речку, но желанного сигнала к начатию вылазки не было, а Сакен и Хрулев не смели ослушаться буквального приказания, тем более не знали, что делается там».{483}